"Для кого делалось почти 90 процентов советских фильмов? На этот вопрос никто ответить не мог"

Режиссер Андрей Смирнов — о "полочном" кино и недоразоблаченном сталинизме На этой неделе отмечался День памяти и скорби — 22 июня, а 24 июня во многих городах страны прошли парады в честь 75-летия Победы. В России на протяжении многих лет память о войне помогал сохранять отечественный кинематограф, в том числе мастера, пришедшие в кино в 60-е годы. О том, как сохранять память о войне, об отношении к коммунизму разных "поколений" шестидесятников и о полочных фильмах "Реальное время" поговорило с кинорежиссером Андреем Смирновым. "Не думаю, что Шукшин верил в коммунизм" — Андрей Сергеевич, по фильмам 60-х складывается ощущение, что многие молодые люди не переставали все-таки и в коммунизм верить. Это так? — Нет, это заблуждение. Молодежь культурного уровня ни в какой коммунизм не верила, она осознавала цену того режима. Когда мы учились во ВГИКе, уже ходили слухи о фильме, который делал Марлен Хуциев ("Мне двадцать лет", или "Застава Ильича", — прим. авт.), и слухи были восторженные. Марлен был оппонентом на защите нашего диплома — мы были ему благодарны, относились к нему с пиететом, и когда его картина еще не была готова, еще не произошел скандал с критикой этого фильма Хрущевым, Хуциев показал этот материал нам. Там было процентов семьдесят того, что вошло в фильм, но когда я, 19-летний пацан, увидел рабочий патруль, проходящий по Красной площади, мы с моим товарищем переглянулись — эта картинка все зажала. Мы поняли, что если финал заканчивается советской идеологией, то это мыльный пузырь. Те ребята, которые учились со мной, увлекались уже не Марксом, а критиками марксизма и коммунизма — Роже Гароди, которого в СССР с трудом переводили, Милована Джиласа, которого в СССР вообще не публиковали. Среди нас были люди, которые при советском воспитании нашли в себе силы переступить порог церкви. — Но вряд ли Хуциев, показывая молодых людей, верящих в коммунизм в "Заставе Ильича", что-то выдумал? Как, наверное, и автор сценария Геннадий Шпаликов. — О вере в коммунизм говорили те, кто был старше нас лет на пять-шесть. А вот мы с друзьями уже нет. — А, скажем, Шукшин верил в те годы в коммунизм? — Не думаю, что Василий Макарович верил в коммунизм. У него было тяжелое детство, он на своей шкуре знал, что такое советская деревня, кроме того, его отец был расстрелян, его семья была подвержена бойкоту, и не думаю, что из него мог получиться верный коммунист. Мы дружили с ним, но мне трудно говорить об идеологии Шукшина. Придерживаться, конечно, можно любой веры, но есть сама жизнь, а она полностью противоречила тому, что озвучивали газеты, радио и телевизор. Если ты не полный осел, то ты сделаешь выводы сам, без всякого руководства. Ты ходишь в магазин, а там вечный дефицит, очередь вечная, заработки не соответствуют нормальным потребностям человека — как правило, они были низкие, пенсионеры нищенствовали. Кадр из фильма "Застава Ильича". Фото kino-teatr.ru О вере в коммунизм говорили те, кто был старше нас лет на пять-шесть. А вот мы с друзьями уже нет "Разницы между Хрущевым и Брежневым мы не видели. При первом была подавлена революция в Венгрии, при втором — в Чехословакии" — Андрей Сергеевич, но ведь молодые люди гордились полетом Гагарина, ехали смело на большие стройки, Хрущев избавил людей от страха сталинизма, Брежнев к сталинским практикам тоже не вернулся. — Конечно, полет Гагарина был праздником, и, кроме того, мы все были не чужды патриотизма, абсолютно не чужды. Это сегодня слово "патриот" стало ругательным, а тогда мы все хотели жить в России. Но многие, даже верящие в коммунизм, хотели ее видеть другой! Совсем не такой, какая была перед нами. И разницы между Хрущевым и Брежневым мы не видели — при Хрущеве было подавление революции в Венгрии, а при Брежневе — революции 1968 года в Чехословакии, потом при нем случился Афганистан. Нам не требовалось никакой агитации, требовались только глаза и мозги. — Хорошо, вы видели и знали больше, чем основная масса молодежи. Какая модель страны виделась верной вашим друзьям? — Все коллеги и друзья в этом плане были разными, партий у нас не было, и о правильной модели были самые