Ведьмы, танцы и абсурд. Субъективные итоги 72-го Каннского кинофестиваля

Festival de Cannes Ведьмы, танцы и абсурд. Субъективные итоги 72-го Каннского кинофестиваляЗавершился 72-й Каннский кинофестиваль. Впервые в истории «Золотая пальмовая ветвь» досталась южнокорейскому фильму — «Паразитам» Пон Джун Хо. Рассказываем о победителе, а также о других заметных картинах смотра из числа тех, о которых еще подробно не говорили. «Паразиты» Пон Джун Хо В этом году Каннский фестиваль удивил журналистов новым расписанием пресс-показов: в частности, если раньше один из фильмов основного конкурса показывали каждое утро в 8.30, то теперь этот сеанс заменили вечерним — десятичасовым. И вот, когда большинство критиков побежало писать рецензии на «Однажды… в Голливуде» Тарантино, дошедшие все-таки до следующего, вечернего, конкурсного показа стали делиться в соцсетях новостью. Мол, только что они увидели будущего лауреата «Золотой пальмовой ветви», фильм, превзошедший работу и Квентина Тарантино, и других маститых режиссеров. Речь о «Паразитах» корейца Пон Джун Хо, известного в России по англоязычным картинам «Сквозь снег» и «Окча» — последняя была в каннском конкурсе несколько лет назад, когда смотр еще не окончательно рассорился с Netflix. Впервые за последние годы пророчество сбылось: всеобщего любимца, получившего самую высокую оценку в критическом рейтинге журнала Screen International, отметило и жюри. «Паразиты» рассказывают о талантливом, но бедном семействе (мать, отец, взрослые сын и дочь), прозябающем в полуподвальной квартире. Однажды им предоставится шанс неплохо заработать и повысить свой социальный статус. Друг не имеющего высшего образования, но хорошо знающего английский молодого человека Ки-ву просит на время его отъезда стать преподавателем его ученицы. Ки-ву подделывает диплом и завоевывает симпатию старшеклассницы и ее доверчивой и доброй матери. Денег у работодателей предостаточно: глава семейства чуть ли не олигарх. В итоге все ближайшие родственники Ки-ву постепенно обретают должности в богатом доме, притворившись людьми, не связанными кровными узами. Пон Джун Хо в «Паразитах» демонстрирует, что о проблемах общества — а речь в первую очередь, конечно, о социальном расслоении — можно говорить задорно, драйвово и оригинально. Он смешивает множество жанров: сатира перетекает в трагедию, черная комедия смешивается с кровавым триллером, а семейная драма чередуется с любовной историей. Несмотря на невероятность событий, вектор развития которых с какого-то момента невозможно предугадать, у Пон Джун Хо получилась лента абсолютно достоверная и живая. Каждого персонажа можно осудить, но каждому можно и посочувствовать — готовых оценок у режиссера нет, и это хорошо. Какая из сторон паразитирует на другой — большой вопрос. Lux Aeterna Гаспара Ноэ Одним из самых ярких фильмов прошлогоднего Каннского фестиваля стал «Экстаз» Гаспара Ноэ, показанный в параллельной программе «Двухнедельник режиссеров». История о танцорах в стиле вог, попадаюших из рая в ад (их вечеринка выходит из-под контроля после того, как все выпивают сангрию с подмешанными туда наркотиками) выбивала почву из-под ног своей сумасшедшей энергией. Всего лишь пятидесятиминутная лента Lux Aeterna, включенная во внеконкурсную секцию полуночных показов, может посоревноваться по градусу безумия с «Экстазом». Беатрис Даль и Шарлотта Генсбур изображают самих себя. Первая готовится к съемкам режиссерского дебюта, вторая согласилась выступить в ее фильме в роли сжигаемой ведьмы. Актрисы болтают друг с другом о своем творческом опыте, потом встречаются с разными людьми на съемочной площадке. Например, эпизодическую роль актера, также планирующего режиссерский проект, играет Карл Глусман из скандально-порнографической «Любви» того же Ноэ. Когда начнутся съемки под руководством Даль, все, разумеется, стремительно