Ограбившие Муромова бандиты погибли страшной смертью

Глядя на автора и исполнителя незабвенных хитов конца 80-х «Яблоки на снегу» и «Странная женщина» Михаила Муромова, трудно поверить, что этот полный энергии человек уже подошел к 70-летнему рубежу. В преддверии юбилея мы пообщались с Михаилом Владимировичем и узнали, что происходило в его жизни после того, как на него внезапно обрушилась слава.

- Я благодарен председателю Гостелерадио Сергею Лапину, который в 1983 году не пустил меня в «Голубой огонек» с песней «Метелица», - признался Муромов. - Конечно, мне было обидно. Но, если бы я стартовал в то время, я бы просто захлебнулся, и не появилось бы ни «Яблок на снегу», ни афганского цикла, ни многих других моих песен.

«Яблоки» были написаны случайно. В начале 80-х я исполнил с Олей Зарубиной «Птица синее крыло». И привлек внимание знаменитого поэта Андрея Дементьева. Мы с ним жили по соседству. Он - в Астраханском переулке. А я - на Большой Спасской. Однажды Андрей Дмитриевич увидел меня на улице и предложил текст песни «Стюардесса». Она вышла на кассете «Эстрада-82» и стала звучать во всех самолетах и аэропортах. Потом я получил от Дементьева в подарок его книжку «Избранное». И в 1986-м написал на стихи из этой книжки 12 песен, среди которых была «Яблоки на снегу». Эту песню я высчитал по-инженерному, арифметически. Она продолжалась 3 минуты 50 секунд. Так было нужно для фирмы грамзаписи «Мелодия», чтобы песня попала на пластинку. Но с пластинкой тогда ничего не получилось. Она вышла лишь два года спустя, когда «Яблоки» уже повсюду разошлись на кассетах. Успех у этой песни был такой, что в 1988 году телевизионщики сами пригласили меня в «Песню года». И после этого у меня с битковыми сборами пошли гастроли по всей стране.

Моим концертным директором тогда был Рафаэль Мазитов из Алтайской филармонии, ранее работавший с Ренатом Ибрагимовым. А аккомпанировала мне группа «Высший пилотаж» - Толя Розанов, Вадим Казаченко и другие будущие участники группы «Фристайл». Мой директор нашел их в Полтаве и перетащил ко мне. Потом помог им раскрутиться с «Фристайлом». Он был человеком очень предприимчивым и не упускал никакой возможности заработать. Помню, как-то мы отыграли концерты в Ростове-на-Дону и ехали на машинах в следующую точку - в Краснодар. Путь лежал через какие-то станицы. И Мазитов буквально на ходу договаривался о выступлениях в местных совхозах. В одном из них нас принимал директор. Постелил скатерть в яблоневом саду и принес пятилитровую банку мутной жидкости. «Вот попробуйте наше вино! - сказал он. - Извините, что неосветленное. Все осветленное уже отправили за рубеж». Я попробовал и сразу определил, что это херес - сухое вино с большим градусом. Поскольку нам еще предстояло выступать, я сразу предупредил своих музыкантов, чтобы были осторожнее и пили не больше полстакана. Потом мы с директором отлучились на полчасика посмотреть сад. А когда вернулись, музыканты уже были никакие. У гитариста шторка настолько повисла, что он попытался выйти на сцену в солдатских трусах и резиновых сапогах. Пришлось мне всех выгнать со сцены и отработать концерт одному.

Гуси и шубки

- Зарабатывал Мазитов не только организацией концертов. Существенной статьей его доходов была продажа моих фотографий. Он тиражировал снимки в огромных количествах и отправлял людей их продавать еще до нашего приезда, - продолжает Михаил. - Еще Рафаэль был знаменит тем, что в каждом городе обязательно вез меня в местное РАЙПО, обещал им билетики на мой концерт и загружал машину каким-нибудь дефицитом: «Что это у вас такое? Туфли финские? Давайте 20 коробок! Зонтики японские? Тоже 20 штук грузите!»

