Иногда хочется сказать спасибо карантину, как ни странно или даже кощунственно это бы ни звучало. Вот хотело же Министерство культуры вместе с Фондом кино и нашим славным РВИО подарить гражданам России, включая блокадников, роскошный подарок к 75-летию Победы, но из-за пандемии не смогло. Правда, грозится теперь осчастливить в будущем январе, к годовщине снятия блокады Ленинграда, но дарители уже успели гордо продемонстрировали кусочек будущего презента, вероятно, по их мнению, самый вкусный, так что можно хотя бы морально подготовиться, а даст Бог, и отказаться от такого счастья. Речь об опубликованном трейлере нового художественного фильма «Блокадный дневник» режиссера Андрея Зайцева. Блокада вообще, как магнит, притягивает к себе разнообразных креативных личностей. Можно много вспоминать о перестройке, но это дела давние, но вот ведь совсем недавно пользователи Интернета погуляли на «Празднике» у Алексея Красовского. Вероятно, этого кому-то показалось мало. В самом деле, что там какая-то камерная кощунственная посмехушка, снятая на частные деньги и скромно выложенная в интернет. На государственные средства можно снять гораздо круче, с большим размахом, шиком и спецэффектами. И пустить сразу на большие экраны. И что же нам готовят? Трейлер на то и трейлер, что в нем авторы фильма отбирают то самое главное, что они хотят показать будущим зрителям. Что же считает, по всей видимости, главным в своем фильме Андрей Зайцев? Главным он считает душераздирающие ужасы в духе зомби-апокалипсиса. В черно-белой гамме изображен совершенно постапокалиптический город, где все здания с крыши до фундамента покрыты застывшими потеками воды и инеем. Вдоль одного из зданий протянулась длиннющая очередь таких же заиндевевших, закутанных в платки существ, слабо напоминающих людей. Еще одна фигура невнятного пола, охая и ойкая, тащит по сугробам маленькие саночки. Саночки опрокидываются рядом с очередью, вывалив на снег несколько буханок хлеба. Головы медленно поворачиваются, по очереди пробегает мертвенное бормотание: «Хлеб… Хлеб… Хлеб… Хлеб… Хлеб…» Вероятно, автор не понял, какую ассоциацию — да-да, именно из фильмов про зомби! — способен породить этот «креатив»? Фигура, всё же смутно напоминающая мужчину, тут же падает на колени и начинает механически вскрикивать на ломаном русском: «Нет! Детям! В дедом! Детям! Дедом! Детям!» Серая безликая толпа надвигается, существа заторможенно начинают подбирать буханки, какие-то женщины пытаются их остановить, пытаясь объяснить, что буханки везли в детдом детям и брать их нельзя. Кто-то возвращает хлеб, кто-то пытается убежать с ним, падает и начинает мусолить ртом хлебный кирпичик. Женщина отбирает буханку у упавшего зомби и замирает с нею в руках. Всё. На самом деле это никакой не трейлер, а всего лишь выдранный из фильма фрагмент. Обычно трейлер делается так, чтобы создать впечатление обо всём фильме — о его героях, их взаимоотношениях, о событиях и обстановке. Здесь нет ничего, кроме демонстрации даже не животных, а каких-то загробных инстинктов. Проявления жизни заметны, но они тоже инстинктивные — нельзя отбирать хлеб у детей. И это всё, о чем автор хочет сказать? Верх героизма блокадников — не съесть детскую еду? Об этом — о вялом шевелении почти расчеловеченных существ среди нестерпимо фальшиво выглядящих мертвых камней, снега и льда нам собрались рассказывать? Это — блокада? Это — советский Ленинград? Мой недавно ушедший из жизни отец прожил в Ленинграде все 900 блокадных дней, когда началась война, ему было 12 лет. В одну из страшных зим от голода и болезни умер его дедушка, мой прадед. Отец никогда не рассказывал о блокаде как о чём-то запредельно ужасном и апокалиптическом. Ленинград в его рассказах вовсе не был царством смерти, это было обиталище жизни, стойко боровшейся со смертью. Взрослые, кто мог, работали в госпиталях и на заводах, дети, когда были закрыты школы (школу, где учился отец, разбомбили в начале войны, погибли две жившие во флигеле пожилые учительницы), читали книги, делали наброски в альбомах, страстно мечтали о победе и просто мечтали о будущем, как любые дети. А еще они помогали взрослым — ходили в развалины за дровами, на реку за водой, отоваривали карточки. Как только мороз и голод отступали, мальчишки стайками пускались на поиски приключений, широко раскрытыми глазами впитывая странную, вставшую дыбом, но всё-таки жизнь. И даже в самые страшные времена ни они, ни взрослые не чувствовали себя брошенными, игрушками злобной стихии. В городе были власть и порядок, иначе не выжил бы никто. Даже на грани гибели большинство ленинградцев оставались не просто людьми, а советскими людьми, не обывателями, а частицами великой сражающейся Родины. В конце блокады отец поступил в подготовительное военное училище, чтобы посвятить потом армейской службе всю свою жизнь. Разумеется, были и страшные, уродливые примеры. Были воры, бандиты, мародеры, да и людоеды, тему которых так полюбили смаковать в перестройку. Но это были тени, которые не могли затмить подвиг блокадного города. Если бы большинство или даже треть ленинградцев превратилась в изображенных в трейлере существ со стертой личностью, сосредоточенных лишь на спазмах голодного желудка и телесном выживании, город бы пал. Что же и зачем хочет показать нам в трейлере к своему фильму Андрей Зайцев? Желает ужаснуть? Так пайки блокадного хлеба в витрине музея куда больше потрясают воображение, чем эти пафосные декорации, грим в духе «белых ходоков» и безумные вопли. Хочет представить блокаду бедствием, а не подвигом? Очень похоже на то, что так и есть. Это началось не вчера и неизвестно когда закончится — попытки выставить военное поколение не жертвовавшими собой героями, а теми, кем пожертвовали. Обессмыслить войну, заставить сперва не помнить и гордиться, а «поминать и скорбеть», а потом — с неизбежностью — платить и каяться. Уже начинается и внутри страны осторожное поддакивание тем, кто пробует взвалить часть вины, если не всю вину за Вторую мировую на Советский Союз. Нет, конечно-конечно, одна дождинка — еще не дождь, а трехминутный трейлер — далеко не весь фильм. Но ведь никто не заставлял автора рассказывать о своем фильме именно так, не водил его рукой в монтажной. Мы видим то, что хотел показать нам режиссер, не больше и не меньше. Хотим ли мы увидеть в дни очередной военной годовщины фильм, смысловым центром которого являются эти лишенные человеческого содержания, но хлесткие кадры? Хотим ли, чтобы наши дети узнали о блокаде именно в таком ключе? И не пора ли задуматься, что вообще происходит с нашим военно-историческим кинематографом и на что уходит драгоценная материальная поддержка, распределяемая чиновниками Минкульта и Фонда кино, какую историю пишут для нашего зрителя «эксперты» из РВИО? Ведь это далеко не первое чрезвычайно странное дитя этого союза. Может быть, пора приостановиться и задуматься? Разобраться с концепцией подхода к военной теме и художественного представления отечественной истории вообще? Ведь нельзя же так двигаться дальше, когда последние уходящие ветераны раз за разом вместо подарков получают пощечины, пусть, возможно, и непреднамеренные! А ведь история еще большее значение имеет для новых поколений, которым предстоит выносить на плечах страну в, судя по всему, очень непростые времена. Люди с комплексом жертвы, с ужасом смотрящие в свое прошлое, с этой задачей навряд ли справятся…