полетит к чертям и обретет апокалиптический масштаб. Во время просмотра Lux Aeterna окончательно становится ясно, что Гаспар Ноэ в своих картинах зачастую просто стебется и издевается над зрителями. Его новый фильм совершенно не хочется, да и не нужно интерпретировать с серьезной миной. Сатира на съемочный процесс, особенно хаотичный, если в роли режиссера выступает актер? Феминистский манифест? Может, и вовсе новое Евангелие, когда распятой на кресте оказывается женщина, да еще и ведьма? Нет, нет и нет, можно выдохнуть и просто получать удовольствие от хулиганства Ноэ. А главное, обрести тот самый экспириенс, ради которого люди и продолжают ходить в кино в эпоху стриминговых сервисов. Lux Aeterna постепенно с помощью своего ритма и цвета вводит зрителей в транс. Фильм воздействует не только на ментальное, но и на физическое состояние: завершается все бешеным миганием стробоскопа — эпилептикам, увы, смотреть такое нельзя, да и слишком чувствительным людям тоже. Остальным измененное сознание без применения психотропных веществ гарантировано. «Должно быть, это рай» Элии Сулеймана «Должно быть, это рай», режиссер Элиа СулейманFestival de Cannes Талантливейший палестинец Элиа Сулейман удостоился всего лишь специального упоминания жюри — приятной, конечно, но довольно мутной награды — режиссер явно расстроился. Его даже не позвали на пресс-конференцию победителей фестиваля. Тем не менее, хорошо, что такое неформатное, не вписывающееся в общий конкурсный ряд кино хоть как-то поощрили. «Должно быть, это рай», показанный в последний день смотра, основательно взбодрил зрителей, уже уставших от, пусть в большинстве случаев и незаурядных, но многословных и громоздких драм. Картина очаровывает своей ироничностью, лаконизмом и жанровой оригинальностью. Элиа Сулейман играет в фильме самого себя: режиссера, родившегося в Назарете, пожившего в Нью-Йорке, но вернувшегося в итоге в Палестину. У фильма трехчастная структура: сначала Сулейман наблюдает за жизнью на родине, потом летит в Париж на встречу с потенциальным продюсером, дальше — в Нью-Йорк, где участвует в конференции, посвященной автономии Палестины. Постановщик (хотя, разумеется, это все же его экранное альтер-эго) на протяжении почти всей ленты молчит, но его молчание настолько выразительно, что напрашиваются сравнения с самим Бастером Китоном. Он грустный интеллигент, с изумлением наблюдающий за идиотизмом окружающего мира. «Должно быть, это рай» — набор абсурдных трагикомических сценок-скетчей, и этим картина напоминает работы шведа Роя Андерссона. Большинство эпизодов, как и у Андерссона, кажутся сновидениями автора: например, Париж Сулеймана большую часть времени совершенно пустынен. Лента безусловно рифмуется и с недавними «Синонимами» израильтянина Надава Лапида — картиной, победившей на Берлинале. Герой «Синонимов» тоже выясняет свои отношения с родиной: едет во Францию, чтобы навсегда откреститься от Израиля, но в итоге осознает, что его план был утопичным. Элиа Сулеймана ранят те же национальные особенности, от которых хотел сбежать и герой Лапида: речь о милитаризованности, полицейской агрессии и отсутствии реальной заботы о людях. Но оказывается, что все это характерно и для других стран: в Назарете полицейские высматривают что-то в бинокль, в то время как прямо перед ними человек разбивает о стену бутылку; в Париже стражи порядка гонятся за человеком с букетом, а потом по пустому городу едут танки; в США у каждого посетителя супермаркета с собой ружье, а копы толпой набрасываются на девушку, выступающую с одиночным пикетом. Единственное, что, по сути, отличает Палестину — это отсутствие реальной независимости, которой, как констатирует в финале фильма экстрасенс, Элиа Сулейман при жизни не дождется. Рая не будет, берите то, что есть. Печальная, смешная, необычная и невероятно обаятельная картина. «Боль и