Милош Бикович: я не знаю, как не надоесть зрителю

Сербский актер Милош Бикович на два с половиной дня прилетел из Белграда в Москву, и у него практически не было ни одной свободной минуты. Почти одновременно в России выходят два проекта с участием артиста: комедия "Отель "Белград", где он, как и в "Холопе", сыграл легкомысленного молодого человека, и сериал "Магомаев", который выйдет в эфир Первого канала 9 марта. В интервью ТАСС Милош Бикович рассказал, как справляется с такой загруженностью, легко ли было играть народного артиста СССР, планирует ли он заняться режиссурой, чему хочет поучиться у Никиты Михалкова и почему не считает великим Квентина Тарантино. — Милош, очень устали? — Если честно, устал. — 3 марта мы видели вас на премьере фильма "Отель "Белград", сегодня у вас какая-то безумная череда телесъемок. Готовитесь к выходу сериала "Магомаев"? — Да, плюс у меня выходит еще один сериал в Белграде, на Первом канале сербского телевидения. И мы запускаем "Отель Белград" одновременно и в России, и в Сербии. А я же там не только играл, я еще и сопродюсер. Очень много вещей надо одновременно "рулить", иногда это вызывает такой перегруз. — Давайте сначала про сериал. Правда ли, что вас нельзя назвать поклонником Муслима Магомаева? — Можно. До начала съемок абсолютно равнодушно относился к Магомаеву, просто не знал, кто это такой. — То есть никакого трепета у вас не было, когда вы приступали к работе над ролью? — Слава богу, не было. Я бы тогда просто не смог подойти к этой работе. Если был бы трепет, то получился бы не фильм, а какой-то памятник. Получилось бы с лишним пиететом, а так я подошел с чистого листа. — А как считаете, сериал в итоге получился больше про творчество или про Магомаева как человека? — Про Магомаева как человека, и про то, как он относился к своему творчеству, как он искал свободу в своем творчестве. Сериал про то, что чем больше на него давила реальность, тем больше он искал некий побег в своем творчестве, такой своего рода эскапизм. Он в песнях находил свою свободу. — В сериале показано столкновение Муслима Магомаева с тоталитарной советской системой. А вы как художник чувствуете себя свободным в современном обществе? Сильно ли отличается, на ваш взгляд, наше время от 1960-х годов, которые показаны в фильме? — Отличается. Нет таких жестких ограничений, когда вам нельзя, к примеру, выезжать из страны с гастролями. Не нужно спецразрешение на этот выезд. Такого нет. Наоборот, Россия открыта для других культур. Вот, например, я — серб. В какой-то степени моя судьба похожа на судьбу Муслима Магомаева. Он же родился в Баку, а в какой-то момент обрусел. Русское общество принимает в себя разные национальности, и в этом его богатство и благородность. Но это уже все-таки шаг к эволюции, потому что, когда вам государство запрещает выступать, это, мне кажется, более жестко. — Ни для кого не секрет, что вы серб, но при этом получается, что вы постепенно становитесь лицом российского кинематографа. Как вам такой статус? — Кстати, в Сербии сейчас постоянно во всех фильмах снимаются хорватские актеры. И ничего страшного в этом нет. Я безумно благодарен русскому обществу, коллегам, публике за то, что меня так принимают. Просто нам всегда интересны те, кто вроде бы такие же, как мы, но все-таки чуть-чуть другие. Нам это интересно. Сербы похожи на русских, но все-таки во мне есть что-то, чем я отличаюсь от русского. Это некое сочетание, которое позволяет мне здесь существовать. Думаю, нормально, что искусство и культура создают межнациональные связи. — То есть нет такого, что российские артисты вам говорят: "Милош, ну почему ты, почему не я?" — (Смеется.) По крайней мере, в открытую так никто не говорит. Может, кто-то так думает, но не озвучивает. Уверен — то, что твое, никто не отнимет. — Как раз вспомнила про Александра Петрова, который в прошлогоднем новогоднем прокате соревновался сам с собой. У него выходили практически одновременно два фильма: "Т-34" и "Полицейский с Рублевки". Как считаете, вас тоже ждет такая