Я дарю вам песню эту. Музыкальные паузы в кинокарьере Людмилы Гурченко

Осенью 1995 года Людмила Гурченко приехала на съемки авторской телепрограммы режиссера Эльдара Рязанова. "Думаю, в чем она будет? В темном бархате? Или в ярких оборках и страусиных перьях?" — задавался вопросом Рязанов, ожидая встречи с любимой актрисой. Оказалось, у Гурченко было три варианта. "Первый — изумительно длинная черная юбка с меховым жакетом, поясом, шляпой и красными перчатками. Второй — в совсем короткой юбке и длинном пальто, — перечисляла она. — Потом увидела в журнале экстравагантное пальтишко с огромной розой и желтый свитер". И все ради получасового разговора на даче мэтра, одетого в обычную куртку.

Кажется, без этого кричащего контраста в кадре и заочного обожания кинодива уже не могла и с удовольствием шла на поводу у публики — образ небожителя без возраста и грамма лишнего веса не первый год сводил с ума всю страну.

Трофейная музыка

"Я родилась в музыкальное время. Для меня жизнь до войны — это музыка! — писала в мемуарах Людмила Гурченко. — Мама утверждает, что прежде, чем заговорить, я запела. Петь мне, видимо, было проще".

Будущая актриса родилась в Харькове — вчерашней столице Украины, продолжавшей жить укладом главного города. Отец был разнорабочим из крестьян и подрабатывал игрой на баяне, мать — культорганизатором. По вечерам они выступали в городском парке, в пять лет к ним присоединилась дочь. Через год началась война, город оккупировали немцы.

Из однокомнатной полуподвальной квартиры семью прогнали в барак. После обстрелов и бомбежки маленькая Люда воровала еду и снимала одежду с трупов. Чтобы выжить, ей пришлось петь уже одной: местным — цыганские романсы и блатные песни, квартировавшим гитлеровцам — немецкие оперетты. О том, что Харьков скоро будет свободен, тоже стало ясно из мелодий вокруг: "По радио кончилась немецкая музыка".

В восемь лет Гурченко поступила в музыкальную школу. "Номером один для меня была любовь к папе. Для нее самое большое место в сердце, — вспоминала она. — Любовь номер два — к музыке, к кино". Именно в таком порядке. По ее словам, в то время она мечтала стать королевой и иметь миллион нарядов или певицей в ресторане, чтобы ответить за всех музыкантов, на которых за едой никто не обращал внимания. Гурченко обожала Бернеса, Шульженко и Вертинского, ходила на иностранные "трофейные" фильмы, особенно музыкальные.

Дошедший до Берлина отец видел в обожаемой дочери артистку всесоюзного масштаба и отправил ее с баяном и книгами прямиком в Москву. На экзаменах во ВГИКе Гурченко читала стихи, пела, танцевала, а потом села на шпагат и лишила приемную комиссию выбора. В студенческом общежитии ее соседкой по комнате станет Кира Муратова, в будущем режиссер "Коротких встреч" и других фильмов.

Новая звезда

Гурченко стала сниматься еще во время учебы. Ее первыми словами в кино была пророческая фраза из картины "Дорога правды": "Я не для того сюда пришла, чтобы молчать". В конце 1956 года вышла "Карнавальная ночь" — программная комедия оттепели и рекордсмен проката (только за первый год — больше 40 млн зрителей).

Образ воздушной Леночки Крыловой, которая ангельски танцует и поет в новогоднюю ночь, превратил милую, но рядовую студентку Гурченко в суперзвезду и самую популярную артистку своего поколения. Ее принимает будущий министр культуры Екатерина Фурцева, специально под нее авторы "Карнавальной ночи" пишут сценарий нового фильма — "Девушка с гитарой". Ее будущие визитные карточки "Песенка про пять минут" и "Хорошее настроение" — новые шлягеры на все времена.

Полтора года Гурченко живет в круговороте концертов и съемок, кружится в танце и поет, однако "Девушку с гитарой" критика не принимает. В Москонцерте узнают о ее "левых" выступлениях, на которые она вынуждена соглашаться, оставшись после института без жилья и прописки. Внезапный отказ актрисы от сотрудничества с органами неизбежно приводит к конфликту с чиновниками от культуры.

В "Комсомольской правде" и "Советском экране" выходят обвинительные статьи с вердиктами "актер-хапуга" и "склонность к барышничеству". "Грустно и горько, печально и позорно!" — подытожили в "Экране". Пластинки с песнями из кинофильмов больше не выходили, карьера актрисы с музыкой в крови официально была поставлена на паузу.

