«Годы, которые я провел в России, спасли мне жизнь»

Антон Риваль – выпускник школы-студии МХАТ. Его отец Пьер Риваль – бывший главный редактор журнала «Le Film Francais» и сопродюсер нескольких российских фильмов. Мама – русская актриса театра и кино Алена Антонова. В фильме «Француз» известного режиссера Андрея Смирнова («Осень», «Белорусский воказал», «Жила-была одна баба»), который только что вышел в прокат, Антон играет главную роль русского юноши, выросшего во Франции и приехавшего в Москву в 1957 г, чтобы под предлогом изучения творчества балетмейстера Петипа найти своего отца, репрессированного белого офицера Татищева. Параллельно, его герой знакомиться с реальной жизнью России, влюбляется в балерину, бывает на богемных тусовках, полузапрещенных джазовых вечеринках, в мастерских подпольных художников и в гостях у отсидевших свой срок обломков старой России. Несмотря на увиденные им печальные картины, он все-таки приходит к оптимистичному выводу, что Россия жива. – В чем-то вы играете в этом фильме самого себя, с той разницей, что ваш герой родился на 50 лет раньше и приехал в Москву в 1957, а не в 2009 году. – Да, только мой герой – русский, выросший во Франции, а я все-таки наполовину француз. – Тонкое отличие… А как познакомились ваши родители? – Мой отец Пьер Риваль – продюсер и бывший редактор журнала “Le Film Francais”, а мама Алена Антонова – актриса театра из Нижнего Новгорода… Отец интересовался Россией, и в конце 80-х приехал в Москву. Он познакомился с мамой в кинотусовке, когда приезжал делать фильм Лунгина «Такси-блюз». Поженились не сразу, сходились, расходились - у них были сложные отношения. Они развелись, когда мне было 10 лет. – Вы росли в эмигрантском районе Парижа и учились в школе, где были единственным белым учеником? – Ну, я в стендапе немного преувеличил. Просто в моем классе был лишь один чистый француз. Все остальные – дети эмигрантов из разных стран. Были и африканцы, чеченцы, румыны, китайцы... Тогда это был эмигрантский район. Сейчас он более благополучный. – Мама отправила вас в Москву учится на актера? – Да, она посмотрела, как я учусь в театральной школе в Париже и сказала «Всё очень плохо, вы просто говорящие головы. Прочитай Станиславского». Я прочитал Станиславского, обе книги. Более того, я их переписал от руки. Сначала она меня отправила на неделю в Нижний, в театральное училище, где сама когда-то училась. И там я обнаружил, что люди в театральном с утра до вечера учатся актерскому мастерству. А кроме того занимаются фехтованием, балетом. Я помню преподавательницу балета, которая могла зажигалку подставить под твои ноги, когда ты держишь позицию, чтобы ты их не опускал – прям как в армии. И я думал «как круто, как круто!... Во Франции на неё бы в суд подали, а тут вот так… и я тоже хочу, чтобы меня так обучали!» – Учеба оправдала ваши ожидания? – Мне с детства нравилось быть на сцене, в центре внимания. И с этим желанием я поступил, и, лишь учась, понял, что надо любить не себя в искусстве, а искусство в себе, а кто этого не понимает, тот быстро слетает. Учиться было очень тяжело, но школа-студия МХАТ и Россия меня полностью изменили. Четко могу сказать, что студия МХАТ – это дисциплина и трудолюбие, и годы, которые я провел в России студентом, мне жизнь спасли. Я очень сильно изменился, многое взял от русского менталитета, который мне кажется классным, и он ближе мне по-человечески. – Вы потом играли во МХАТе, но ушли? По своей воле? – В первый год из всех стажеров я один играл три главные роли. Я на самом деле сам уйти хотел, а меня опередили и уволили. Наверное, это связано с тем, что держать иностранца в труппе сложнее. Но все равно обидно было. – А как вас нашел режиссер Андрей Смирнов? – Его сын Алексей учился во ВГИКе в одно время со мной и с Ян Гэ, которая была тогда моей девушкой (кстати, ее фильм «Троица» вышел в прокат почти одновременно