Иногда мы отоваривались и прямо на предприятиях. Однажды я выступал в Оренбурге. После концерта ко мне подошли две женщины с меховой фабрики. «Сколько стоит ваш концерт? - спрашивают. - Хотим, чтобы вы спели у нас в обеденный перерыв. Заплатим две цены. А сверх того можете у нас на складе взять что угодно по ценам 1985 года». Мы набрали детских шубок, кожаных курток, шерстяного сукна. Стоило все это смешных денег. Потом к нам в гостиницу на черных «Волгах» подъехали два здоровенных парня с автоматами. А за выступление нам заплатили трешками и пятерками, которыми мы под завязку наполнили коробку от телевизора. Естественно, от визита нежданных гостей мы напряглись. Но оказалось, что этим парням были нужны детские шубки. Я позвонил на фабрику и попросил ребятам помочь. После этого мы с ними подружились. И они привезли к трапу самолета два мешка битых гусей с охоты. Ну, куда мне столько?! Я взял только три тушки. В самолете мы ошпарили их в тэнах, ощипали, порубили на кусочки и снова загрузили в тэны. На рейсе Оренбург - Москва питание не полагалось. И этими тремя гусями я накормил весь самолет.

Встречи с людьми из криминальных кругов далеко не всегда были приятными. Например, как говорит музыкант, с откинувшимся с зоны авторитетом Зубатым дело дошло до драки:

- Солнцевские ребята устроили ему вечеринку в ресторане гостиницы «Спорт». Пригласили артистов. Когда я вышел на сцену, обнаружилось, что микрофон не работал. Поскольку я всегда пел живьем, попросил его заменить. Стало понятно, что до меня все выступали под фанеру. И когда мы с Зубатым после выступления накатили, виновник торжества стал ругать артистов. «Все вы…» - сказал он и употребил очень обидное по блатным понятиям слово. Я посчитал, что не заслужил такого хамства, и предложил ему выйти в холл. Зубатый вышел со своим братом и двумя парнями. Их я сразу положил. А потом на моих руках повисли по три человека и валтузили, как грушу. После этого 12 дней не выходил из дома. Морда у меня напоминала фиолетовый детский шарик, сдавленный по диагонали.

Хорошо спрятал

- Был период, когда моим директором работал Юра Айзеншпис. Мы были знакомы с 1966 года. Вместе фарцевали. Единственное - я его всегда отговаривал заниматься валютой. «Это подрыв экономической мощи государства, - объяснял ему я. - Будешь иметь дело с другими органами». Но Шпиц меня не слушал. А потом с валюты вообще перешел на фальшивое афганское золото. На чем и погорел, - разводит руками мой собеседник. - После тюрьмы он начал тереться на моих концертах, наобещал золотые горы и, как опытный интриган, спровоцировал расстаться с Мазитовим и взять на работу его. Потом я очень жалел об этом поступке. Шпиц сделал мне пять битковых сольных концертов во дворце спорта «Лужники». А после этого повел себя странно: попытался меня наколоть и зажать деньги. Пришлось прижимать его на мосту за горло. Только тогда отдал. На этом наши пути разошлись.

Но сотрудничество с Юрой имело и положительные последствия. Именно он, сам того не ведая, свел меня с нынешним директором - верной боевой подругой Людмилой Сигаревой. На одном из концертов в Лужниках, которые он организовывал, я обратил внимание на танцующую среди зрителей девушку. Это и была Людмила Ивановна. У нас сразу завязалась любовь-морковь. И она продолжается уже 32 года. Конечно, параллельно возникали отношения с другими женщинами. Но остаться со мной удалось лишь Людмиле Ивановне.

Она притянула сходством с моей любимой бабушкой Ольгой Георгиевной, которая была просто изумительная. Мастерица на все руки. В войну, когда ее муж Семен Титович, замначальника Казанской железной дороги, ушел на фронт и пропал без вести, она обшивала целый квартал. Мне в первом классе придумала новогодний костюм тореадора. Смастерила сомбреро из туристической панамы. Все отделала люрексом, стеклярусом и блестками. Я в этом костюме ходил на елки до третьего класса, пока он не начал лопаться по швам.

Людмила Ивановна, конечно, далеко не все умела. Но, как и бабушке, ей можно было доверить любые тайны, оставаясь уверенным, что они дальше никуда не уйдут. И с середины 90-х она начала заниматься всеми моими делами. Стала и директором, и администратором, и звукорежиссером, и костюмером. Несколько раз даже выходила со мной на сцену. Когда не было музыкантов, стояла за клавишами и подпевала.

