Вениамин Смехов: Стать актером мне помогла поэзия

10 августа 80-летие отмечает Вениамин Смехов — любимый актер страны, яркая звезда на небосклоне театральной Москвы. Ко дню рождения у Смехова вышла книга «Жизнь в гостях», где он делится воспоминаниями о людях, с которым встречался, и событиях, оказавших на него влияние. Корреспондент «Вечерней Москвы» побеседовала с автором о литературе, театре, режиссуре, памяти и любви. — Вениамин Борисович, для многих эпоха шестидесятых, семидесятых, восьмидесятых — «золотой век», в котором хочется оказаться. Для вас — это жизнь. Какой она вам запомнилась? — Я не склонен обобщать вкусы и их носителей. Но в нашей стране и в мире всегда есть тонкий слой людей, для которых культура — главное в жизни. Чем бы они ни занимались, в какой бы области ни служили, для них музыка, театр, поэзия, живопись близки и необходимы, утешительны, воспитательны, если хотите. Это и есть та часть общества, с которой мне повезло встречаться. Это люди, для которых важное место в жизни занимали разговоры о том, что вышло интересного в журнале «Новый мир». Люди объединялись в этом счастливом помешательстве на литературе. Помню, как мы задыхались от счастья, когда читали Сэлинджера «Над пропастью во ржи» в переводе Риты Райт-Ковалевой, и потом Генриха Белля «Бильярд в половине десятого», и одну из лучших книг моей жизни — «Бойню номер пять» Курта Воннегута. И это было важной частью жизни. Сейчас, наверное, именно об этом, как вы сказали, мечтательно вздыхают люди — дескать, сейчас у нас этого нет. Хотя во все времена это все есть, но всегда узок круг людей, которых можно назвать «осмысленными гражданами». Давайте примем этот термин, с ним трудно поспорить, правда? Это люди, которые даже в школьном ЕГЭ не перепутают даты жизни, скажем, Пушкина и Блока, не будут, перечисляя кумиров или лидеров культуры XX века, ошибаться так, как это некоторые делают сегодня, для кого что Маяковский, что Бродский — все жили по соседству «в одной коммуналке». Мне жаль, что далеко не все нынешние образованные россияне чувствительны к историческим эпохам нашей литературы и искусства. Жаль и того, что сейчас интеллигентный круг распался, что много конфликтующих кланов, мне кажется, что интеллигенция 1960–1970-х была более сплоченной, тех, кто смотрел спектакли «Современника», или эфросовского «Ленкома», или любимовской «Таганки», или товстоноговского БДТ, кто читал толстые журналы, — больно ранили дело Синявского и Даниэля, высылка Андрея Сахарова или пропаганда против Солженицына, Войновича и так далее. Люди нашего круга переживали, что блестящие советские композиторы — Губайдулина, Денисов, Шнитке — лишены возможности выходить на сцену больших концертных залов. Интеллигенция 1960-х в клубах смотрела запрещенный фильм «Андрей Рублев» на свой страх и риск, иногда даже с последующими арестами и наказаниями. Я сам как-то участвовал в концерте с таганковскими пантомимистами Медведевым и Черновой. После этого концерта для своих, при переполненном зале, показывали «Андрея Рублева». А потом милую женщину, которая это организовывала, привлекали к суду, нас допрашивали как свидетелей, и мы ее защищали. — Ваша книга «Жизнь в гостях» об этой поре? — Я бы сказал, и об этой тоже. Конечно, оттепель и 1970–1980-е — важный для меня массив откровений, но книга в восемьсот с лишним страниц. В ней описаны восемь десятилетий, так что можно сказать, что в ней восемь книжек. Когда я писал ее, я делал то, что люблю, и жена моя, Галина Аксенова, мне не просто помогала, а вытянула на свет эту книгу. Потому что надо было использовать там многие, не виденные мною в течение сорока с лишним лет дневниковые записи. Это не совсем мемуары, потому что я о себе особо не пишу. Мне не так это интересно, как