Александр Лунгин: Кино, в котором мы находимся, должно быть осмысленным

Сценарист, режиссер и продюсер Александр Лунгин представил на «Кинотавре» свой новый фильм «Большая поэзия». Главные роли в нем исполнили Александр Кузнецов и Алексей Филимонов. Режиссер рассказал корреспонденту «Вечерней Москвы» о своем новой фильме, отношению к рэпу, любимой литературе и позднебуржуазном урбанизме Москвы. — Что было самым сложным в работе над сценарием? Как я понимаю, эта история сложилась из кусочков реальных историй, где-то подслушанных, увиденных, возможно. Вы, по сути, сталкиваете в фильме миры, изначально не родственные друг другу. — Нет, сценарий создавался не так. У нас с Сергеем Осипьяном был старый сценарий, написанный лет 10 назад. Не могу даже сказать точно... Он был другой: смешной, веселый, там действующим лицом был Шнуров, а главным героем был некий прототип Барецкого, если вы еще такого помните. Так вышло, что некоторое время назад мы при помощи моего отца смогли получить поддержку Минкульта на создание нового фильма. Я стал думать, как оживить этот сценарий. Потому что он дико устарел, а я стал совсем другим. Полгода я думал — и вот что получилось. — Ваша история рассказывает о жителях Москвы — двух инкассаторах, которые в свободное время пишут стихи и делают ставки на петушиных боях. Почему показать такой сюжет было важно для вас? — Знаете, это как-то по-другому происходит. Когда пытаешься придумать фильм, на самом деле не рассуждаешь о том, почему то или это важно. Кое-что осталось просто как генетическое наследство старого сценария: инкассаторы, стихи... Я стал крутить, что бы из этого могло получиться. Пытался сконструировать новую историю. У наших героев нет реальных прототипов, в основе своей это — чистый вымысел. В общем, это довольно абстрактный меланхолический вестерн. А что касается самих этих парней, мне кажется, что кто-то должен сказать слово и про них. Современная нормативная культура, в том числе и фестивальная, бросает их на произвол судьбы. Словно таких людей просто не существует. — Вы кинематограф очень глубоко понимаете, поскольку росли в киносемье, как вы уже сказали, и много с кем успели поработать. Какая проблематика сейчас в киноиндустрии существует? Кто-то говорит о том, что YouTube, скринлайф-формат и VR-кинотеатры скоро станут монополистами в этой сфере. Кто-то считает, что кино мертво или скоро вымрет как вид искусства. Какие у вас есть мысли и прогнозы по этому поводу? — Всегда все говорят: сейчас это исчезнет, умрет, но что-то так и не вымирает до конца. Конечно, когда я был молодым, в конце 80–90-х годов кино было чем-то другим, нежели сейчас. Тем же, чем была литература в XIX веке. Это была повседневная жизнь. И это было особое занятие. При всем своем величии у такого положения, кстати, было много минусов. Это был тотальный диктат сиюминутного успеха. Ты должен был попадать в болевую точку времени, выражать надежды и ожидания кучи людей, взрывать «Сандэнсы». А теперь кино устроено как любая другая часть искусства. В принципе ты можешь делать то, что тебе одному интересно. Ты не обязан преданно служить конъюнктуре. Сейчас кино стало рядовым занятием. Обычное искусство, только стоит почему-то в сто раз дороже. — То есть превратилось в средство самовыражения? — Не совсем... Слишком много людей, слишком много усилий, слишком много денег. Когда мы говорим: «Боже мой, мы сняли фильм всего за 40 миллионов рублей...» и чувствуем себя чуть ли не сподвижниками, а нас слушают люди, которые занимаются другими вещами и целый год работают над проектом за 75 тысяч рублей, что они должны про нас думать? Но пока это так. И это трудно объяснимое неравенство делает наше занятие еще более невротическим. Но так или иначе, мне кажется, что сейчас эпоха (она, наверное, недолго продлится), когда выигрывают те, кто прямо говорит: «Я снимаю про то, что мне сейчас интересно». Быть может, в этом нет чего-то обязательного для всех, но меня это волнует. И эта свобода — единственный плюс нынешнего положения дел. Ну и еще под воздействием сериальной культуры изменился статус сценария. После технологической и семиологической революций начала тысячелетия казалось, что это все пойдет совсем в другую сторону. Но в результате кино просто окончательно разложилось на две ветви, которые почти не коммуницируют друг с другом. И в том «маленьком» кино, где мы все находимся, опять стало важно содержание. Теперь нужно стараться что-то осмысленное найти, а не просто клевое. Читайте также: Ян Гэ: Я хочу снимать кино, которое меняет мировоззрение зрителя