Войти в почту

о восьмом фильме Квентина Тарантино «Однажды в... Голливуде»

«В «Однажды в... Голливуде» есть такой тоже, казалось бы, совершенно неважный эпизод. Актриса — жена Романа Полански — от скуки днём заходит в кинотеатр. Билет стоит 75 центов, но она говорит кассирше: «Можно я пройду бесплатно? Я снималась в этом фильме». Её пускают в зал, и она сидит абсолютно счастливая — не потому, что сэкономила 75 центов, а потому, что она в кино. Причём по обе стороны экрана. И таким же счастливым выглядел весь зал на премьере «Однажды в... Голливуде» — мы в кино». Меня пригласили в ресторан, а я не пошёл — сказал, что вечером иду на премьеру нового фильма Квентина Тарантино. И сразу же подумал, что звучит это точно так же, как звучало в 1997-м, например, году, когда на экранах появилась «Джеки Браун». Или в любом другом году, когда появлялись фильмы Тарантино. Вышел новый фильм, и остальное прямо сейчас не так важно — нужно идти в кинотеатр. Непременно в кинотеатр. Нельзя ждать, пока появятся пиратские копии, торренты или потоковое видео на сайтах с рекламой. Тарантино нужно смотреть в кино. Каждый новый фильм Тарантино первый раз нужно смотреть в кинотеатре. Потому что Тарантино — это сам дух кинематографа и относиться к нему следует подобающим образом. В каком-то старом интервью русского писателя Владимира Сорокина спросили, как бы он одним словом описал постмодернизм. Сорокин долго думал, как это ему и свойственно, а потом ответил: «Контекст». Вот и новый фильм Тарантино «Однажды в... Голливуде» — это прежде всего контекст. Точнее, это произведение, которое появилось из контекста, в этом контексте существует, но и само этот контекст создаёт. Кажется, что в основе фильма история двух друзей из 1969 года — актёра Рика Далтона, которого играет Леонардо Ди Каприо, и Клиффа Бута — дублёра Рика, которого играет Брэд Питт. Рик Далтон снимался в сериале-вестерне, а потом решил перейти в полнометражные картины, но не всё получилось, и вот он находится в кризисе, когда уже и хватка не та, и зовут не так охотно, и звёздный статус не так очевиден. Будто однажды в Голливуде наступило безвременье. Уже прошла эпоха вестернов, ещё не началась эпоха блокбастеров. И большую часть фильма на экране происходит именно вот это нечто «однажды в Голливуде». Друзья ездят по улицам, встречаются со знакомыми, много выпивают. Голливуд тут вроде бы и есть главный герой — улицы, рекламные вывески, киноафиши, роскошные огромные автомобили. Выразительная повседневность здесь важнее сюжета. На экране появляются то Аль Пачино, то Люк Пэрри, то человек, совершенно неотличимый от Брюса Ли. Аль Пачино восхищается тем, как в каком-то фильме о нацистах сыграл Ди Каприо, и показывает стрельбу из автомата, в которой мы узнаём стрельбу Тони Монтаны в исполнении Аль Пачино же. А в фильме о нацистах видится отсылка к тарантиновским «Бесславным ублюдкам». Всё в Голливуде переплетено, всё друг с другом связано. При этом никто не является тут главным героем или основной звездой фильма. Поэтому и дублёр тут важнее актёра, а Аль Пачино, по сути, играет роль второго плана, если не сказать эпизод. Кино — это фокусирование реальности, вычленение отдельных эпизодов и выстраивание их в одну историю, которую автор считает главной. Зрение человека широкоугольно — мы видим сразу очень много всего и сами порой этого не осознаём. Киноэкран же фокусирует наше внимание на чём-то конкретном — на линии, фактуре, историческом событии. В «Однажды в... Голливуде» Тарантино проделывает обратный трюк — он стремится показать реальность во всей её полноте, со всеми её второстепенными обстоятельствами. Он реальность расфокусирует, чтобы потом из этого бесконечно широкого контекста собрать совершенно неожиданную историю в своём уникальном авторском стиле — с кровью, оторванными