с «Французом»). Алексей Смирнов порекомендовал меня своему отцу. – А у вас есть конкуренты? Много в Москве таких двуязычных франко-русских актеров как вы? – Я знаю только одного, его зовут Пьер Бурель. Но ему 36, и по-русски он говорит с акцентом. Так что, конкурентов практически нет. – В фильме вас не узнать: молчаливый интеллигентный юноша… На самом деле вы энергичный, веселый Антон из Франции, известный на ютубе как автор монологов в жанре стендапа. Не жалеете, что ваш потенциал не задействован? – Нет, я доволен, что у меня в портфолио теперь есть такая роль, потому что на ютьюбе меня смотрят и думают «о, смешной!». А тут – роль совершенно другая, и я на даже слезу вышел – это круто для меня как актера. В школе-студии я много играл психов, и очень хочу сыграть роль эдакого парня с района, гопника… Знаю, что я это сделаю, я умею удивлять зрителя, потому что я актер. – А вообще, какой жанр фильмов вам наиболее близок? – Наверное, драмеди… Что-то типа французского фильма «1+1» или фильмов Эльдара Рязанова – комедия с элементами драмы. Но их мало, и я бы сам хотел снять драмеди. – Да, во «Французе» довольно мрачная атмосфера, несмотря на эпоху оттепели. Единственный светлый момент – когда ваш герой говорит: «Если человек на каторге ищет доказательства существования Бога, значит, Россия не погибла». – Это тоже мой любимый момент, главный момент фильма. – Причем это математическое доказательство. А почему математика? – Так захотел режиссер Андрей Сергеевич Смирнов. Мы даже консультировались с известным ученым-математиком, так что там все верно с научной точки зрения. – А шутка, что «математика, как женская нога – чем выше, тем интересней» – принадлежит этому математику? – Нет, это из сценария. Не знаю, кому она принадлежит, но шутка хорошая. – То есть, существование Бога можно доказать математически? – Не знаю. Не могу оценить, насколько верно это доказательство. Во мне сильно критическое мышление. Я понимаю, что может быть, Бог существует, но мне нужны аргументы. Я не люблю верить, я люблю либо знать, либо не знать. В этом, кстати, отличие русских от французов. Русские слишком многое принимают на веру, на мой взгляд. – Но раз вы живете уже 10 лет в Москве, видимо русские вам больше по душе? – Да, здесь мне гораздо комфортнее. И в плане карьеры тоже… Во Франции люди, которые интересуются искусством, театром – они из буржуазной среды. Я же подростком был совсем другой – коротко стрижен, одет как шпана, поэтому меня отвергали. И для себя я придумал, что я – русский. Я ни с моей районной шпаной, ни с этими французами-буржуями, а вот я – русский, я вернусь в Россию и меня там поймут. Но когда я только приехал в Россию, я оказался для всех французом, и это меня ужасало, то есть мне было прям реально плохо от этого. Почему вы меня называете французом, я же вернулся домой, братья? – А чего из прежней французской жизни вам не хватает? – Возможность пить воду из под крана, есть реальные круассаны (здесь это просто хлеб, к сожалению), бесплатная медицина и ещё, говорят, там я бы получал очень неплохое пособие – почти 1000 евро в месяц за то, что служу искусству... Что у меня было крутого в детстве, так, это то, что мой отец, помимо кино, работал ресторанным критиком. И он меня водил в хорошие рестораны, пытался научить меня писать. Правда, идя в ресторан, приходилось надевать пиджак, и тогда мне казалось, что я похож на дебила. Отец мой интересовался Советским Союзом, Россией. В целом, образованные французы, те, кто не стереотипно мыслит, очень дружественно относятся к России и русским, и русские, кстати, тоже – действительно, есть какая-то связь между Францией и Россией, вот иногда мы друг друга не понимаем, а иногда прям что-то нас связывает. – Знают ли вас во Франции и как воспринимают? – По-разному. У меня есть стэндап про армию, где я рассказываю, что во Франции мы служим один день, а в России служат один год. Во Франции тебя вызывают и объясняют, чем занимается французская армия и т.