слава» Педро Альмодовара Фильм Педро Альмодовара «Боль и слава»Festival de Cannes Лучший за последние годы фильм испанского мэтра Педро Альмодовара, на победу которого ставили и надеялись многие. До поры до времени картина возглавляла рейтинг журнала Screen International, а французские критики в журнале Le film français отдали ленте одиннадцать «Золотых пальмовых ветвей». В итоге наградили только Антонио Бандераса, исполнившего, наверное, лучшую в жизни роль. Дон Педро, увы, так и остался без главного каннского трофея. «Боль и слава» — предельно личное кино, и это бросается в глаза даже на фоне того, что исповедальность характерна для многих работ Альмодовара. Антонио Бандерас на церемонии вручения наград прямо сказал, что изображает в фильме самого Альмодовара, и потому это, разумеется, их общий приз. В картине испанец не только представляет полувыдуманную версию своей жизни (факты биографии могут буквально и не совпадать, но эмоции и переживания явно подлинные), но и делится главным своим страхом — потерять возможность заниматься любимым делом. Персонаж Бандераса, в прошлом известный режиссер Сальвадор Мальо, больше не может снимать. У него, человека еще совсем не старого, слишком много разнообразных болячек. В итоге он впервые начинает употреблять героин, разрушивший в свое время его отношения с любимым человеком. Параллельно Сальвадор вспоминает свою жизнь: необъятную любовь к матери и ее проявившееся с возрастом недовольство им, погибшие отношения, съемки. Погружение в прошлое помогает ему вновь сделать осмысленным и творчески наполненным настоящее. Если сегодня и стоит снимать традиционное по форме кино, то только такое — где душа создателя открыта нараспашку. «Мектуб, моя любовь: Интермеццо» Абделлатифа Кешиша «Мектуб, моя любовь: Интермеццо» Абделлатифа КешишаFestival de Cannes Самый скандальный и радикальный фильм основного конкурса. Продолжение картины «Мектуб, моя любовь», показанной два года назад на Венецианском кинофестивале. Жарким летом 1994 года начинающий сценарист и фотограф арабского происхождения Амин приезжает в свой родной город Сет в южной Франции. Скромный юноша за три часа экранного времени первой части «Мектуба» так и не превратился из наблюдателя в активного деятеля. Зато увидел он многое: и страстный секс пышнотелой красавицы Офели с его кузеном Тони, и флирт всех со всеми, и горячие танцы в клубе. Во второй серии Амин постепенно эволюционирует, учится принимать участие в событиях, а не только наблюдать за ними. Вероятно, к тому же нас призывает и автор «Жизни Адель» Абделлатиф Кешиш: хватит смотреть кино, пора жить настоящей жизнью! Месседж, диаметрально противоположный тому, который заложен в «Однажды… в Голливуде» Тарантино. Действие «Интермеццо» начинается спустя несколько дней после событий предыдущего фильма. На сей раз Кешиш окончательно плюет на все каноны и нормы. Продолжительность ленты — около трех с половиной часов, из них минут сорок отведено болтовне на пляже, два с лишним часа — танцам на дискотеке, пятнадцать минут — подробнейшей, явно не симулируемой сцене куннилингуса. Большинство критиков фильм возненавидело, а Кешиша обвинило во всех грехах: от объективации женщин до неэтичных методов работы (якобы он спаивал актеров, чтобы заставить их сняться в той самой порнографической сцене). О невыносимости бессобытийного зрелища для большинства можно и не упоминать. Но если все-таки оторваться от феминистской повестки (каждому, конечно, решать, стоит ли это делать), можно получить от картины невероятное удовольствие. Когда «Мектуб», который анонсировался как четырехчасовой фильм, закончился через три с половиной часа, стало искренне жаль. Если погрузиться в картину, поймать ее настроение, то течения времени совсем не замечаешь — напротив, хочешь смотреть на тверкаюших девушек, вытанцовывающих свою боль и одиночество, вечно.