Декабристы: что Эрнст сказал нам и власти
Философ Александр Моисеевич Пятигорский однажды иронично спросил во время своих московских лекций по политической философииу аудитории: как вы думаете, кто такой эксперт? Это тот, кто что-то такое знает, например, про Южную Африку, чего не знаем мы? Нет! Эксперт — это тот, кто знает, что нам надо знать про Южную Африку! Эти слова вспомнились по поводу недавно вышедшего на экраны фильма «Союз спасения». Кстати, как фильм он вполне смотрибелен. Динамичный сюжет, который освежает школьную историю о декабристах, хорошие молодые актеры, умело подобранная музыка, красивые военные мундиры, и т.д. Но нас сейчас интересуют не собственно художественные свойства «Союза спасения», которые отнюдь не провальны. Поскольку продюсером фильма является гендиректор Первого канала Константин Эрнст, можно сказать, что это история не только и не столько о декабристах, сколько о том, что, как считает нынешняя власть, мы должны думать о декабристах. Из «Союза спасения», сделанных в нем акцентов видно, что это фильм во многом выполняет политтехнологическую функцию. В нем (вполне возможно, независимо от воли научного консультанта фильма) просматриваются отчетливые месседжи и сигналы, адресованные и обществу в целом, и нынешнему оппозиционному движению, и оппозиции во власти (системные либералы), чтобы отвратить их от выхода на площадь в свое время. Во-первых, как в «Союзе спасения» поданы декабристы? Симпатичные молодые люди, красавцы-офицеры, которые просто выбрали неправильный путь, путь бунта, и слишком торопятся. На протяжении фильма неоднократно подчеркивается, что и власть, и сам царь хотят того же: конституции, освобождения крестьян, и т.д. Однако почему-то этого не делают. Почему? В фильме на это нет ни малейшего намека. Конечно, декабристы и их следователи на допросах были люди одного и того же круга, социального положения. Однако в фильме совершенно смазана и идейная разница между теми, кто шел на бунт, и теми, кто этот бунт подавлял, о наличии, как минимум разных фракций и партий внутри последних. Фильм в этом смысле скорее описание дел сегодняшних, а не тогдашних, самоописание власти нынешней. Тут словно говорится: мы, как и вы, тоже за перемены, но эволюционным путем, поскольку мы еще и за порядок. Поэтому власть показана сострадающей бунтовщикам, но вынужденной проявить жесткость и даже жестокость. У нее нет другого выбора. «Жестокость они мне могут простить, слабость не простят никогда», — говорит в фильме Николай Первый на Сенатской площади. Во-вторых, в кинокартине всячески подчеркивается жестокость и кровавость бунта. Натуралистично изображена сцена предполагаемого нападения на Александра Первого и цесаревича Николая Павловича во время летних маневров на Украине в 1825 году и их зверского убийства. Не менее натуралистично изображается гибель солдат от пушечных ядер на Сенатской или во время зимнего похода Черниговского полка, и это не только ради картинки, чтобы пощекотать нервы зрителя. Это еще и обращение к нынешней либеральной «пехоте» на митингах: смотрите, что будет с вами, если вы на очередной «Болотной» пойдете до конца за своими неразумными лидерами. Вас ваши лидеры так же обманом выводят на митинги, как обманом декабристы вывели солдат, потом рядовые участники московских митингов отправляются сидеть, а вожаки едут на зимний отдых заграницу (в отличие от декабристов). Одна из ключевых сцен фильма — беседа Николая Первого с князем Сергеем Трубецким. На вопрос, зачем тот вывел войска на площадь, несостоявшийся диктатор восстания отвечает: — Я целью жизни своей полагал поставить власть российскую перед своими поданными, и заставить разговаривать. Только вы не пожелали нас слушать. — Ты же умный человек, — отвечает в фильме император. — Если государя можно силой принудить, какой же он государь? Я, быть может, и хотел вас слушать, только это совершенно невозможно после того, что случилось. Подобный диалог в реальности в принципе был невозможен между императором и декабристами. Последние, как известно, преимущественно каялись на следствии и никак не могли держать себя на равных. Однако как хорошо он описывает нынешний расклад, как его видит власть сегодня: тут и ее твердость (большей частью на самом деле мнимая), и ценность разговора или диалога, только не переходите черту, чтобы и мы ее не перешли. Это явное привнесение пожеланий сегодняшнего дня в реальность историческую и поэтому ее сильное искажение. Фильм вполне логично заканчивается сценой совместного дружеского распития шампанского царем и будущими декабристами после взятия Парижа в 1814 году. Дескать, а могло бы быть все хорошо, царь и прогрессивные офицеры могли бы продолжать вместе пить шампанское, если бы не позволили увлечь себя на неправильный путь. Эти и другие подобные аналогии, намеки фильма на день сегодняшний не убедительны потому, что мы-то сегодня скорее имеем дело со спором внутри лагеря победивших декабристов. Они вышли на площадь в августе 1991-го и закрепили свою победу в октябре 1993-го. И умеренные эволюционисты спорят с радикалами. Хотя, с другой стороны, конечно, не похожи нынешние либералы и во власти, и вне власти на боевых гвардейских офицеров, победивших в Первой Отечественной войне самого Наполеона. Те и правда были и мужественнее, и наивнее. Нынешние же прекрасно знают, чем для страны заканчиваются выходы на площадь, но многих из них это почему-то не останавливает. Но потенциальных бунтовщиков и правда нельзя остановить одним страхом перед бунтом и беспорядками, голой ставкой на порядок, потому что это безыдейность. А идеи и идейные люди рано или поздно побеждают охранителей, которые охраняют лишь ради охранения, и не артикулируют своих ценностей содержательно. Данный фильм плох тем, что он не показывает идейной, содержательной правды тогдашних защитников самодержавия, сводя ее по сути к формальной ценности порядка ради порядка. Но ведь победа идейных над безыдейными лишь вопрос времени.