перспектива? — Ну, знаете, такое может быть. Но не хотел бы, чтобы такое произошло. Сейчас вот многое наложилось. В "Магомаеве" я снимался в 2018 году. А он сейчас выходит. Вышел "Холоп" недавно, 5 марта — "Отель "Белград"... И все это почти одновременно. Конечно, кажется, что этот парень будет постоянно сниматься. Но нет, как минимум полгода не будут выходить проекты с моим участием. — Полгода — срок. — Понимаете, тут артисты не всегда выбирают. Петров, он же не виноват в том, что его хотят на все проекты. И он снимается в разных ролях, развивает себя как актера. То, что его постоянно берут, и то, что не берут других, это же не его проблема. Мне кажется, это больше проблема продюсеров, которые не хотят рисковать, а думают: "Ага, хороший актер Петров, он собирает кассу, давайте пойдем по безопасному пути". Думаю, иногда это правильно, но далеко не всегда. Я бы не хотел, чтобы у меня так было. Но, понимаете, если сейчас мне предложат два крутых проекта, я в одном снимусь в марте, в другом — в сентябре, а они оба в итоге выйдут в январе. Такое может случиться. И даже предполагая это, я не откажусь. Повторюсь: это не моя проблема, это забота продюсера. Но, с другой стороны, учитывая и зная такое, наверное, актеру необходимо немного дозировать свое присутствие на экранах. — И как это правильно сделать? — Никто не знает, как это правильно сделать. Я был достаточно популярным актером, а сейчас "Холоп" собрал 3 млрд рублей в прокате, стал первой российской лентой, собравшей такую сумму. Фильм уже вошел в историю. И я не знаю, как вести себя. Петров, Козловский — они большие молодцы, они уже очень долго остаются в топе. У них можно учиться. Но как это сделать так, чтобы не надоесть, никто не знает. У голливудских актеров есть такая схема: они снимаются в одном блокбастере и в одном артхаусном фильме в год. И все. — Не хотите пойти по такому же пути? — Они зарабатывают $20 миллионов или $10 миллионов за фильм. Они могут сняться в кино и долго жить на эти деньги. — Да, уровень зарплат у нас с Голливудом пока разный. Но Милош, вы не боитесь какого-то внутреннего выгорания? — Боюсь. Мне нужен отдых. — Просто тот же Александр Петров, Ирина Горбачева рассказывают, что они придумывают себе каникулы, довольно серьезные перезагрузки. У вас уже есть такие мысли или пока чувствуете в себе силы? — Есть такие мысли, мне это тоже нужно. Я, кстати, может им наберу и спрошу: "Что и как вы делаете, как вы перезаряжаетесь, помогите". Я же еще стал и продюсировать, и это меня нагрузило еще больше. И съемки в Сербии, у меня, по сути, две параллельные карьеры. — А уход в продюсирование — это не шаг ли в сторону режиссуры? — Да, это именно он (смеется). Это шаг в сторону режиссуры. — Понимаете уже, какую историю могли бы снять? — Я бы хотел немножко поэкспериментировать со своим художественным языком, поискать его, но самое главное — сделать кино, даже если оно будет артхаусное, для зрителя. — Но вы все-таки в какую сторону пойдете: за Михалковым или, условно, за Тарантино? У Тарантино же именно такое кино — оно и кассу собирает, при этом у него абсолютно свой киноязык, который очень узнаваем. — А я Тарантино не считаю великим режиссером. Я Тарантино считаю мастером, но не гениальным. Он очень хорошо знает механику, но в его посылах нет ничего возвышенного. Это все дико интересно, это все дико неожиданно, но нет никакого метафизического фактора, нет глубины. — Так. А у кого есть? — У Михалкова есть, у Соррентино есть. Например, Соррентино мог бы собрать кассу, потому что он говорит языком красоты, он напрямую ведет диалог с Достоевским. Он сопоставляет человеческий декаданс с красотой. И он обозначает конфликт между декадансом и красотой. И поэтому Соррентино я считаю великим. Но, конечно, он не соберет такую кассу, как "Холоп". — И все-таки, когда соберетесь снимать свое кино, это будет исторический фильм или про наше время? — Скорее всего, это будет современность. У меня есть история для спортивной драмы, и у меня есть автобиографическая история, тоже