п. При этом нас кормят круассанами и показывают видео. А в конце дня говорят: «Мы вам предлагаем служить по контракту». Я выложил скетч на эту тему в Youtube с французскими субтитрами, и огромное количество французов обиделось на меня за шутки типа – всё, чему ты можешь научиться за один день – это правильно сдаваться… – Вы часто строите свои шуточные выступления на том, что во Франции все более «лайтово» (легко, англ. light) по сравнению с Россией… – Да, например, однажды полицейский остановил меня и моего друга. Друг курил самокрутку с травкой. Полицейский сказал ему: «Выброси на пол, растопчи и скажи, что больше так никогда не будешь делать». В России все было бы, наверное, жестче. – Да, у нас все пожестче. Во Франции полиция так жёстко не разгоняет демонстрантов? – Ну, бывает и жёстко. – У нас же потом сажают в тюрьму некоторых… – А вот это не круто. Это не прикольно. Я не очень понимаю, почему сажают в тюрьму, чего боится наше государство. Мне кажется, что реально можно чуть-чуть расслабиться. А с другой стороны, меня устраивает уровень безопасности в центре Москвы – он лучше, чем в Париже. – Ваша жена русская? – Да, мама мне говорила – женись только на русской. Когда мама с детства такую пропаганду ведет, ты запрограммирован жениться на русской. Моя жена Маша тоже актриса, у нас два мальчика, старший сын от ее предыдущего брака. Маша старше меня, хотя внешне разница не заметна. Мне всегда почему-то нравились женщины старше меня. – Какое ваше мнение о русских женщинах? Их обычно хвалят. – Вот серьёзно, реально, русские девушки - мегакрасивые… – А кроме красоты? – Кроме красоты…когда только приехал в 2009 в Россию, я думал, что у меня волшебная палочка - я француз, и мне будет легко. И в целом так и было, но... русские девушки рассчитывают на отношения… И поэтому в первый год у меня больше было романов с американками, которые приехали учиться на 6 месяцев в школу-студию МХАТ, чем с русскими. Русские девушки ищут отношения, ищут потенциального мужа. А в Европе и Америке нет. – Плюс, наверное, наши девушки более старомодны, они ждут, что мужчина заплатит за них в кафе, подаст пальто… – Ну, это я быстро уловил. Мало того, я никогда никому не целовал руки во Франции. А здесь думают, что там так и есть. – А во Франции мужчина платит за женщину в кафе? Подает пальто? – В основном, да. – А место в метро уступает? – Нет, этого нет. – Не жалеете, что так рано женились? – Нет. В Париже у меня была бурная юность, и когда я женился в 22 года, не было такого, что «Эх! Я попал». Осознанно мы решили сделать второго ребенка. Быть молодым отцом круто, единственно, мне бы хотелось, решить денежный вопрос и уже тогда завести детей. Тогда я смог бы дать им больше, чем сейчас. С другой стороны, это дает тебе определенную мудрость. Я вдруг поймал себя на том, что говорю: раньше было лучше... Например, хотел показать детям покемонов, в которых в детстве играл. А они мне сказали: «Нам неинтересно, мы хотим фиксиков смотреть». Я говорю: «Что за фиксики, ребята? Покемоны в сто раз лучше!» – Вам не кажется, что в России, по сравнению с Францией, люди как-то теплее друг к другу относятся, быстрее сближаются. – Не в Москве, а скорее в провинции – я бывал там с друзьями. Но могу сказать, что на юге Франции, в каком-нибудь Марселе, ты таких же людей встретишь, может, не французов, а это будут алжирцы или итальянцы, которые скажут « Эй!» – и начнут угощать как русская бабушка. И еще мне кажется, погода влияет, потому что когда я жил в Париже, то каждую пятницу-субботу ходил в кафе и что-то обсуждал с друзьями. Сейчас меня ни за что не вытащить из дома – когда холодно, я хочу одного: закончить работу, прийти домой и быть со своей семьей. – Вы примерный семьянин… Только что в прокат вышел довольно откровенный фильм «Верность», где