рассказы о том, что я видел, что на меня свалилось в жизни, а хорошего было больше, чем плохого, и больше, чем я заслужил. Книга чуть неровная — там есть дневниковые пассажи, порывистые, спонтанные, иногда непонятные, поэтому я старался их расшифровать. Мой редактор посчитала необходимым сохранить авторский стиль. Есть в книге и события, описанные прямо по дням. Например, раздел, где названия глав идут по месяцам — наши с женой путешествия по Европе и Америке. Это, кстати, тоже было чем-то совершенно невиданным для меня. Когда я стал «выездным», наступило время приглашений — и на родине, и за рубежом — для меня как режиссера. Я и раньше ставил на сцене, еще у Любимова, потом на телевидении, а в 1990-х неожиданно для самого себя оказался режиссером оперных спектаклей. Это тоже целая часть моей жизни. Из таких частей и состоит моя книга, про которую кто-то сказал, что в ней повествование строится как в джазовой импровизации, где соединяются разные ритмы и темпы, ирония и печаль. И я рад, что уже которую неделю моя книга «Жизнь в гостях» держится среди «пяти топовых» в любимых книжных магазинах Москвы, а это значит, что ее покупают «осмысленные граждане». — Огромный труд — осмыслить и собрать под одной обложкой жизнь. Что вам дало писательство, что произошло с вами лично, пока вы писали это произведение? — Я мечтал стать писателем и, хотя стеснялся, очень хотел выйти на сцену. Стать актером мне помогла поэзия. Маяковский был для меня маяком, а Вознесенский вознес меня до осознания собственного актерского ремесла. Моя учеба в Щукинском училище была, как со временем оказалось, только малой частью обучения, которое я продолжаю проходить до сих пор. О моих учителях я тоже написал в книге. — Для вас первичны литература и ее язык, но вы говорите на театральном языке как актер и режиссер. Чем они, по-вашему, отличаются? — У каждого писателя свой стиль и особенность, странность, которая отличает его от остальных авторов. Режиссер Юрий Любимов с самого начала «Таганки», с 1964 года, настаивал на том, что называть жанр будущей премьеры не надо — надо искать его. А потом, в 70-х, вышло чудесное произведение Аксенова «В поисках жанра». Это в какой-то степени рифмуется с моей литературной жизнью. Помог моей писательской карьере, как и актерской, Юрий Любимов. Ему вообще нужны были актеры-соавторы — в музыке, поэзии, драматургии. В том числе из-за этого и Высоцкому так плодотворно жилось на Таганке — Любимов с первых шагов Высоцкого в театре, начиная с постановки пьесы «Антимиры», использовал его не только как актера, но и как композитора и поэта. Меня же, 26-летнего актера, Любимов в 1966 году призвал к созданию спектакля о Маяковском, о его жизни, гибели и бессмертии. Любимов знал о моей склонности к литературе еще с моих щукинских времен и поверил в меня как в сочинителя. Мне интересно вспоминать, как получилось, что, обожая раннего Маяковского, я из одного маленького тома его первого издания сделал композицию, куда потом, по совету литераторов — друзей Любимова — досочинил и вторую часть. Вот такой был на Таганке климат соавторства, которого, пожалуй, ни в одном театре больше не было и нет. Так что виновники всего — Любимов и «Таганка». Я вообще заметил, что все время ссылаюсь на Любимова, а Высоцкий в своих интервью говорил «мы». И он был прав, потому что Любимов своим гениальным чутьем собрал в Театре на Таганке такую необычную команду. Я как-то вспоминал «Дом на набережной» — один из сильнейших последних спектаклей золотого века «Таганки». Однажды мы не могли его играть, потому что заболел актер. Любимов вышел на сцену и сказал зрителям: «Вы знаете, наш театр несет ответственность перед вами, поэтому мы говорим: хотите — забирайте деньги за билеты и придете