Старые стены

Студиям и режиссерам рекомендуют не приглашать Гурченко на главные роли: негласный запрет на профессию продлится без малого 14 лет. За это время она снялась в трех десятках фильмов (среди которых — "Женитьба Бальзаминова", "Человек ниоткуда"), но лишь статистом — ради пары реплик или песни. Приходилось даже играть в массовке и озвучивать фестивальное японское кино.

Куда чаще актрису-многостаночницу видели в театрах и областных Домах культуры. Полузабытая звезда соглашалась на любые концерты в самых тяжелых условиях — в шахтах, тюрьмах и больницах. "Меня держала папина уверенность, что хорошего человека судьба пожмет-пожмет да отпустит", — признавалась позже Гурченко.

В 1973 году мелодрама "Старые стены" Виктора Трегубовича нарушила заговор молчания: Гурченко стремительно возвращается на экран в образе директора текстильной фабрики на грани нервного срыва. В следующие десять лет ей не будет равных.

Границы дозволенного

Запрет на Гурченко рикошетом ударил по самому кино. Музыкальные фильмы, в которых могла блистать актриса с задатками для Голливуда, сошли на нет: другой Леночки Крыловой в Советском Союзе не нашлось. Лент, где бы Гурченко могла раскрыться до конца, тоже было мало.

Формально Гурченко продолжала заниматься музыкальным театром и в "запрещенных" 1960-х. Например, в постановке американского мюзикла "Целуй меня, Кэт!" Кола Портера, пусть и с неминуемыми купюрами. В "Рабочем поселке" на голове актрисы — малиновая шапочка с бантиком, на ногах — черные ажурные чулки в розах. Однако исключение так и не стало правилом: разовые вылазки на любимую территорию гротеска не столько вдохновляли, сколько напоминали о границах дозволенного.

В 1976 году Гурченко снялась в музыкальной сказке "Мама", где пела на трех языках, скрывая ужасную боль после перелома ноги. Тогда же в "Двадцати днях без войны" Алексея Германа — уже без единой песни, полушепотом.

Монахиня, пастушка, леди

Через два года режиссер Евгений Гинзбург берется за серию новаторских "Бенефисов" — телевизионных фильмов-спектаклей с яркими сквозными ролями известных актеров. После Савелия Крамарова, Андрея Миронова и Ларисы Голубкиной очередь доходит до Гурченко. В ироничном капустнике со спецэффектами и вздорным сюжетом первая дива советских киномюзиклов играет с десяток ролей, в том числе старуху, разбойницу, пастушку, монахиню, пресс-секретаря и леди из дома терпимости. Среди ее партнеров — будущие классики Армен Джигарханян, Марис Лиепа и Александр Ширвиндт, но по-настоящему органично на площадке выглядит только главная героиня.

Возможно, единственным, кто мог встать с ней вровень, был другой бог советского синтетического искусства Андрей Миронов. С ним актриса сыграла в бесподобной "Соломенной шляпке".

Когда на экраны вышел музыкальный фильм "Женщина, которая поет" с Аллой Пугачевой и похожим жанровым сдвигом, критики забили тревогу. С тех пор певица, снявшаяся в кино, и актриса, вышедшая на эстраду, будут иметь друг друга в виду и подсматривать сценические находки и образы. Много лет спустя Пугачева посвятит Гурченко песню "Примадонна".

"Самые интересные пять лет жизни. За это время — 15 картин, девять главных ролей, музыкальные работы на телевидении. Можно считать, что на утрамбованном базисе я надстраивала, экспериментировала, пробовала, рисковала", — рассказывала актриса в своей книге "Аплодисменты" о второй половине 1970-х.

Рецепт ее молодости

В начале 1980-х Гурченко собирает две новые концертные программы, обе попадают на ТВ. Попурри "Песни войны" и "Любимые песни" возвращают на эстраду фронтовую лирику ("Темная ночь", "Давай закурим") и шлягеры давних лет ("Дорогие москвичи", "Нет, мой милый", "В городском саду"). Гурченко блестяще двигается и поет, чувствует тончайшие нюансы ритма и легко уходит в джазовые импровизации. Ей идут костюмы любых эпох и фасонов — оказывается, она еще и первая фотомодель Союза.

Бродвейские аранжировки антикварных куплетов предвосхищают моду на ностальгию и родительское ретро — именно отсюда вырастут телеводевили "Старые песни о главном" и бесконечные ремейки золотого фонда советских композиторов в "Достоянии республики".