речь идет о супружеской измене. Вы – за верность? – Да. Во мне заложен такой чувачок-консерватор – я хочу остаться со своей женой до конца жизни, потому что я хочу, чтобы у детей были отец и мать. Я не хочу, чтобы было как у меня, когда родители расстались. – А сам фильм вы смотрели? – Да, мне он очень понравился. Но я когда смотрел, я умирал, представляя себя на месте мужа. Я в этом плане собственник. Но за этим и надо ходить в кино – чтобы получить эмоции. Самое худшее, что можно сказать после фильма: «Ну, не знаю…. мне понравилось…» – Вы бы хотели сами снять фильм? На какую тему? – Хочу начать с короткого метра. Сюжет а-ля «Ревизор» Гоголя. Меня всегда поражало, как здесь в России менялось отношение ко мне, когда узнавали, что я француз, ну и вообще, отношение к иностранцам. Вся моя короткометражка строится на том, что человек просит о помощи, но ему не помогают. Но как только он выдает себя за англичанина, все двери перед ним открываются…. – Кстати, во Франции такого нет, там всем пофигу, что ты иностранец, даже из России – никакого интереса. – Да, это так. – Судя по всему, вам нравится Гоголь? – Обожаю Гоголя, обожаю «Записки сумасшедшего», «Портрет», «Шинель» и «Ревизор». Мне на самом деле французская литература не так близка, как русская. Гоголь просто совпадает с моим миром. – За время жизни здесь ваше представление о России сильно изменилось? – Не сильно, просто добавилась куча нюансов. Француз, не бывавший в России, скажет: там мафия, диктатура, там холодно и все пьют. Русский, который не знает ничего про Европу, может тоже глупостей наговорить. – А фильм «Француз» будет интересен французским зрителям? – У меня французские друзья, им было интересно, потому что они вообще ничего не знали про это время. – Ну, в фильме все-таки взгляд на эпоху конца 50-х несколько мрачноватый: репрессии, слежка, цензура. Но было и другое – физики, лирики, походы, песни под гитару, покорение космоса, большие стройки: жили бедно, но интересно, весело… – Мне кажется, что любая история вытекает из личного опыта каждого, и у режиссера фильма был негативный опыт его молодости, когда его фильмы запрещали, и он этого не может забыть. – Ну да. А во Франции если бы режиссер в фильме показал преимущественно негативные моменты жизни из истории своей страны – его бы упрекнули в отсутствии патриотизма? – Во Франции мало патриотов, но Франция это страна, которая привыкла критиковать собственную власть. Я сам, как и большинство французов, совсем недавно взял и полюбил Жака Ширака. У нас очень разные политические системы, это несравнимо. – Кстати, а во Франции есть такое жёсткое как в России разделение на так называемых либералов и государственников, оппозицию и сторонников власти? – Тут всё-таки очень разные истории... Во Франции такого жесткого разделения нет. Есть правые и левые. Правые пожёстче, левые – более либеральные. Но на самом деле, честно говоря, в России у вас нет либералов, я считаю. Их не существует. – А почему? У нас же это уже нарицательным именем стало для определенной группы людей. – Либерал от слова “liberté” - свобода на французском языке. Она подразумевает личную свободу каждого гражданина. Меня сложно убедить, что в стране, где свободно размешают в Интернете объявления со словами «только славяне», где правительство не менялось пятнадцать лет, существуют либералы. А те «либералы», которых я встречал, рассказывали мне о том, что Париж превратился в Африку. Я бы сказал так: в России, уверен, существуют либералы, но в основном тут – «либералики» – А во Франции вы какой партии симпатизируете – правым? Марин Ле Пен? – Нет. Я не могу согласиться с ее нападками на иммигрантов, потому что я сам ребёнок из иммиграции, у меня куча друзей из иммиграции. Поэтому за нее – нет. Но я знаю, что буду симпатизировать тем людям, которые будут поддерживать хорошие отношения с Россией. Беседовал Дмитрий Кузнецов