потом, или оставайтесь — мы вам сыграем то, что сами умеем». Ни один человек не ушел. Так родился спектакль «В поисках жанра». Его часто вел Володя Высоцкий. Там звучали пародии и стихи Лени Филатова. Поражал зрителей своим талантом пантомимист Юрий Медведев. Бардовские песни исполнял Дима Межевич. Золотухин читал что-то из своей прозы, я тоже. Потом нечто подобное случилось и в «Современнике», куда мы «эмигрировали» с Филатовым, Шаповаловым и Боровским в 1985 году, там Галя Волчек придумала спектакль «Дилетанты». И мы исполняли свои произведения вместе с «современниковцами» Гафтом, Евстигнеевым, Ивановой. — Литература более интеллектуальна и обращается к разуму читателя, театральное искусство более эмоционально и обращается к чувствам — верно? Как это совмещается в вас? — У актеров разные амплуа. Когда-то Михаил Швыдкой в своей курсовой работе в ГИТИСе здорово угадал, что во мне соединяется клоунское и резонерское качества. Клоунское — это чувственность, обращение к эмоциям человека, а резонерское — это авторское. И поэтому у Любимова я часто играл авторов, как, например, в «Павших и живых», и еще несколько раз. Мне кажется, что я пишу актерскую прозу — стараюсь публику увлечь и развлечь публику. Ищу свой стиль. Мне кажется, что поиск стиля — самое важное. Я люблю читать рассказы сегодняшних театральных писателей: Инны Соловьевой, Алексея Бартошевича, Анатолия Смелянского. Я отчасти учился у них, так же, как у Михаила Булгакова и Жан-Батиста Мольера, у Владимира Маяковского, Андрея Платонова, Исаака Бабеля — их богатство стиля, и подтекстов, и иронии — мои любимые уроки профессии. — Сейчас вы играете в трех спектаклях: «Иранская конференция» в Театре Наций, «Флейта-позвоночник» в Театре на Таганке и «Пастернак. Сестра моя — жизнь» в Гоголь-центре... — Да. Но из-за коронавируса эти спектакли отменились. Мы, актеры, оказались одними из самых несчастных жертв самоизоляции. Наши заработки зависят от идущих спектаклей, штатные деньги небольшие, к тому же в театрах много договорных актеров. Все, что мне повезло сделать за эти четыре месяца онлайн (я и читал по видеосвязи, и играл), и я, и все мои партнеры делали бесплатно. Актеры не могут не работать, ибо это приводит к потере формы. Спектакли, которые вы назвали, очень дороги для меня. Это неожиданные радости последних лет, я на них не рассчитывал, а от приглашений в антрепризы всегда отказывался, было неинтересно. Перед спектаклем «Флейта-позвоночник» я поставил «Нет лет» по Евтушенко на Большой сцене Театра на Таганке. Но через шесть лет после того, как его очень хорошо принимали и в Москве, и на Урале, и в Сибири, и в Париже, и в Минске, и в Израиле, я решил снять спектакль. Хотя актеры этого не хотели и публика не поняла, зачем я это сделал. Но тут я ученик Любимова — пока спектакль объединял радостью и сцену, и зрительный зал, мы его играли, но мне показалось, что время его закончилось. «Флейта-позвоночник» — спектакль более интимный. Нас там три актера — Дима Высоцкий, Маша Матвеева и я. Мы играем его на Малой сцене Театра на Таганке. Надеюсь, осенью вернемся к нему. А затем у меня случилась влюбленность в молодое актерское поколение в театрах, она привита мне женой, Галиной Аксеновой, преподававшей в Школе-студии МХАТ студентам, которые учились на изумительных курсах у мастеров — Золотовицкого, Рыжакова, Серебренникова, Брусникина и Козака. Эта влюбленность привела меня сначала в Гоголь-центр Кирилла Серебренникова, где с молодыми актерами в режиссуре Максима Диденко я сыграл Бориса Пастернака, а потом попал в спектакль «Иранская конференция» чудесного Виктора Рыжакова. — У вас богатая жизнь и биография. Вы пишете, играете в театре, путешествуете, ставите оперы и драмы, и многое другое. Но, если