С фашизмом не шутят. Ряженых оккупантов едва спасли от растерзания жителями Донбасса

Это потом, когда после войны минуло сколько-то лет, советский кинематограф пересмотрел свое отношение к немцам на экране. Мол, не годится показывать противника сворой жалких недоумков. Иначе поди объясни, чего это они, такие сирые и убогие, аж до Москвы дошагали, и до Волги, и до Кавказа? К тому же победа над сильным, хитрым, изощренно коварным противником почетней во сто крат. На стезе корректировки вражеских образов киношники даже несколько перестарались. Скажем, в «Семнадцати мгновениях весны» матерые фашистюги в исполнении Олега Табакова и Леонида Броневого так обаятельны, что попробуй еще их возненавидь. В кино второй половины 1940-х годов с этой темой особо не церемонились. Немец на экране был вызывающе мерзок, с ходу тянуло вцепиться такому в глотку. Что весьма соответствовало общему настроению зрительных залов. Советского человека не надо было убеждать, что нацизм — это плохо. Убийственные свойства свастики миллионы наших людей испытали на собственной шкуре. Работал над картиной крепкий творческий коллектив во главе с классиком советского кино Леонидом Луковым, уроженец Мариуполя. В основу сценария уложили литературные изыскания другого маститого автора, тоже знатного донбассовца — Бориса Горбатова. Чтобы действо на экране шло позабористей, был применен излюбленный в кинематографе прием (и Луков брал его на вооружение нередко) — перекличка времен. Например, вот вам некий донбасский город сразу после Октябрьской революции — юные и энергичные попиратели пыльной архаики начинают строить светлое будущее, изрядно измочалив мрачное прошлое. А вот они же, только посолидневшие или, еще лучше, их дети отважно сражаются на фронтах Отечественной войны и в подполье. Между прочим, у фильма было второе название — «Отцы и дети». Оно соответствовало, конечно, тому, что происходило на экране, но попахивало Тургеневым и как-то не прижилось. Записная красавица той эпохи Татьяна Окуневская (она, кстати сказать, была одной из жен Горбатова, а он — одним из ее мужей, такое в творческой среде случалось даже в те целомудренные времена) сыграла в фильме две главные роли: мать и дочь. Первая — из приличной семьи, папа старорежимный доктор, а она взяла и ушла в комсомол, на войну и даже на виселицу во имя революционных идеалов. Дочь продолжает дело родителей, сколачивает молодежное подполье, дерзко досаждает оккупантам листовками, а потом и предотвращает вывоз в Германию донбасских девушек. А там и наши подошли… В принципе, была в советском кино такая себе возрастная проблема. Синдром престарелой Снегурочки, если угодно. В том смысле, что до главных ролей надо еще добраться, а годы-то летят… Короче говоря, Окуневская была прилично старше своих героинь. Лет на десять. Что, в принципе, сложно было скрыть, даже ловко подсвечивая и искусственно молодя центральный персонаж. Хотя, знаете, это же искусство, где не стоит мелочно придираться к деталям. Важны символы, идеологические коды, дух времени. Со всем этим Татьяна Окуневская мастерски управилась. То ли от недостатка кадров, то ли еще по какой причине, актеры второго плана по ходу съемки вживались в два, а то и в три образа. Допустим, Сергей Комаров играл старого рабочего, а в другом прикиде — фашиста. Ничего себе контраст, согласитесь? А любимец Лукова Лаврентий Масоха на этот раз стал аллегорическим парнем с гармошкой, еще подпольщиком, а кроме того, и матросом Васей. Роли небольшие, но суммарно получался значительный вклад в создание картины. А еще в съемках были заняты два крайне разных германца. Один из них — потомок переселенцев, русский немец Иван (Йоганн, вообще-то) Пельтцер. Леонид Луков нещадно эксплуатировал его радующий глаз образ честного старого труженика. В каких только фильмах Иван Романович не играл у Леонида Давидовича… Второй — натуральный немец, самый немецкий из всех немецких немцев — Генрих Грайф, антифашист, политэмигрант и ответственный работник «Московского радио». В данном случае он появился на экране в роли начальника биржи труда. Вражина, понятно, повадился девчат в вагоны для отправки на чужбину заталкивать, а еще искал кадры для восстановления шахт. Товарищ Грайф неоднократно участвовал в советских фильмах, причем, как правило, в роли фашистов. Ничего не попишешь — типаж! Неудивительно, что жители Сталино хотели его удавить, о чем скажем чуть позже. Примечательна сцена, когда Грайф (шеф биржи и свинья нацистская) соблазняет Пельтцера (пролетария-угольщика) хлебом, колбасой, кислой капустой и сладкой жизнью, чтобы тот помог поднять шахту «Пролетарская»… Два немца, а такие полярные судьбы в кино. Кстати, герой Пельтцера шахту взорвал вместе с собой и с высокой комиссией из Германии. Такой уж он был героический человек. Особую ценность картина «Это было в Донбассе» представляет для почитателей истории шахтерского края. Там просто бесценные кадры: послевоенные улицы Сталино — нынешний бульвар Пушкина, Комсомольский проспект, улица Артема. Не все легко идентифицировать, но, скажем, ЦУМ отлично узнаваем, пусть и с пустыми глазницами окон. Как же фашисты город порушили, просто жуть! А его потом восстановили, развили до приличного уровня. И вовсе, разумеется, не для того, чтобы кто-то его сейчас минами и снарядами кромсал. Когда в Сталино снимались сцены фильма «Это было в Донбассе» и на улицах появились актеры в фашистской форме, местное население, не смекнув поначалу, что это кино, чуть не порвало артистов в лоскуты. Антифашиста Грайфа тоже с трудом вырвали из рук неистовых советских людей. Шел всего-то 1945 год. Память о войне и немецкой оккупации кровоточила, даже корочкой еще не взялась.