разные понятия. Общим было одно — ощущение фальши этой идеологии, угрюмости реальной действительности. Оно было у многих молодых, за исключением отпетых карьеристов. Что такое ЦК, КГБ, мы знали, рано или поздно каждый из нас с ними сталкивался, поэтому заставить молодых людей верить в коммунизм можно было только колоссальными усилиями, и это невозможно было сделать. В 22 года я уже был абсолютно сознательным антикоммунистом, был абсолютно уверен, что этот строй рухнет рано или поздно. Правда, я думал, что он рухнет за пределами моей земной жизни и что только мои дети будут жить при более-менее нормальном строе. — Этот строй вы видели в США, Британии, Франции? — Ну… В любой из тех стран, которые вы перечислили, есть две вещи — либеральная экономика и парламентская демократия. И я был уверен, что будущее России может быть только таким. Правда, и сейчас все это остается мечтой о нашем будущем, но тем не менее. — Я предполагал, посмотрев фильм "Француз", что оптимальной политической моделью для нашей страны вы в молодости могли считать французскую. Не так? — Просто я в 16 лет впервые побывал во Франции. Я учился во французской спецшколе, и в девятом классе, в 1957 году (когда происходит начало моей последней картины), нас, девятерых оболтусов, отправили на месяц в эту страну. Две недели мы провели в Париже, а еще две — в местечке типа наших пионерских лагерей. Называлась оно каникулярной колонией и располагалось на юге Франции, в Пиренеях. Какое-то представление о Франции я получил, но она никогда не казалась мне земным раем. А кроме того, среди моих французских друзей были такие же недовольные происходящим в своей стране молодые люди, как мы были недовольны советской реальностью. Правда, мы рот боялись открыть, а наши французские товарищи чувствовали себя абсолютно свободными. Кадр из фильма "Фрацуз". Фото daily.afisha.ru В 22 года я уже был абсолютно сознательным антикоммунистом, был абсолютно уверен, что этот строй рухнет рано или поздно. Правда, я думал, что он рухнет за пределами моей земной жизни и что только мои дети будут жить при более-менее нормальном строе "Часто дело ограничивалось тем, что фильм посмотрела теща члена Политбюро. Это могло определить его судьбу" — В фильме "Француз" главный герой ищет своего отца, служившего в Белой армии. Известно, что ваш первый фильм, запрещенный "Ангел", касался как раз темы Гражданской войны, где белые были одними из главных действующих лиц. Это была ваша идея отыскать такую тему? — Нет. Я получил предложение от экспериментальной студии Чухрая, в его основе лежал замечательный рассказ Юрия Карловича Олеши "Ангел". И сцены, где комиссара кладут на наковальню и убивают, говоря: "Вот тебе серп и молот!", уже хватило, чтобы заинтересоваться этим предложением. И когда мы работали над сценарием, готовились к съемкам, формула была простая: мы показываем Гражданскую войну не как увеселительную победу красных над белыми, а как национальную трагедию всех русских. Но такая наша формула была сочтена за наглость. Мне заявили, что этот фильм — идеологическая диверсия, поклеп на русский народ. И особенную злость у чиновников от кино вызвал образ эдакого люмпена, блестяще сыгранный Николаем Губенко. Кроме того, в первой версии очень многие жесткие сцены были вырезаны — чтобы картину приняли, мы пытались пойти навстречу цензуре и избавлялись от сцен, которые мне сейчас очень жалко. — Их не осталось в архивах? — Нет, все погибло. И замминистра после обсуждения картины сказал: "Мы тебе поможем сменить профессию!" И несколько лет я не мог найти никакой работы. Хотя что-то делал на телевидении, писал сценарии для диафильмов, но все, что я предлагал "Мосфильму", отвергалось. — Кстати о "полке". В "полочной" практике, на ваш взгляд, заслуга больше брежневских чиновников и партбонз? Ведь мы знаем, что многие "полочные" фильмы были положены при "дорогом Леониде Ильиче", а фильмы, запрещенные к показу Хрущевым, мало кто вспомнит… — О чем вы говорите! При Хрущеве не выпустили фильм Швейцера "Саша выходит в люди"! А вообще, когда я с 1987 года руководил Союзом кинематографистов СССР, исполняя обязанности первого секретаря правления союза, начала работать так называемая конфликтная комиссия, которую