Федор Добронравов: Мне всегда хочется куда-то бежать, кому-то помогать

На 2020 год намечен выход в прокат лирической комедии Эдуарда Парри «От печали до радости». Главные роли в картине исполнили Федор Добронравов и его сыновья — Иван и Виктор. По сюжету, они также играют его детей. Сейчас проект находится в стадии пост-продакшна. «Вечерняя Москва» обсудила с Федором Добронравовым особенности съемок с родственниками, детско-родительские взаимоотношения, молодость и пристрастие к Beatles, восприятие картин Дали, а также мечты и отношение к сказкам. — Согласно синопсису вашей новой картины «От печали до радости», в центре сюжета история семьи Трифоновых, рабочей династии, которая трудится на местном градообразующем предприятии — вертолетном заводе. В некотором смысле это перекликается и с вашей жизнью, ведь сыновья пошли по вашим стопам и стали актерами. — В чем-то даже пересекается с моей молодостью (смеется), потому что я думал, что моя жизнь будет связана с заводом. Папа был строителем, а мама всю жизнь проработала на хлебокомбинате, и я думал, что меня ждет нечто похожее. К этому себя и готовил. После школы сразу пошел на завод и устроился слесарем-сборщиком механосборочных работ. Год проработал там, потом отслужил в армии и вернулся на завод, стал электриком и сварщиком. Потом надо уже было как-то кормить семью, и я перешел на мебельный комбинат, устроился оператором лаконаливочной машины. Поэтому сценарий не так уж далек от моей молодости, от тогдашней действительности. Если говорить о детях, то да, они пошли по той же стезе, куда и меня свернуло в свое время, в 23 года. — Можно сказать, что у вас династия актеров. Насколько мне известно, ваша жена не связана с кинематографом? — Да нет, жена у меня также закончила Воронежский государственный институт искусств. Правда, когда пришло время определяться с тем, кто будет работать, а кто заботиться о семье, она приняла мудрое решение. Наверное, она несчастна в профессиональном плане и хотела бы работать по специальности, быть актрисой или режиссером. Но так жизнь сложилась. Она выбрала семейное счастье, материнство. И мы ей благодарны, ведь если бы не было ее — не было и нас. Ну, меня точно не было бы. А если бы не было меня — не было бы ни Витюшки, ни Ванюшки. — Это ведь уже не первый раз, когда вы с сыновьями вместе принимаете участие в проекте? — Снимаемся вместе на площадке впервые. Ранее когда мы с детьми принимали участие в общих проектах, то снимались отдельно. В театре играли вместе, а в кино — ни разу. — В чем главное отличие в работе с родственниками от работы с посторонними актерами? — Да комфортно очень! Мы сами этого не замечали, ведь они играют по сценарию моих сыновей. Мы репетировали у Леонида Трушкина в спектакле под названием «Забор» в театре имени А.П. Чехова. И люди со стороны подмечали, что мы одинаково стоим, одинаково чешемся. Причем, это не постановочный момент. Это все потому, что я отец, а он — сын. И мы там также играем сына и отца. Поэтому очень комфортно нам вместе на площадке, есть, наверное, какой-то общий «птичий язык», непонятный для всех остальных. Мы не сговариваясь понимаем друг друга. — Вы ведь и с режиссером, Эдуардом Парри, уже работали раньше вместе над картиной «Жили-были». Я так понимаю, сложился творческий тандем. Идея нового проекта совместно у вас родилась? — Конечно, я не хотел менять режиссера, потому что мне с Эдиком очень комфортно. У него нет болезненных амбиций, он замечательный талантливый человек. Этот сценарий мы заказывали, хочется снимать фильмы вот такие… простые. Не про каких-нибудь суперменов, следователей, нюхачей, а про простых людей. Что уже давно никто не делает. Мне непонятно, почему. Хочется немного выправить ситуацию. Потому что раньше много было фильмов таких, про рабочий класс. Они были оценены по достоинству народной любовью. «Девчата», «Высота», «Весна на Заречной улице», можно перечислять и перечислять. А «Москва слезам не верит» и «Оскара» получила. Я понимаю, что молодежи данная тематика может не зайти. Но если фильм хороший — он понравится всегда. Я понял это по картине «Жили-были». По моему мнению, вышел хороший фильм. — История писалась специально под вас, по вашу семью? Имею в виду, сценарист наверняка учитывал личные особенности каждого из вас, чтобы достичь большей достоверности во взаимодействии между персонажами? — Мы давно знакомы с Алексеем Бородачевым, поэтому он, конечно, писал историю исходя из наших характеров. Мы не обговаривали это с ним, но когда я читал сценарий, нашел большое сходство между нами и героями. Так что, писал он имея в виду нас. Это очень жизненная история взаимоотношений между родителями и их детьми. — Завязка строится на том, что младший сын влюбляется в возрастную женщину и семья негативно на это реагирует. Но затем понимает, что нельзя пытаться подстроить чужую жизнь под свое видение. Это ведь ключевой момент в жизни каждого родителя. — Ну, хотелось бы, чтобы родители были настолько мудры, чтобы не давили на детей. Есть такие, кто старается сильно изменить судьбу ребенка. Не дают свободы. Говорят: «Мне эта девушка не нравится», и человек остается одиноким на всю жизнь. Не хотелось бы, чтобы так было, но так бывает. Отчасти наш фильм и об этом тоже. — Есть что-то, с чем бы вы не смогли смириться в отношении своих детей? — Я бы никогда, наверное, не смирился с предательством. В разных его проявлениях. — Сейчас, когда дети выросли, появились внуки, вот так встречаться на съемочной площадке — это наверное лишний повод, чтобы увидеться? — Конечно, лето