Василий Буткевич: Должно быть устремление в вечность

Молодой актер Василий Буткевич не состоит в театральной труппе, но активно играет в спектаклях, его лицо не увидишь на рекламных баннерах, но он востребован в авторском кино. Интеллигентный кудрявый парень, каким он порой воспринимается с экрана, не так прост, как кажется. Разговором с Василием мы продолжаем рубрику «Зеркало для героя», где известные люди отвечают на замысловатые вопросы о жизни и о себе. — Василий, на экраны вышел дебют Евы Басс «Котел». Вы играли Андрея. Он конформист? — Отчасти. Парень старается всегда следовать правилам. Но у слова «конформизм» есть отрицательный оттенок. Мне не нравится конформизм в театре и кино. Важно сохранять традиции и иметь некие столпы, на которые можно опереться. Но время, люди и правила меняются с невероятной скоростью. Неважно, молодой ты или пожилой человек, сегодня требуется быть открытым и приспосабливаться к изменениям. — Как вы выбираете для себя проекты? — У меня есть и всегда была цель, чтобы в моей фильмографии не было бы ни одного фильма, ни одной работы, за которую мне было бы стыдно. И я стараюсь следовать этому принципу, ответственно подхожу к выбору проекта, в котором буду участвовать. Но я начинающий актер, и отказываться от предложений бывает трудно. Ведь это и деньги, и связи — что часто перевешивает. Да и не так много у меня фильмов, работы в театре — если отказаться от всего сейчас, то неизвестно, что будет потом. Но если ты уже выбрал определенный вектор движения и следуешь ему, даже когда тебе очень тяжело, не отклоняясь, не отказываясь от принципов, то в конце концов всегда побеждаешь. — Поэтому в вашей фильмографии в основном авторские фильмы? — Да. Авторское кино — это высказывание конкретного режиссера, который зачастую сам же и сценарист. Мне очень нравится участвовать в подобных проектах, потому что такая работа — всегда более личная, что ли. Она сильнее меня подключает, мне интересно. Таких проектов у меня много, потому что я на них нацелен. — У каждого человека есть свой некий свод правил. А у вас? — Списка нет. Но тут же есть несколько составляющих: духовная, профессиональная и бытовая. Духовные принципы на самом деле почти всем известны, но не многие им следуют. Здесь я не очень оригинален: не убивать, не врать и прочее. Далее идут профессиональные и некие бытовые моменты, но они не главнее духовных. — Поделитесь каким-нибудь из них? — Что касается работы — у меня всегда происходит некий жесткий внутренний отбор тех, с кем предстоит взаимодействовать. Для меня очень важно, чтобы человек был профессионалом, чтобы он был талантливым. Это всегда сразу видно. С неталантливыми и непрофессиональными людьми лучше не иметь никакого дела. Плохое сообщество портит твои привычки. Даже если у артиста есть некая база, то работа с непрофессионалами очень быстро снижает его творческий уровень. Иногда в кино люди просто хотят использовать твои умения, им больше ничего не нужно — просят сделать то, что ты делал уже десять раз. И ты делаешь в одиннадцатый, в двенадцатый. А через год понимаешь, что уже только это и умеешь делать, что тебя только за это и любят. Даже если потом ты станешь очень известным, популярным актером с плотно расписанным графиком, то будешь делать только то, что делал тогда. Я этого не хочу. — А чего хотите? — Чему-то научиться. А для этого нужно находиться в окружении профи. Я еще молодой актер, и у меня нет уверенности в том, что «это я точно умею», «надо делать так». Мне хочется расти, и чем больше талантливых людей и профессионалов я встречаю на пути, тем лучше, знания надо впитывать. Пожалуй, мой основной принцип в работе: находиться в коллективе с благоприятной, талантливой, профессиональной атмосферой и самому вкладываться в это по максимуму. Тогда, даже если я чего-то пока еще не способен дать со своей стороны, я буду набираться этого от людей вокруг. Один из известных артистов как-то озвучил мысль, которая мне очень понравилась: если заходишь в комнату и понимаешь, что ты самый талантливый в ней, то оттуда нужно уходить. Я долго думал над этой фразой и наконец понял ее. — Как вы решаете для себя, талантлив ли человек, если, допустим, это дебютный фильм? — Конечно, проще работать с теми, кто уже что-то сделал, и ты точно знаешь, что эти люди талантливы — ты видишь результат их творчества. А с теми, кому еще только предстоит что-то доказать... Знаете, я и сам в таком статусе нахожусь. И в любой свой новый проект вхожу с ощущением, что мне надо что-то доказывать, и это нормально. Это заставляет постоянно двигаться, доказывая в том числе самому себе, что я на это способен, я могу это делать. И таких людей я поддерживаю. На самом деле талантливость скорее видна по самому человеку, по общению с ним. Это трудно объяснить. Есть люди, которых ты еще и не видел в деле, но поговорил, и уже знаешь, что этот человек одарен. Тогда с ним можно идти куда