Русская Германия (Германия): наши павшие как часовые
Девятого мая над российскими, украинскими, белорусскими и многими другими городами снова полетят стаи журавлей, из-под небес по-птичьи окликая всех нас, кого они оставили на земле. И их печальный клич будут слышать люди, идущие в рядах «Бессмертных полков» с фотографиями своих родных, с кровавых не вернувшихся полей… Я счастливый человек: мой будущий отец, сбежавший на фронт в 16 лет, вернулся живым. И я знаю, что такое георгиевская ленточка не из интернета, а из детства: видела ее цвета на планках папиного мундира, его наградах. И правду о войне узнавала не от неоперившегося политолога, делающего карьеру на грязи, а нужные книги, говоря по-высоцки, в детстве читала и такие же нужные фильмы смотрела. Мне просто повезло родиться в тот недолгий период между послесталиньем и предгорбачевщиной, когда среди огромного количества книжного и киномусора появились настоящие книги и фильмы о настоящей войне. Как бы это правильнее сказать? Не художественные кинофильмы по плану «Фильмов о войне — 3 штуки», эпопеи и уж тем более сериалы, где наградные планки у героев с правой стороны и ордена навешаны куда попало, а рассказы самих фронтовиков. Поэтому когда пришли Суворовы-Резуны, «Смерть Сталина», «Праздник» и прочее, мое поколение уже было для них недоступно. Ведь мы смотрели «Судьбу человека» не с Борисом Корчевниковым, а с Сергеем Бондарчуком. Не компьютерные кинобитвы, а «Летят журавли», «Иди и смотри», «Белорусский вокзал», «Обыкновенный фашизм», «Баллада о солдате», «Они сражались за Родину», «Иваново детство», «Отец солдата», «Двадцать дней без войны», «Восхождение», «А зори здесь тихие», «Дорогой мой человек», «Живые и мертвые», «Подранки», «Бабье царство», «Сошедшие с небес», «Трясина», «Солдаты», словом, фильмы о войне, которая была на самом деле. Рассказывали о ней, преодолевая нередко, как вражеские заслоны, запреты и цензуру, писатели, режиссеры, актеры, вернувшиеся с фронта. Рассказывали так, что плакали не то что эмоциональные девушки, а сами солдаты той войны. Их война с ежедневным подвигом, предательством, силой и слабостью духа, шкурничеством, бытом, любовью, горем, жестокостью становилась будто нами лично прожитой и пережитой. Как сделал ее потом глубоко личной и «Бессмертный полк». Нас, атеистов, учила христианскому милосердию героиня Нины Ургант из фильма «Сыновья уходят в бой», разрывая материю на портянки для обмороженного молоденького фашистского солдата: «Какой же он немец» (то есть враг) — «дитя совсем». И старушка из кинохроники, сунувшая горбушку хлеба одному из проходивших строем пленных. И юная санитарка из фильма «Они сражались за Родину», под пулями и взрывами снарядов волокущая с поля боя раненого. Не любимого, не брата или отца — чужого человека, чье спасение в любую секунду могло стать ее гибелью. Нам объяснял, что такое война сын войны Владимир Высоцкий, когда «вроде все, как всегда: то же небо опять голубое, тот же лес, тот же воздух и та же вода, только он не вернулся из боя». И без фронтового друга «будто ветром задуло костер». А Элем Климов позвал: «Иди и смотри», и едва не седея, как его герой-подросток Флера, мы увидели, «что если Бог и есть, то в начале 40-х он брал очень долгий перерыв на обед». Хотя разве меньшей была тихая человеческая боль Федота Васкова из «Тихих зорей»: «А главное — детишек могла бы нарожать, а они бы внуков и правнуков. И не оборвалась бы ниточка… А они по этой ниточке ножом». Особенно понятной нам, детям фронтовиков, не оборванным ниточкам. Мы узнали будни войны за «Двадцать дней» без нее, в рассказе Алексея Германа «без фальшака», где «страшно голодали, спали, закопавшись в уголь, и из последних сил делали все для фронта», где любили и страдали от измен. Узнали, что слабый способен на «Восхождение» и человек не может знать наверняка, кто он — Сотников или Рыбак. Ну что такого убедительного после этого могут мне сообщить, чтобы я перестала перестать понимать, что «живу я на земле доброй за себя и за того парня»? Того похороненного в безымянной могиле незнакомого парня, обещавшего, как в «Балладе о солдате» и песне из «Минуты молчания»: «Я вернусь, мама!..» Кто сможет после «Освобождения» Юрия Озерова, «Битвы за нашу Советскую Украину» Александра Довженко, «Битвы за Россию» Фрэнка Капры, «Неизвестной войны» Романа Кармена меня убедить, что та война была эдакой местечковой, «внутренней», и что не Петры Лопахины, Жени Комельковы, Алеши Скворцовы, Иваны Приходько и Алексеи Титаренко, реальные, принесли Победу? Что о них могут мне сказать не потерявшие родных на войне люди, когда «белые журавли» рассказали о себе сами — в фильмах, книгах, дневниках, письмах? Нет, «наши мертвые нас не оставят в беде: наши павшие как часовые». Потому отравленные пули, которыми стреляют сейчас в Великую Отечественную, пролетают мимо меня. Мне все равно, с какого дубля был снят солдат, забиравшийся на купол рейхстага со знаменем. Есть главный факт: он водрузил знамя мира. Мне все равно, кем были по национальности солдаты 1-го Украинского фронта, вошедшие на территорию концлагеря Аушвиц. Есть главный факт: его заключенных освободили. Мертвые нашего сраму не имут, они свое бессмертное дело сделали. Ну а чем прикроют свой срам собирающие грязь о войне, обливающие мазутом, как на днях «Скорбящую мать» в Трептов-парке, или продающие «медаль „За победу над Германией"» за 19,99 евро на eBay, как некие Сергей и Олег из баварского Бургленгенфельда, пусть решают сами. Возможно, для нового поколения эта война и эта победа снова стала неизвестной. Возможно, для части из них — шансом заработать на таких же, как у моего отца, медалях и орденах. Что я могу им сказать на это? Иди и смотри.