возглавил критик Андрей Плахов. Комиссия стала ворошить подвалы Госфильмофонда, и с "полки" сняли целый кинематограф — 280 с чем-то фильмов! Среди них были документальные, научно-популярные, игровые и даже мультипликационые. Это были работы, снятые и положенные "на полку" в том числе и с первых шагов Советской власти в 20-е годы, 30-е, 40-е и на всем протяжении советской власти. Брежневу тут и не снилось новаторство! — Есть факты, которые говорят, что судьбу той или иной картины решал генсек, смотревший кино на даче. Но некоторые фильмы легли "на полку", а другим, изначально воспринятым негативно, все же дали зеленый свет — и "Председателю", и "Тишине", и "Заставе Ильича", и "Андрею Рублеву". Почему? — Дело тут не в главе государства. Конечно же, гендиректор "Мосфильма" первым делом посылал новый фильм на дачу членам Политбюро, но главным зрителем мог быть не обязательно Брежнев или Хрущев, а Суслов, Гришин. Часто дело ограничивалось тем, что фильм могла посмотреть только теща члена Политбюро, и это уже могло определить его судьбу. Кадр из фильма "Ангел". Фото afisha.ru Когда мы работали над сценарием, готовились к съемкам, формула была простая: мы показываем Гражданскую войну не как увеселительную победу красных над белыми, а как национальную трагедию всех русских — "Ангел" не дошел до дач партверхушки? — Конечно, нет — все ограничилось только Госкино. — Как ваш отец, писатель Сергей Смирнов, воспринял такую ситуацию? — Ему картина не понравилась. Ему все казалось в ней жестоким, натуралистичным. У отца были просто другие вкусы. — Посчитал он логичным, что ее запретили? — Мы не разговаривали на тему, логично это было или нет. Это был факт, который приходилось принять. "За 10 лет сняли 1500 фильмов, но редко в какой год выпадало больше десяти успешных" — Некоторые киноведы говорят, что лучшие фильмы в нашем кинематографе снимались как раз в 60-е годы. Вы согласны? — Мне кажется это смешным. В 60-е годы в стране выпускалось уже 150 игровых фильмов — на "Мосфильме" штук 40, поменьше на "Ленфильме", в Киеве и на провинциальных студиях. Когда я работал в Союзе кинематографистов, мы задались целью объективно оценить кинематограф, в котором мы работали, и создали для этого две комиссии. Одна была в нашем союзе, а другая, хотя была создана при Госкино, но туда вошли и кинематографисты, а не только чиновники. Мы решили взять "нейтральное" десятилетие — с 1970 по 1980 год, и попросили комиссии проанализировать все картины с точки зрения сборов, отзывов критиков. Мы увидели, что картина Бориса Дурова "Пираты XX века" побила все рекорды всех мексиканских и бразильских фильмов, что шли в СССР в тот год, и хотя картина, с точки зрения моих коллег, плохая, но это был рекорд, и мы это учли. Мы проанализировали, сколько было успешных зрительских фильмов и сколько было серьезных авторских картин, и результат нас поразил: за 10 лет сняли 1500 фильмов, но редко в какой год выпадало больше десяти успешных зрительских картин. Такое было лишь тогда, когда в один год выходили комедия Гайдая, комедия Рязанова, что-то приключенческое, а в основном таковых было семь или максимум восемь фильмов. А если говорить об авторских картинах, то их, успешных, выходило очень мало. Большим успехом считалось, если в год выйдут фильмы Тарковского, Иоселиани и еще что-то в этом роде — три или четыре. Получалось, что успех имеют только 15 процентов из того, что было произведено за год! А для кого делалось почти 90 процентов фильмов? На этот вопрос никто ответить не мог. И так было из года в год. Конечно, в нашем кино были замечательные художники, было стечение обстоятельств, когда фильму удавалось выйти — как тому же фильму "Мой друг Иван Лапшин" Германа. — Просто если перечислять человеческие, светлые картины, многие вспомнят именно фильмы 60-х — "Когда деревья были большими", "Девчата", "Живет такой парень", "Отец солдата", "Алешкина любовь", "Королева бензоколонки" и много других. — Но таких фильмов в 60-е на самом деле была капля в море плохого! И 70-е на их фоне ничуть не хуже — там были такие же исключения. Кадр из фильма "Мой друг Иван Лапшин". Фото kino-teatr.ru Решавшие судьбу картины директора студий, замминистра кино, сам министр кино