угодно, потому что он в любом случае сделает свою работу талантливо. У него что-то может быть не дотянуто, или где-то он перемудрит. Но он пробует, и это хорошо. Так лучше, чем когда человек все знает, но получается плохо. — Сейчас появляется много новых имен в нашем кино. Это хорошо? — Это прекрасно, что они появляются! Если бы их не было, мы бы видели одних и тех же людей, все было бы ожидаемым. Другой вопрос, что после пандемии может появиться некий момент необязательности. Мол, если у нас нет денег, ну как-нибудь сделаем. При таком подходе качество сразу падает наполовину. А кино — это жутко сложная вещь... — Почему? — Я вообще не понимаю, как режиссеры создают свои фильмы. Как человек может придумать кино, снимать его, ведь он не сразу видит, что у него получается — это все только в его голове. Это очень сложно! Да еще и в условиях ограничений, когда и денег мало, и продюсеры диктуют свои требования. Если же режиссер начинающий, он не может отстаивать свои права, делать что хочет, потому что понимает, что тогда его просто заменят. Он вынужден идти на компромиссы. — Это можно как-то изменить? — Было бы проще, если бы молодых режиссеров безоговорочно поддерживали и не загоняли в жесткие рамки. Конечно, у них бы было много ошибок, но было бы и много огромных прорывов. Сейчас, когда я, молодой актер, прихожу на пробы к таким же молодым режиссерам, я понимаю, что они многое хотят сделать, но далеко не все от них зависит. Артистов, скорее всего, утвердят продюсеры, сценарий, возможно, будет переписан... Поэтому, когда приходишь на пробы, сложно представить, что в итоге получится. Но сейчас очень много смелых молодых людей появляется в кино. Они еще ничего не знают, мы, артисты, еще ничего не знаем, и поэтому все вместе в омут с головой бросаемся, но так возникает некая история. — Каким образом, по-вашему, фильмы и спектакли взаимодействуют со зрителем? — Они подключают людей к рассмотрению какого-то вопроса, обсуждению некоего высказывания. Например, режиссер хочет поднять тему о том, что сейчас люди утратили достоинство, свои моральные качества. Берется литературное произведение, допустим, Чехова или Достоевского — у него прям про это. Пишется сценарий. Подбираются люди, которых это волнует. Затем мы к готовому высказыванию подключаем еще и зрителя. Говорим: «Давайте побеседуем про это». Зритель может сказать: «Нет, я не хочу об этом говорить! Это чушь какая-то! Я не понимаю, что вы делаете» — и уйти после первого акта. А может, наоборот, сказать: «Да, классное высказывание. Я тоже хотел высказаться на эту тему. Но, так как я не режиссер и не актер, я просто посижу, на вас посмотрю — и так мы вместе пообщаемся». Так и происходит взаимодействие. — То есть главное — общение на заданную тему? — Да. Это на самом деле очень недемократичная вещь. Режиссер говорит: «Я хочу поговорить о Боге». Он не спрашивает, хотите ли вы говорить на эту тему. Если вы купили билет, то у вас нет вариантов — вы разговариваете о Боге. Вы можете встать и уйти. Но это тоже никого не волнует, потому что вы уже заплатили деньги. Это просто будет значить, что вы не поддержали беседу. И с этим ничего не поделать. Поэтому существуют разные режиссеры — здесь вы разговариваете о Боге, тут документальный театр, там комедия. И происходящее на сцене должно вызвать в вас и в артистах какую-то реакцию. Это и есть общение — коммуникация между режиссером и артистом, между артистом и зрителем, между зрителем и его семьей, если они были вместе на постановке, наконец, с самим собой. Мы как бы делаем укольчик и инициируем определенную тему, а дальше уже пошла реакция в организме — или не пошла. — А в кино? — И в кино то же самое. Другой момент, что все это очень сиюминутно. Я только недавно стал это понимать, а раньше думал, что если ты что-то такое сделал, снялся в фильме, то это на века. Но на самом деле, судя по опыту, нет. Потому что меняется время, поколения, и люди, к сожалению, забывают. Сейчас, если вы спросите какого-нибудь 12-летнего человека, что для него значит артист Смоктуновский, скорее всего, он ответит, что ничего. Потому что ни одного фильма с ним подросток не видел. А если спросить человека постарше, тот скажет, что Смоктуновский — гений. То же самое будут говорить и про современных артистов, среди которых есть и великие. Но их не станет, и через пятнадцать лет спроси кого-нибудь о них, и человек ответит, что ему это не интересно — он в компьютер играет. Сделать с этим ничего нельзя. Когда я был маленьким и смотрел фильм «Властелин колец», он произвел на меня грандиозное впечатление. Мне казалось, что такой фильм забыть просто невозможно — его как прибили к доске кинопочета, так он там всегда и будет. Но сегодня многие подростки даже не видели его. Они смотрят другое. А, казалось бы, как в их возрасте такой фильм может быть неинтересным? То есть все это сиюминутное на самом деле, чем бы оно ни было. И вообще, этот