Дневники ММКФ-2019: турецкий мифический рок и вездесущая карма в Японии
Sobesednik.ru — о первых конкурсных фильмах Московского кинофестиваля, упорно намекающих на последствия наших ошибок. Второй год подряд Московский междунарожный кинофестиваль проводится не в конце июня, а в середине апреля. В прошлом году смена временного отрезка для показа сложного фестивального кино была связана с проведением чемпионата мира по футболу, что послужило причиной таких перемен теперь, в 2019-м — остается загадкой. Что фестиваль приобрел, а что потерял из-за временных перемещений — вопрос также открытый. Уже в мае взгляды всего синефильского сообщества будут прикованы к действу в Канне, и многие режиссеры, если бы ММКФ проводился, как раньше, в июне, могли бы претендовать на показ своих уже титулованных на более престижном французском фестивале картин не в основном конкурсе, но в других, не менее интересных программах, в Москве. Теперь же требование премьерности (к участию в конкурсе Каннского кинофестиваля допускаются лишь те фильмы, у которых еще не было мировой премьеры) не позволяет им это сделать. Но и без каннских лент гостям нынешнего ММКФ есть на что обратить внимание: в программах фестиваля значатся имена Вернера Херцога, Рэйфа Файнса, Кшиштофа Занусси и других именитых мастеров, представляющих свои картины вне основного конкурса. В плане судейства у «москвичей» вроде бы все тоже схвачено — возглавляет жюри основного конкурса титулованный южнокорейский автор Ким Кидук, по обе руки от него — турецкий режиссер Семих Капланоглу, итальянский сценарист Валия Сантелла, российская актриса театра и кино Ирина Апексимова и финнская актриса и певица Мария Ярвенхельми. Пресс-конференция жюри основного конкурса // Фото: Sobesednik.ru И хоть представление лент программы основного конкурса началось лишь пару дней назад, уже создается впечатление, что отборщики вознамерились продемонстрировать подлинное многообразие авторских подходов, геолокаций, тем и мнений на экране. Рассказывать обо всех фильмах мы будем постепенно и — для пущей наглядности — в соответствии с той или иной тематической концепцией. Сегодня на повестке тема неминуемого рока — вот уже два режиссера из основного конкурса совершенно недвусмысленно говорят зрителю о том, что за каждый поступок придется заплатить. «Капкан» (Сейид Чолак, Турция) Кадр из фильма "Капкан" // Фото: скриншот с YouTube Четверо мужчин, живущих на острове в небольшой турецкой деревушке, во время рыбалки теряют одного из друзей — после ссоры с очевидным лидером компании он исчезает, а чуть позже вновь появляется на экране уже в тяжелом гробу на плечах своих же приятелей. Начинаясь как восточный вариант пропитанных мускулинностью «Мужей» Кассаветиса, «Капкан» довольно быстро разгоняется от драмы про непростую мужскую долю к мифу о преступлении и наказании с примесью житейской иронии. Например, вдоволь нагоревавшись о гибели приятеля, все те же четверо героев после его похорон несут на плечах уже не гроб, а керамическую ванну, так не вовремя привезенную на остров курьерами. Статичные, выверенные планы возвращают героев, пару минут назад потрясенных потерей, обратно в полусонное существование и мифологическую бытийность. Только лидера компании что-то неизменно тревожит: волк, появившийся аккурат после смерти приятеля, не дает уснуть по ночам. Материализовашаяся совесть героем уверенно отвергается — он не находит решения лучше, чем пойти в лес с ружьем. Однако каждому герою воздается по его деяниям, а удивительные турецкие пейзажи, поражающие своей неприкаянностью и романтической тоской, намекают на вневременность и метафизичность происходящих на экране событий. «Импровизаторы» (Сабу, Япония) Кадр из фильма "Импровизаторы" // Фото: скриншот с YouTube «Закон кармы» во главу угла поставил и режиссер японской ленты «Jam», которую у нас перевели, вероятно, куда менее удачным образом. Ведь картина Сабу представляет собой «джем» в самых неожиданных итерпретациях — как по форме, так и по содержанию. Первый итог фантазии знаменитого японца — ее межжанровое положение, смешивающее драму, сатиру, трагикомедию, боевик и моралите. Второй — непрерывная дихотомия комического и трагического, а также динамики и статики (благодаря удивительной операторской работе, сочетающей ручную камеру и статичную съемку, монтажу с укороченными кадрами и их полной остановкой, а также великолепным мизансценам с застывшим передним планом и движущимся задним). Авторский сценарий Сабу крутится вокруг троих героев, чьи судьбы оказались связаны то ли роком, то ли случайностью — эстрадного артиста, на концерты которого толпами валят одинокие зрелые женщины, молодого романтика, чья девушка оказалась в коме из-за несчастного случая, а также недавно вышедшего из тюрьмы бывшего члена якудзы. Один совершенно по-кинговски оказывается похищен сумасшедшей фанаткой; другой, будто сойдя с экрана на показе Альмодовара, пытается воскресить любимую, совершая три добрых поступка в день; третий в стиле О Дэ Су из южнокорейского «Олдбоя» с молотком в руках жаждет мести по отношению к предавшей его банде, члены которой, к слову, ведут комичные беседы о житейских проблемах за приемом пищи, будто тарантиновские головорезы. По замечанию самого режиссера, все трое героев воплощают определенную меру любви — любовь к себе, любовь к другому и любви полное отсутствие. Судьба играет в фильме совершенно особую роль — она настигает всех троих почти одновременно, сводя все сюжетные нити в одну и в соответствии с поступками героев даруя кому-то истину, кому — исцеление, а кому — смерть.