руками, ножами, торчащими из зада, огнемётом и кровавым бассейном. Но это будет потом. А сначала два с половиной часа над Голливудом, помимо невыразимо прекрасных Ди Каприо и Питта, зловеще веет призрак Чарльза Мэнсона — страшного преступника и основателя секты «Семья», члены которой убили беременную жену режиссёра Романа Полански в Голливуде в 1969 году. Есть много критиков расследования этого дела, которые считают, что вина и причастность Мэнсона к преступлениям не доказана, но свои девять пожизненных сроков тот получил и умер в тюрьме в возрасте 83 лет. И вот эта часть контекста является принципиальной для понимания замысла Тарантино. Для американской публики дело «Семьи» — это, скажем, как для нас дело Чикатило. Можно много о чём спорить, но все понимают, что это за дело, кто этот человек, общество гомогенно и мгновенно реагирует на этот образ. Перед походом в кино прочтите статью о Мэнсоне в «Википедии», и я обещаю вам, вы будете приятно удивлены, когда увидите, как эту историю рассказал Тарантино. С реальностью его рассказ не имеет ничего общего, но именно ничего общего с реальностью не имеет и финал его фильма «Бесславные ублюдки». Нацистское руководство жгут в театре в 1943 году — смотришь, понимаешь, что неправда, а всё равно радуешься. Так Тарантино в своих фильмах восстанавливает простую справедливость в её мальчишеском понимании. Справедливость, благородство, месть, которую подают холодной, — всё это великая иллюзия, существующая, только пока горит экран с фильмом Тарантино. Но пока фильм идёт, в мире нет ничего более реального. Красивые люди, роскошные женщины, блестящие автомобили, сверкающий Голливуд, вечеринки Playboy, лёд в огромных стаканах, безупречные костюмы, захватывающие драки, много сигаретного дыма и очень много женских ног. После премьеры этого фильма Тарантино обвинили в жестокости и фут-фетишизме. Обвинять Тарантино в жестокости — это, конечно, смешно само по себе. Если бы слово «жестокость» нужно было заменить во всех языках, то его, вероятно, следовало бы заменить словом «Тарантино». За это его и любят. А что до футфетишизма, то уж на такую-то слабость этот гений точно имеет право — женщины постоянно кладут ноги на приборную панель, стоящее впереди кресло, так и тычут ими в камеру. Это его авторский приём — неожиданно выставить на первый план то, что кажется второстепенным. Какое значение для сюжета «Криминального чтива» играл разговор Винсента Веги и Джулса Винфилда о массаже ступней жене Марселласа Уоллеса? А тот факт, что эта жена потом танцевала босиком? Никакого значения это не имело, но мы запомнили это на всю жизнь, просто потому, что это было в фильме Тарантино. В «Однажды в... Голливуде» есть такой тоже, казалось бы, совершенно неважный эпизод. Актриса — жена Романа Полански — от скуки днём заходит в кинотеатр. Билет стоит 75 центов, но она говорит кассирше: «Можно я пройду бесплатно? Я снималась в этом фильме». Её пускают в зал, и она сидит абсолютно счастливая — не потому, что сэкономила 75 центов, а потому, что она в кино. Причём по обе стороны экрана. И таким же счастливым выглядел весь зал на премьере «Однажды в... Голливуде» — мы в кино! На этой неделе Квентин Тарантино приезжал в Москву. Все умилялись его фотографиям в музейных залах Кремля, а на пресс-конференции его спросили, понравилась ли ему Царь-пушка. И он ответил: «Отличная пушка. Больше всего мне понравилось, что ядра, которые лежат перед ней и которыми она, как предполагается, должна стрелять, значительно больше диаметра ствола и просто не влезут в эту пушку». Примерно то же можно сказать и о фильме «Однажды в... Голливуде». Тарантино снял фильм, который выходит далеко за пределы мира кино — сразу в историю, если не сказать в вечность. Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.