современная. И тоже драма. Меня привлекает то, что не пошло, не плоско, но все-таки понятно. — А если пойдете в эту сторону, сами будете играть у себя? — Может быть, но необязательно. В одной из этих историй я себя вижу, это же автобиография, а в другой нет. — Вы пришли в российское кино именно благодаря Никите Михалкову и его "Солнечному удару". У него же сейчас новый проект, и он говорил, что команда будет международная. Звал вас? — Не звал. — А нет ли... — Обиды? (Смеется.) Нет. — Нет ли мыслей попробовать продолжить сотрудничать? Может быть, вы как раз его в свой фильм позовете? — Да, такие мысли есть. С Михалковым работать — это невероятный опыт, и я даже готов просто приезжать на площадку и наблюдать за съемочным процессом. Может, я так и сделаю, если он мне разрешит. — Поучиться? — Да, просто приезжать и смотреть, как он работает. — Вы в самом начале разговора сказали по поводу закрытия границ, что они, по сути, сейчас открыты. Но сейчас мир как раз закрывает границы из-за коронавируса. Вы постоянно летаете из страны в страну, не боитесь? — Смотрел исследование швейцарских докторов в интернете, где они объясняют, что цифры такие: лишь 1% заболевших людей умирает от вируса. Причем, этот 1% — люди, у которых нет возможности вовремя лечь в больницу. И это люди старше 60 лет. Поэтому я как-то не боюсь, потому что у обычного гриппа 0,4–0,5%, а у этого 1%. Причем обычный грипп распространен во всем мире, а этот — в основном в Китае. Это статистика, которая нас успокаивает, паники не должно быть. — Возвращаясь к Магомаеву. Не застала пик его популярности, но помню его похороны — к нему шел нескончаемый поток людей. Я увидела глазами, насколько его любили люди. И это была настоящая популярность. А для вас популярность — это что? — Популярность — это узнаваемость. А если один человек другого узнает, он его принимает как нечто свое. Как бы говорит: "Да, я тебя узнаю, я тебя через себя пропускаю, я одобряю". В этом и есть некий символический процесс. Если говорить о такой популярности, считаю, что это положительная категория, потому что она разрешает обществу и культуре действовать. — Вы хотите разговаривать с публикой именно с помощью фильмов или планируете в качестве артиста проповедовать на встречах с публикой, сеять разумное, доброе, вечное? — Думаю, дела более действенны, чем слова. Не уверен в том, что я самый умный, поэтому это надо осуществлять через коллективное дело, где мы все даем самое крутое через кино, через театр. Иногда и через интервью. Но основная деятельность — это творчество. И тогда мои мысли проходят через своеобразный фильтр качества. Именно поэтому, кстати, я никогда не говорю о своей личной жизни. Я ее не прячу, она есть, но не хочу, чтобы она была на первом плане, потому что это уводит нас от самого основного — ответственности за зрителя и его время, которое он мне дает. Актер должен одной рукой развлекать зрителя, а другой рукой заниматься контрабандой и в его карман запихивать какое-то послание. — Вы считаете, с помощью комедии это можно сделать? — Абсолютно. Поэтому Чаплин был таким великим. "Холоп" кажется сладким кино, но внутри тесть определенные ценности, которые очень правильные. И этот фильм обращается к ребенку в человеке, человек смотрит фильм, и он не готов к тому, что ему сейчас будут проповедовать какие-то ценности. Он просто приходит смеяться, но все-таки вторым планом идет такая очень правильная мысль о спасении человека. — У меня последний вопрос: вы внутренне как ощущаете, надолго в русскую культуру пришли? Как девушки у своих мужчин спрашивают: "Твои намерения, они какие? Серьезные?" Или это может быть просто вспышкой? — Я с 2012 года снимаюсь в России, слишком долго для вспышки. А с другой стороны, не знаю, наверное, это зависит и от меня, насколько я ответственно и качественно подхожу к своей работе. Если я сейчас буду думать, что я самый крутой, буду похожим на своего героя в начале фильма "Холоп", ничего серьезного не получится. Но я обещаю стараться. Беседовала Наталья Баринова