В прокат выходят «Особенные» — новый фильм режиссеров международного хита «1+1» Оливье Накаша и Эрика Толедано, сочувственно, страстно и не без юмора рассказывающий о деятельности двух реальных парижских ассоциаций помощи людям с аутизмом и подросткам из неблагоприятной социальной среды, а также их борьбе с безличной французской бюрократией. Главу одной из ассоциаций в «Особенных» сыграл суперзвезда французского и мирового кино Венсан Кассель, который рассказал «Ленте.ру» о работе над картиной. «Лента.ру»: Чем вас привлек этот проект? Венсан Кассель: В первую очередь, режиссерами. Для меня это всегда самый главный определяющий фактор. Потом я узнал о теме фильма — очень сильно отличающейся от всего, что я делал в прошлом. Ну и в третьих — Реда Катеб. Я давно слежу за его карьерой, и мне всегда казалось, что между нами есть что-то общее. Пусть, наверное, я и не смогу объяснить словами, что именно. В общем, я был очень «Особенными» заинтересован — не по одной, а по нескольким причинам. Точнее даже, по всей ауре этого проекта. И сразу понял, что это будет новый для меня опыт. В данном случае у вас был еще и реальный прототип — создатель и глава занимающейся поддержкой аутистов организации «Молчание праведных» Стефан Бенаму. Это облегчало или осложняло вам работу? Когда ты играешь кого-то, кто на самом деле существует, положительный момент в том, что вы можете познакомиться и провести вместе какое-то время — что я и сделал. Но еще важнее для меня была возможность побыть с детьми, которыми Стефан занимается. Не буду скрывать, мне было страшно — из-за отсутствия опыта и знаний о предмете. И, конечно, при первой встрече с ними я был... Сказать, что я был тронут — ничего не сказать. Я даже подошел к режиссерам, Эрику и Оливье, и спросил: «А вы точно уверены, что это комедия?» Потому что в этой теме нет ничего смешного. Я не сразу понял, чего они хотят достичь — то есть находить юмор в ситуациях, а не в каких-нибудь специально прописанных в сценарии шуток (которых в «Особенных» и не было). И даже когда мы снимали, то мне не казалось, что хоть что-то из того, что мы делали, сможет кого-то рассмешить. Меня это беспокоило немного — я и так-то не король комедии! По крайней мере, если судить по моей фильмографии. Но, вы знаете, я ведь доверился Накашу и Толедано, потому что знал, что они смогут снять кино доходчивое и доступное. А в итоге приходил каждый день со съемок домой и был... Не опечален, нет, но... растроган. Стал понимать, что мы делаем что-то важное. А тот факт, что «Особенные» при этом еще и фильм легкий, не избегающий юмора или абсурда, делает его еще важнее. Что вы чувствовали, работая с ребятами с аутизмом, — и во время подготовки к роли, и уже потом на съемочной площадке? Когда ты погружаешься в их мир, то самое главное — и это то, чего я хотел добиться в этой роли на самом деле — это нащупать правильную дистанцию. Потому что твоим первым чувством неизбежно оказывается жалость — пока очень быстро не осознаешь, что жалость в этом мире неуместна. Заниматься детьми с аутизмом — это работа. Ты должен сосредоточиться на том, чтобы суметь установить коммуникацию — и это самое главное, то, без чего никакая забота не будет возможной. И с этими ребятами ты часто оказываешься в ситуациях настолько абстрактных и нестандартных, что именно определенная дистанция, если ты сумел ее найти, как раз и помогает тебе посмотреть на происходящее с долей юмора, с улыбкой. От жалости нужно избавляться в первую очередь. Ты с этими детьми не для того, чтобы выплакаться. А чтобы работать. А это проще и эффективнее делать в позитивном, нормальном настроении. Еще один источник юмора в фильме — сцены свиданий вслепую, на которые ходит ваш герой и на которых он ведет себя максимально неловко. Каково было играть их вопреки вашему куда более привычному амплуа, близкому к образу мачо? Вообще, эти сцены были нужны, чтобы показать, насколько сильно жизнь персонажа посвящена детям-аутистам — у него не только нет времени на себя, но уже нет больше и привычки о себе заботиться. И Стефан Бенаму такой же. Что меня потрясло при первой же нашей встрече — он всегда обеспокоен. Ты буквально кожей чувствуешь во время разговора его нервозность, ощущаешь, что мыслями он весь в работе, все время думает о проблемах, которые должен решить. И когда я как-то спросил его, что им движет, он ответил так: «Все очень просто. Дети». У него нет собственных детей — но в то же время у него сорок детей, понимаете? Ваш герой во многом аутсайдер, что фильм подчеркивает самыми разными решениями — тем, как подает его иудаизм, например. Вам легко было себя с ним соотносить? Конечно! Я всю жизнь чувствовал и продолжаю чувствовать себя аутсайдером. Никогда не принадлежал ни к одной четко определенной группе, ни к какому коллективу, ни к какой общности. Всегда был немного в стороне от всего подобного. Всегда был сам по себе. Мне так комфортнее — меньше ярлыков, меньше лишних обобщений на свой и чужой счет. Я француз, я актер — и это, пожалуй, и все. Ну, может быть, я еще человек своего поколения. Но что это в наши времена обо мне сообщает? Очень немногое (улыбается). У «Особенных» есть и определенное политическое измерение — фильм показывает, что несмотря на образ Франции как эгалитарной страны, даже такие безусловно благие инициативы, как помощь аутистам, могут сталкиваться с проблемами вроде бюрократии или даже судов. Да, даже у нас никакое подвижничество не дается легко — особенно в таком сложном деле. У Франции большая и довольно славная — со времен Наполеона, представляете, — история работы на поле социальной помощи. Но и мы все больше и больше по разным причинам, включая общие мировые тенденции, это теряем. Соцподдержка обходится все дороже — а правительство больше обеспокоено угождению капиталистической махине, чем адаптации к новым условиям. Поэтому у нас и возникло Движение «желтых жилетов», а в Париже одни протесты сменяют другие — люди недовольны тем, что мы теряем то, что делало Францию Францией. И тот факт, что полиция стала прибегать во время этих протестов к довольно серьезному насилию, чего не происходило раньше, возмутителен. Ведь Франция не просто всегда была за протесты. Франция это и есть протест. В моем детстве каждые выходные в Париже проходили какие-то протесты. И они могут утомлять или наскучить, но я всегда этим фактом гордился. Французы — нация, которая все время жалуется. Это не худшее качество, если так посмотреть. Пока у тебя есть эта возможность — публично жаловаться и высказывать недовольство. Расскажите, каково было работать с Накашем и Толедано. Чем они вас смогли удивить? Меня впечатлило то, как каждый из них, работая в паре, всегда умеет послать свое эго туда, где ему самое место. Мы же все время от времени, вдруг начинаем выпячивать себя, поддавшись то страху, то гневу. Я замечал и у них иногда этот импульс — но тут же другой всегда находил в себе силы быть выше и сказать: «Стоп! Что мы делаем? Осторожнее». И все тут же становилось на свои места. Это определенная мудрость. И их двое! А значит, один из них всегда может остудить ситуацию. Так что работа с ними не была похожа на тестостероновую гонку, как, к сожалению, часто бывает в кино. Возможно, тот факт, что Эрик и Оливье работают в паре, помогает им лучше контролировать и ситуацию, и атмосферу на площадке. Мне с ними было легко. У вас вышла долгая и прекрасная карьера. Как думаете, благодаря чему? Спасибо. Я, к счастью, рано понял, что делаю свою работу не для кого-то другого, не ради других, а для самого себя. А это значит, что я должен делать то, что приносит удовольствие, то, во что верю. У меня никогда не было никакого плана, никакой карьерной стратегии — кроме одного: делать то, что нравится. А когда ты выбираешь именно такой путь, твоя работа, твоя карьера становится отражением тебя самого. И мне это очень нравится. Потому что ты руководствуешься своим вкусом, своими инстинктами — и со временем и при должном старании можешь в награду получить ответ на вопрос, кто ты. Вы вообще быстро смогли осмыслить природу актерской профессии, механику, которую она подразумевает? Ой, нет, это случилось далеко не сразу. Первые годы ты не понимаешь, что делаешь. Просто делаешь, следуешь за инстинктами. И только спустя какое-то, довольно продолжительное время начинаешь видеть в этом и смысл, и логику. Актерство в принципе — и это заложено уже в само слово — это наука действия: ты физически, всем телом включаешься в какой-то процесс. Сознание за действием поспевает не сразу. Но в этом нет ничего страшного, если ты органичен, естественен. А что до понимания остальных, социальных, скажем так, элементов профессии, то лучшим учителем для меня стал мой отец (актер и режиссер Жан-Пьер Кассель, звезда фильмов Жана Ренуара, Абеля Ганса, Жан-Пьера Мельвиля, Луи Бунюэля, Шанталь Акерман, Сидни Люмета и многих других режиссеров — прим. «Ленты.ру»), причем чаще не прямо, а косвенно. Я наблюдал за его карьерой, за его славой, за его ошибками — и учился на его опыте понимать этот бизнес и принимать правильные решения. Фильм «Особенные» в российском прокате с 16 января