были люди не слишком культурные и образованные, они предъявляли только идеологические претензии, но на самом деле картины, ложившиеся "на полку", попадали туда прежде всего из-за художественных средств, которыми они делались — А если вернуться к "полочным" картинам — неужели среди них не было неудачных? — Понимаете, худсовет, когда смотрел отснятый материал на студии, мог видеть, что режиссер с материалом не справляется, и картину эту из рук не выпускали. Могли сменить режиссера или назначить ему художественного руководителя в силу того, что картину нужно было довести до проката, чтобы оправдать потраченные на нее государственные деньги. Студия просто не могла смириться с тем, что сумма в два-три миллиона могла быть выброшена в корзину, и прилагала усилия, чтобы спасти картину и сдать ее в Госкино, сдать в прокат. Поэтому среди "полочных" картин вы не найдете плохих! (Смеется). На полку фильм попадал якобы по соображениям идеологическим. Дело в том, что решавшие судьбу картины директора студий, замминистра кино, сам министр кино были люди не слишком культурные и образованные (единственным исключением был замминистра Владимир Баскаков), они предъявляли только идеологические претензии, но на самом деле картины, ложившиеся "на полку", попадали туда прежде всего из-за художественных средств, которыми они делались. Ну какие могли быть идеологические претензии к "Проверке на дорогах"? Чиновников просто шокировал язык таких картин — фильм Германа казался жестким и грубым. Что такое фильм "Комиссар"? Это, по сути, вообще детская иллюстрация коммунистической идеологии, но не устроило начальство именно художественное средство, которым делался этот фильм. "Государство Сталиным как следует не занялось — сталинизм не разоблачен" — За судьбу картин могли вступиться мастера кино, чье мнение было авторитетным у ЦК КПСС — Бондарчук, Герасимов? — Я таких случаев не знаю. Как мог за своих учеников вступался Ромм — за Шукшина, за Тарковского, за меня и Яшина. И "Белорусский вокзал" вышел во многом потому, что за картину вступался Ромм, а ее закрывали четыре раза! Ромм вступался, да, а других примеров я не знаю. — Андрей Сергеевич, через пару дней после Дня скорби в стране прошли парады Победы. Разделяете ли вы мнение властей, что память о Великой Отечественной должна быть тем, на чем стоит наша страна? — Нет, не разделяю. День Победы стал милитаристским праздником: чего только стоит формула "Можем повторить!". Они что, согласны сорок миллионов положить? Это возмутительно и безвкусно. Я считаю, что праздник Победы прежде всего нужно отмечать на кладбищах, на могилах тех, кто лег за Победу, отмечать в храмах, а не на Красной площади. — Хорошо, давайте представим, что когда-то день Победы будут отмечать не помпезно. Но как при этом должным образом сохранять память о войне? Знания новых поколений о ней на фоне предыдущих чудовищны. Что делать, если не годятся парады и ленточки? — Для этого человеческим должен быть учебник школьной истории. Не "патриотами" современными написанный, а настоящим историком, и чтобы в любой деревне учились именно по такому учебнику. Ну и, конечно, многое зависит от передач по телевидению — нынешние программы на военную тему от так называемых "патриотов" у меня лично ничего, кроме омерзения, не вызывают. Кадр из фильма "Проверка на дорогах". Фото kinopoisk.ru Нужно знать, какую невероятную цену заплатила Россия, весь СССР за Победу, знать, каким позорным был для нас 1941 год и часть 1942-го, знать о неготовности армии, о немыслимых жертвах в котлах 1941—1942 годов — ведь это незнание до сих пор не изжито и не осознано по-настоящему — А как нужно делать эти программы? — Делая такие программы, нужно знать, какую невероятную цену заплатила Россия, весь СССР за Победу, знать, каким позорным был для нас 1941 год и часть 1942-го, знать о неготовности армии, о немыслимых жертвах в котлах 1941—1942 годов — ведь это незнание до сих пор не изжито и не осознано по-настоящему. Зато нам сейчас начинают говорить о Сталине как о кузнеце Победы — ну тогда надо говорить, что Сталин сотворил и в 1941 и 1942 годах, вырезав перед войной офицерский корпус. Государство Сталиным как следует не занялось — сталинизм не разоблачен.