Искусное ретро и психоделичный нуар на фестивале имени Тарковского
В прошедшие выходные в Иваново завершился один из самых любопытных и самобытных киносмотров в стране — фестиваль «Зеркало» имени Андрея Тарковского, где величавая тоска среднерусских пейзажей и память о великом советском режиссере вступают в интересный диалог с передовым современным авторским кино, участвующим здесь в основном конкурсе. О том, что показывали на «Зеркале» в этом году, рассказывает Андрей Карташов. Внушительный по меркам региональных кинофестивалей порядковый номер «13» отражает действительность только отчасти. «Зеркало» несколько раз переделывалось, очередная реновация случилась год назад, а в этот раз у фестиваля появился новый президент, Сергей Бодров — старший. При этом, несмотря на название смотра и на то, что его айдентика в этом году выстроена вокруг «Сталкера» (фильму исполнилось 40) и Виктора Цоя (его песни играли на открытии), фестиваль имени Тарковского старается не фиксироваться на мемориальном сюжете. Патрону фестиваля посвящена небольшая академическая конференция и выставка Рашита Сафиуллина, художника «Сталкера». Но только с натяжкой можно сказать, что победившая в конкурсе «Зеркала» «Дылда» Кантемира Балагова имеет какое-то отношение к традиции Андрея Тарковского, да и вообще эпигонов классика на этот раз в конкурсной программе не было — притом что в мировом кино нехватки в них по-прежнему не наблюдается. В конкурсе «Зеркала» (его составляет Андрей Плахов) всегда много дебютов и, соответственно, обязательно представлены премьеры Роттердама, главного в мире фестиваля первых фильмов. На этот раз их было две. «Тридцать», недавно показанный в кинотеатре музея «Гараж» в Москве, — броская работа Симоны Костовой, с которой она выпускалась из Немецкой академии кино и телевидения, снятая за карманные деньги в съемных квартирах и барах берлинского Нойкельна. Кино в неувядающем жанре «ходят, болтают» сделано изнутри тусовки самого модного европейского города, и этим объясняются как достоинства, так и недостатки «Тридцати»: все очень стильные и классные, вся фактура достоверна, но фильм настолько нарциссичный, что иногда становится неловко. Другой фильм из роттердамской программы тоже снят дебютантом из Германии. Житель Кельна Эльмар Иманов, по происхождению азербайджанец, раньше срежиссировал пару короткометражек и участвовал в продюсировании «Аритмии», а первый полный метр «Конец сезона» снял в Баку. В первые полчаса может показаться, будто это еще одна насупленная блеклая драма про обыкновенных людей — самый распространенный тип фестивального кино, без которого на «Зеркале» тоже не обошлось (см. беспомощную до комизма болгарскую «Ирину»). Но уже в начале фильма зрителя должно насторожить то, что сюжет «Конца сезона» как будто стремится ускользнуть от нашего внимания. Отношения между флегматичной матерью Фидан, отсутствующим отцом-алкоголиком Самиром и едва совершеннолетним Махмудом, который усиленно пытается сбежать от родителей, сняв собственное жилье, приходится достраивать из недомолвок. В этом доме не выясняют отношений и не говорят о своих чувствах, и именно это умолчание вызывает ощущение разлада. Но главное начинается уже в середине фильма, когда в сюжете наконец-то случается драматическая коллизия — и ее мы тоже едва замечаем: «Конец сезона» не меняет своей бормочущей интонации, и это оказывается самым эффектным решением. «Концу сезона» можно найти предшественников — уместно вспомнить о «Приключении» Антониони, возможно — о «Персоне» Бергмана (последнее авторы отрицают), но это несомненно оригинальное кино. И неудобное, из которого будто торчат углы — братья Имановы (сценарий написан режиссером в соавторстве с Анаром Имановым) вводят в фильм необъяснимые фантастические детали и ломают структуру, добиваясь синкопированного ритма. Итог всего этого подводит выдающаяся финальная сцена, в которой ничего не происходит, но которая за две минуты несколько раз обманывает зрительские ожидания и меняет ощущение от фильма в целом. Конечно, такие ходы могут вызвать раздражение, но именно этой способностью «Конец сезона» интересен. Можно сравнить его, например, с еще одним конкурсным фильмом, израильской драмой «После моего ухода», которая не хочет сопротивляться привычкам зрительского восприятия. Это кино о суицидальной старшекласснице и ее отце-одиночке, который пытается найти с девушкой эмоциональный контакт. Фильм Нимрода Эльдара смотрится на одном дыхании, это, как принято выражаться, «сильная история» на «важную тему», то есть идеальный участник программы «Панорама» Берлинского кинофестиваля, где, собственно, и состоялась мировая премьера этой зимой. В целом о картине не скажешь ничего дурного, но как только режиссер пытается выйти за пределы своего деловитого реализма в эпизоде кошмарного сна, то приземленность фильма становится очевидна. Как это обычно и бывает в сценах снов, которые удаются только немногим режиссерам: большинство использует их в качестве прямой метафоры или сюжетной подпорки, и даже отсылки к случаям из Фрейда здесь не помогают. Явным образом от прочих участников конкурса отличались две амбициозные работы, тяготеющие к большому стилю арт-кино: такие фильмы всегда находятся в меньшинстве, а в современном кино, где приняты камерные истории, — тем более. «Красный» Беньямина Найштата действительно довольно старомоден — искусное ретро об аргентинском провинциальном городе в 1975 году — накануне «грязной войны», вызывает ассоциации с Луисом Бунюэлем, Раулем Руисом и старыми детективами второго разбора. Психоделичный нуар о приличном до отвращения провинциальном адвокате переполнен сюжетными поворотами и барочными образами; за ними не всегда понятно, что происходит и что нам хотят сказать, но следить за этой запутанной историей неизменно интересно. Впрочем, фильм именно о том, что любая история сложнее, чем хотелось бы, а мир не подчиняется нашей воле: кажется, именно как метафора непостижимости мира в фильм введено ненужное для сюжета солнечное затмение, которого, кстати, в 1975 году в Аргентине не было: значит ли что-то эта нестыковка? Неизвестно, но фильм, побуждающий искать интерпретации и разгадывать загадки, не может быть плох. «Красный» получил приз за режиссуру, уступив «Дылде» Кантемира Балагова. Тоже образец амбициозного, полнокровного кино, второй фильм Балагова в большей степени, чем «Красный», вписан в современный кинопроцесс на уровне и стиля, и тем, но «Дылда» только что вышла в российский прокат под гром общественных дискуссий, и написано о ней уже достаточно. О ее присутствии в программе «Зеркала» стоит заметить лишь то, что очевидный фестивальный хит, снятый за относительно большие для арт-кино деньги и к тому же поддержанный пиар-машиной продюсера Александра Роднянского, занимал очень отдельное место в компании с небогатыми скромными дебютами, из которых в основном состоял конкурс. «Дылда» может нравиться или нет, но очевидно, что этот фильм находится в другой весовой категории; он и получил главный приз от международного жюри.