У меня тогда был не самый удачный период в жизни. В 1994-м, пока я находился в Италии, на мою квартиру совершили разбойное нападение. Ворвались шестеро, связали девчонок-костюмерш, которые у меня жили, и почти два часа выносили вещи. Забрали всю аппаратуру. Только стационарный магнитофон не взяли, потому что он был слишком тяжелый. Не нашли спрятанные 15 тысяч долларов и колье XVI века.

Прятать я всегда умел. У моих родителей в начале 80-х была кража. Они жили в кооперативном доме. Русских семей в нем было всего пять. Остальные - ювелиры, зубные врачи и гинекологи. Тогда казанские ребята за два с половиной часа обокрали 60 квартир. Выдавливали двери и брали, что под руку попадалось. У нас взяли папину шапку, магнитофон и облигации на 50 рублей. А мамины драгоценности не нашли. Я спрятал их в положенную набок вазу и сам не сразу вспомнил, где они.

Этих казанских ребят потом поймали, хотя они обсыпали все молотым кофе, чтобы собака не взяла след.

Тех, кто устроил налет на мою квартиру, милиция так и не нашла. Я сам их обнаружил. Это оказались серьезные тульские ребята из группировки Паши Фадея. Года за полтора до налета мне их предлагали в телохранители, но я отказался. Ко мне многократно подкатывали и просили поделиться деньгами с братвой. Но я ни разу никому ничего не дал. Помню, в Боровичах заявился один такой с двумя волынами и в сопровождении двух «шнурков». «Почему я должен с тобой делиться? - возмутился я. - Пойди на ваш бетонный завод в день зарплаты и у работяг попроси по десяточке! Или ты думаешь, что мне деньги легко даются?» Закончилось тем, что парень проникся уважением и даже пришел провожать на вокзал.

А те ребята из Тулы потом сами друг друга перебили. Одного утопили. Другого на ножи посадили. А самого Фадея расстреляли рядом с его машиной. От автомобиля только клочья остались. Самое интересное, что незадолго до этого я с ним встречался. Фадей просил дать ему пару концертов на стадионе в Туле, чтобы поднять деньги на общак. «Сейчас я на две недели уезжаю, - сказал я. - Потом об этом поговорим». А через две недели его уже не было в живых.

Придуманная правда

- История с разбойным нападением меня серьезно подкосила, - вспоминает Муромов. - Пришлось всем этим заниматься. Настроения совсем не было. На некоторое время выпал из активной творческой жизни. Пошли разговоры, будто я спился и пришел в полный упадок. На самом деле продолжал потихоньку гастролировать. Просто меня перестали показывать по ТВ. Поменялись люди на каналах. Нужно было заводить новые знакомства. А опять ходить по музыкальным редакциям, давать взятки и водить всех по ресторанам, как в начале карьеры, мне уже было неинтересно.

Про мой якобы упадок журналисты раздули. Одного пустил к себе домой. Давал ему интервью на улице. Увидел, что он совсем замерз, и предложил: «Пойдем ко мне попить кофейку!» И что он потом написал? «Муромов нищенствует в однушке с протертыми обоями и вздувшимся полом». Ну, что это такое?!

У телеканала «РЕН-ТВ» я в свое время даже отсудил контрибуцию. Они показали мне в глазок удостоверение уголовного розыска. А когда я приоткрыл дверь, пытались войти с камерой и снять меня в неприглядном виде. Точно так же телевизионщики приходили к покойным Жене Осину и Крису Кельми. Сами поили их спиртным. А потом снимали.

Сейчас у меня идут судебные разбирательства с Первым каналом. В программе «Три аккорда» они дали исполнить мою «Странную женщину» актеру Анатолию Журавлеву. Он подходил ко мне на концерте и говорил: «Я не смогу ее спеть». Тем не менее его заставили это сделать. Причем отрезали вступление, проигрыш и повтор второго куплета. От семи минут оригинального варианта осталось только три с половиной. Это все равно что выпускать «Бородино» без Бородинской битвы или «Войну и мир» без Наташи Ростовой и Андрея Болконского.

Культурные люди так не поступают. Когда на канале «Россия» Юрий Стоянов или Интарс Бусулис перепевал «Яблоки», у меня как у автора в соответствии с законом спрашивали разрешения и заключали договор. А на Первом ведут себя как поместные князья. В свое время с ними за нарушение авторских прав судился брат Евгения Мартынова Юра. Бился три года и забросил. А я доведу дело до конца!