провели вместе с сыновьями. Я был просто в восторге. У Витюшки, правда, был еще один или два проекта, он мотался туда-сюда. А с Ваней все лето вместе провели. О чем можно еще мечтать? Я их вижу через пень-колоду из-за того, что сам вечно в разъездах. — Вы ведь периодически мультики озвучиваете, наверняка с внуками смотрите вместе потом? — С внуками в основном наши советские мультики смотрим, например «Бременских музыкантов» или «Летучий корабль». А озвучивать мультики мне очень нравится. Это позволяет делать то, чего ты никогда не сделаешь в жизни. Ну никогда мы так в жизни не разговариваем! (произносит голосом мультяшного героя). А там можем и это прекрасно! Это большая отдушина, использовать свои данные в каком-то другом измерении. — Но ведь актеры тоже могут отыгрывать на сцене или площадке действия, которые они бы не совершили в жизни. — Да, но если мы говорим об актерстве, то здесь идет речь о тонких гранях: вроде как это я, а вроде и не я. А мультипликация — это бдышь и другой мир. Там прыгает какой-нибудь лошарик, а ты вместо него что-то там вякаешь. Это совершенно не ты, это другое существо. Мультипликация — это другая планета, такая красочная. Герои могут разбиться в дребезги и через секунду собраться в единое целое. Так что, я был бы счастлив озвучивать больше. Кстати, недавно встретился с одной девчонкой, ей лет 18, может быть. Она рисует всегда, у нее даже пальцы изменились. У нее другие миры на рисунках, неземные растения и люди. Необычная техника, стиль, совершенно потрясающий. Пришли на праздник, она села в уголке, открыла альбом и начала рисовать. Человек в своем мире. Я спросил ее, не задумывалась ли она о сказках. Она ответила, что ей ближе Древняя Греция, мифы. А мне кажется, что перевести сказки на язык молодежи нужно. К ним нужно притронуться, чтобы рассказать вот таким способом, который понятен современным ребятам. Вот также, как мне непонятны сейчас молодые люди, так и я был когда-то непонятен своим родителям, со своей любовью к The Beatles, расклешенными джинсами и длинными волосами. Молодежь — она дальше, выше, лучше, быстрее. И хотелось бы передать эти сказания дальше, потому что память — это самое дорогое, что у нас есть. Пока она существует, мы будем живы вечно. И я не понимаю людей, которые отсекают прошлое. Для которых есть только они сами. Куда развиваться и ради чего расти дальше? Не стоит ставить себя в основу вселенной. Я когда-то побывал на выставке Дали и вышел оттуда с ощущением, что я полный кретин. Абсолютный. Что-то я может быть и знаю, но это такая маленькая толика от всего того, что знает он. У меня те же ощущения возникли, когда я смотрел на ее работы, в этом определенно есть что-то важное. А я уже не догоняю до этого: буйство цвета, разные изломанные графические линии, вдруг — бам! — большая нога, маленький человечек… Почему? Зачем? Было бы здорово объединить старину с современным видением. — Вы сказали, что родители не понимали вас в подростковом возрасте. А вы испытывали тоже самое в отношении собственных детей? — Я думаю, что у меня это все нивелировано было и вот почему. Я был поздний ребенок в семье. Когда я стал подростком, моим родителям было очень много лет. А у меня дети появились, когда нам с женой было по 20 лет. Они очень на нас похожи, но они круче. И у нас нет такой дистанции в возрасте, чтобы было недопонимание, барьер. Мы тогда еще сами были детьми. — Не страшно вам было? — Да мы не думали, вообще. Дело было в Таганроге. Не задумывались где нам жить, что делать. Все было измерено и исхожено до нас. Все так жили: 20 лет — значит надо замуж выходить, иначе старой девой останешься. — Сейчас все по-другому. — Сейчас более прагматично. Даже дети у меня более прагматичные, чем мы с женой. Сейчас-то уже три внучки, а раньше все «когда? когда?». Уговаривали их, а дети отвечали: «Некуда, нет квартиры». Заработали на квартиру и пошло. А раньше такого не было. Привел жену домой, сказал: «Вот моя жена, будет здесь жить». — Насколько я знаю, это была ваша мечта — сняться в одной картине с сыновьями, теперь она исполнилась. Остались еще какие-то нереализованные желания в кинематографическом плане? — У нас столько великолепных артистов, с которыми я мечтаю сняться вместе. Вот была мечта сняться с Ромой Мадяновым — исполнилась, я был счастлив! Также с Ирой Розановой. И есть много таких людей, с которыми я бы хотел в один кадр войти. Хочу посмотреть, как они дышат. То есть, мы с ними знакомы, я их как людей-то знаю. Но на площадке мы актеры меняемся. Есть виртуозы, которые в жизни нивелированы, просто люди. А в кадр входят и видно, что человек — виртуоз, шьет так, что ой! И мечтать я буду пока живу. Не люблю тех, кто говорит: «О, я уже все попробовал». Не моего сорта люди, мне всегда хочется куда-то бежать, кому-то помогать, что-то делать. — А испробовать какие-то образы новые не хотите? — Наверное, нет. У меня не соответствие. Я остановился душой где-то в периоде, когда хватанул театральный вирус. Я не ощущаю себя лысым, седым. Ну никак не ощущаю! У меня уже все хрустит и болит, а все равно. Мне говорят: «Да успокойся ты, да сядь, куда ты побежал, отдохни!». А я не могу. Поэтому я не могу сказать, что хочу чего-то конкретного. Но если режиссер предложит попробовать себя в чем-то новом, я с радостью. Те роли, которые я хотел когда-то сыграть, я уже перерос. Тем героям было около 25 лет. Сейчас мне 60, а ощущаю я себя максимум на тридцатник. Читайте также: Мистические миры Алекса ван Вармердама: экскурс в творчество нидерландского режиссера