вид деятельности — не вечный. Но у него есть потенциал к тому, чтобы таким стать. Без веры в это невозможно ничего сделать. Нельзя относиться к своему делу так, что сегодня это есть, а завтра уже не будет. Когда ты выходишь на сцену или снимаешь фильм, должно быть устремление к тому, чтобы создать то, что должно остаться. Останется или нет — другой вопрос. Главное — стремление. Именно поэтому мы знаем, кто такой Смоктуновский. Потому что такие люди делали свое дело не просто хорошо, а на века. — А зачем вообще нужны спектакли, фильмы? — Сложно ответить на этот вопрос. Артисту они нужны, чтобы свои комплексы разобрать. Словно разложить на разбор свое творчество перед зрителем: «Я считаю себя некрасивым, смешным, никогда не сыграю того, что может мой коллега, и вообще я какой-то непонятный, но такой, как есть. Вам как?» Только мы, конечно, не говорим это прямо, не спрашиваем, а берем чье-то произведение. Например, ты говоришь текст из «Кроткой» Достоевского, но переносишь это на себя, мол, смотрите, это я такой. Для режиссера — то же самое. Правда, в этом случае это скорее не комплексы, а способ самовыражения. Он хочет пообщаться с вами — не просто посидеть где-то в баре, а о высоком поговорить, о чем-то, что должно вас тронуть. И он выбирает такую форму: «Я вот еще сейчас людей приглашу. Мы еще декорации придумаем, чтобы совсем было монументально. И это будет вообще музыкальный спектакль, потому что простыми словами об этом не сказать...» Зрителю это тоже нужно как некая беседа, потому что такого общения нам не хватает. Нам нужен разговор, который нас возвысит или же, наоборот, заземлит. А когда ради этого нужно прийти в зрительный зал, занять свое место — это целое событие, связанное с таким очень мощным обсуждением, которое отложится в тебе на всю жизнь. — Если говорить про общение — я не смогла найти вас в соцсетях. Почему так? — Потому что я не называюсь своим именем там. На самом деле в этом нет какой-то большой тайны, и это не мой каприз. Просто несколько лет назад мне захотелось сменить свое имя в соцсетях, потому что там можно называться как угодно — все равно никто не знает, кто сидит за компьютером. А потом у меня стало слишком много друзей, кто знает меня под моим псевдонимом, и я решил не переименовываться. Да и на самом деле я не уделяю соцсетям много времени. В «Инстаграме» я вообще не появляюсь, потому что в большинстве своем это разлагающее действует на мою психику. Это занимает очень много времени и заставляет меня нервничать, приносит один негатив. И на «Фейсбуке» я тоже стараюсь не просматривать новостные ленты, просто общаюсь в мессенджерах. Да и мы живем во время, когда социальные сети действуют разрушительно на творчество — людям становится интереснее не работа, а личная жизнь артиста. — Но это связано с созданием публичного медийного образа. Вы над ним работаете? — Мне это пока не нужно. У меня нет потребности думать, как я буду строить общение с поклонниками. Моя жена из Саратова, и когда мы приезжаем туда, меня не узнает ни один человек, кроме ее родителей. Как вы правильно отметили, я снимаюсь в основном в авторском кино, не рассчитанном на широкую публику. И мне очень нравится, что это так. И я не особо хочу, чтобы это менялось. — А как вы в целом воспринимаете этот мир? — Я верующий человек, и для меня ответ очевиден — наш мир сотворил Бог. Как он это сделал — описано даже по дням творения в Библии. Вопрос же в том, для чего мы тут. Ведь не для того, чтобы просто болтаться, в спектаклях каких-то играть, в фильмах сниматься. Есть ли у нашего существования какая-то более глобальная цель? Я считаю, что каждому человеку важно понять для себя, правда ли, что нас сотворил Бог. И если человек пришел к пониманию, что это так, то следующий шаг — понять, что от нас требуется. Это необходимо, потому что в осознании этого ты и обретаешь смысл жизни. Это, кстати, относится и к профессии тоже. Найти для себя ответы на эти вопросы совершенно не сложно — они не из тех, которые разгадывают всю жизнь. Но поиску ответа стоит уделить немного времени, это важно для самого себя. ДОСЬЕ Василий Буткевич родился 12 мая 1994 года в Москве. В 2015 году окончил Школу-студию МХАТ, курс Дмитрия Брусникина. Играет в спектаклях различных театров — Театра имени Пушкина, «Практики», Театра имени Ермоловой. Поставил моноспектакль «Сонм», основанный на образе преступника Чарльза Мэнсона. В кино начал сниматься в 2010 году. В 2015 году на «Кинотавре» получил награду за «лучшую мужскую роль» за работу в фильме Михаила Местецкого «Тряпичный союз». Снимался в фильме Оксаны Карас «Хороший мальчик», картине Григория Константинопольского «Гроза», работал у Павла Лунгина в ленте «Братство» и в других проектах. К премьере на «Кинотавре» готовится фильм «Кто-нибудь видел мою девчонку?», где он также участвовал. Читайте также: Надежда Мейхер-Грановская: Возможно, напишу книгу о моральных ценностях