"Актер, который не поет внутри, для меня не актер, — рассуждала Гурченко. — Но откуда у меня, русского человека, выросшего рядом с папой-баянистом, частушками, маршами и русскими народными песнями, такая любовь к джазу? Почему я так замирала в музыкальной школе, когда слушала Рахманинова и Мусоргского?"

Один за одним выходят фильмы, в которых Гурченко не узнать: "Пять вечеров", "Сибириада", "Любимая женщина механика Гаврилова" и, конечно, "Вокзал для двоих". Даже если актриса поет за кадром, как в "Живем мы что-то без азарта", песни мгновенно рисуют ее мимику и подачу всем телом — и заполняют экран. Еще одна заметная музыкальная роль — в широкоформатном фантастическим мюзикле "Рецепт ее молодости" — опереточный образ 300-летней певицы Эмилии Марти непозволительной красоты.

За десять лет Гурченко вернула себе статус ведущей характерной актрисы страны: такого эффектного и уверенного возвращения на первые места не было ни до, ни после. За это время успел сложиться канонический типаж актрисы — импульсивной, гордой и даже стервозной женщины из числа избранных, берущей свое скрытым обольщением и голой правдой. За много лет до "Шальной императрицы" Ирины Аллегровой и "Мадам Брошкиной" Аллы Пугачевой обновленная Гурченко — главный женский секс-символ средних лет, одинокая укротительница не без потерь и путевая звезда элегантных читательниц журнала Burda Moden. Гибкая, но несгибаемая, зависящая, но независимая. "Такая баба ядреная! Ее пожиже развести — на десять мужиков хватит", — скажет Михаил Жванецкий на одном из юбилеев актрисы.

Прощание с веком

В 1990-х Гурченко занялась музыкальной карьерой "в полный рост": клипы, альбомы, гастроли, сложносочиненные шоу с балетом и дорогим светом, звездные дуэты и презентации на радиостанциях. Кажется, что актриса плавно уходит от крупных режиссеров к большим композиторам. Федор Бондарчук выпускает дебютный телефильм "Люблю" — альманах новых-старых работ предельно зрелищной певицы в "перьях из небесных ласточек".

Давно тяготеющая к глянцу Гурченко быстро самоутверждается на троне лучезарной богини, абсолютно недосягаемой для критики. Ей приятны противоречивые сравнения с Эдит Пиаф, Марлен Дитрих и Мадонной, она как может подчеркивает свою непохожесть на "обычных женщин" и провоцирует слухи о молодых ухажерах. Главный фетишем становится борьба с естественным старением: увидеть Гурченко без косметики почти невозможно. Ее резкая жестикуляция, повелительные интонации и жеманность входят в арсенал пародистов, интервью все чаще начинаются с трехэтажных комплиментов и сбитого дыхания.

В 2000-х легендарная артистка возводит миф о себе в искусство: прощается от имени истории с XX веком, детально реконструирует мизансцены "Карнавальной ночи" для живых выступлений и всеми силами пытается убедить аудиторию, что время над ней не властно. На сцене появляются Ансамбль песни и пляски имени Александрова, Русский имперский балет и клоуны Московского цирка на Цветном бульваре. В "Антропологии" Дмитрия Диброва выходят сиквелы "Песен о войне" и "Любимых песнях". "Эти эфиры будут обсуждать еще несколько недель", — безошибочно анонсирует ведущий.

Пестрые сумерки

В одном из эфиров Гурченко называет имена трех самых важных для нее певцов современности и мгновенно провоцирует пересуды: вокалист американской группы Blood, Sweat & Tears Дэвид Клейтон-Томас, лидер Queen Фредди Меркьюри и Майкл Джексон. Лучшей песней всех времен и народов считает битловскую Yesterday.

Перешагнув восьмой десяток лет, артистка не снижает темпа. Она записывает свою версию "Хочешь?" Земфиры, радийный хит "Петербург-Ленинград" с Борисом Моисеевым и танцевальные ремиксы на собственную классику. Давнее увлечение музыкой как главной музы для кино продолжает давать плоды. В 2009 году выходит ее последний диск "Чувство новизны", за ним — прощальная лента "Пестрые сумерки". Впереди — премия "Ника" и статуэтка "Муз-ТВ".

"Музыка буквально разрывала меня, не давала мне жить. Я входила в павильон, включали фонограмму, разливалась музыка, — признавалась Гурченко. — Какое блаженство! Мне казалось, что я несусь на крыльях навстречу своей мечте".