говорить с любым человеком на улице, прежде всего вы ассоциируетесь с ролью Атоса из фильма про трех мушкетеров и Д’Артаньяна… — А я думал — с ролью Бастинды в мультфильме «Волшебник изумрудного города»! — Которую вы озвучивали. Это тоже. Но как вы считаете, почему некоторые роли оказываются настолько яркими и знаковыми, что люди вспоминают именно этого героя, когда говорят об артисте? — Об этом пусть говорят те, кто анализирует искусство. Я знаю только, что мой любимый артист и старший друг, Олег Павлович Табаков, несмотря на то что сыграл двести или триста ролей, всегда признавался, что его Матроскин в «Простоквашино» и Шелленберг в «Семнадцати мгновениях весны» опередили в популярности все остальное. Это же можно сказать о Михаиле Боярском, который снялся в огромном количестве кинолент. Я мало снимался — хотя больше всего, как ни странно, в XXI веке. У меня за последние десять лет вышло, по-моему, четырнадцать фильмов. Скоро покажут сериал «Казанова в России», у меня там хорошая роль. А главное, конечно, — это фильм «Земля Эльзы». В финале моей книги я признаюсь в любви ко всей команде этого фильма, к Горному Алтаю, где мы провели чудесное время съемок, и к Юлии Колесник — режиссеру абсолютно классического сумасшедшего типа, и к Ирине Печерниковой — подруге и чудесному моему партнеру. «Земля Эльзы» — фильм на самую благородную тему, которая, как мне кажется, сейчас необходима. У Ярославы Пулинович была очень хорошая пьеса, а у Юлии Колесник и ее мужа, сценариста Александра Русакова, сюжет вышел за пределы сцены и появился другой состав героев. Поэтому и сам фильм тоже будет несколько иной, чем пьеса, но тема любви и семьи в нем остается. — И последний вопрос. Вы с таким теплом в своих интервью отзываетесь о супруге, что хочется узнать: что для вас значат чувства к ней? Что для мужчины значит женщина? — Пообещаю вам не отвечать на этот вопрос. Потому что это — нынешнее испорченное поле публичных и печатных, и телевизионных появлений, когда считают возможным спрашивать о том, о чем может спросить только исповедник. — Я имею в виду не подробности, а совет, чтобы знать, как можно так ценить чувство? — В моей книге есть две главы, посвященные Глаше, и там все по существу нашей уже сорокалетней счастливой жизни... А начало сказки — знакомство — совпало с тем, что ее, студентку второго курса Ленинградского института театра, музыки и кино, Юрий Любимов взял на стажировку, за что я ему навсегда буду благодарен. И не только за это... ДОСЬЕ Вениамин Борисович Смехов родился 10 августа 1940 года в Москве. В школе посещал драматический кружок. В 1957 году поступил в Театральное училище имени Бориса Щукина. После окончания год служил в Куйбышевском драмтеатре. В ноябре 1962 года принят в труппу Московского театра драмы и комедии, который вскоре реорганизован в Театр на Таганке режиссером Юрием Любимовым. С 1985 по 1987 год служил в театре «Современник», а затем, когда Любимов смог вернуться в СССР, вновь перешел в Театр на Таганке. Всенародную популярность получил после роли Атоса в фильме «Д’Артаньян и три мушкетера», снимался во всех его следующих частях. Отказался от звания народного артиста РФ. Актер, режиссер, телеведущий, литератор. ЛУЧШИЕ РОЛИ ■ Атос. Д’Артаньян и три мушкетера (1979) ■ Дядя Сева. В моей смерти прошу винить Клаву К. (1979) ■ Дон Кихот. Сказка странствий (1983) ■ Мустафа. Али-Баба и сорок разбойников (1983) ■ Кюре Максимен. Ловушка для одинокого мужчины (1990) ■ Лев. Капитанские дети (2006) ■ Петр Богуславский. Фурцева. Легенда о Екатерине (2011) ■ Профессор Сычев. Продавец игрушек (2012) ■ Брагадин. Казанова в России (2020) ■ Леонид. Земля Эльзы (2020) Читайте также: Карен Шахназаров рассказал, как пандемия отразилась на российской киноиндустрии