Войти в почту

Россиянин Юрий Кирдюшкин о филиппинской тюрьме

Новым героем проекта Марии Бутиной «Освобождённые» стал Юрий Кирдюшкин. Россиянина арестовали в октябре 2016 года на Филиппинах по обвинению в контрабанде крупной партии наркотиков. За это ему грозило до 40 лет заключения. По словам Юрия, его подставил и сделал «курьером поневоле» знакомый. Россиянин провёл три года за решёткой в Маниле. В сентябре 2019-го суд полностью оправдал его в связи с недоказанностью вины. Теперь Кирдюшкин помогает людям, которые стали жертвами наркодельцов и оказались в азиатских тюрьмах.

— Как ты оказался в филиппинской тюрьме?

— Это очень сомнительная история. От друга, который жил в Таиланде, поступило предложение. Он искал того, кто мог бы вместо него пролететь из Латинской Америки через Ближний Восток в Юго-Восточную Азию и передать посылку.

— Что он просил отвезти?

— Посылку с продуктами местного производства для каких-то его друзей. Он утверждал, что эта работа легальная, безопасная.

— Он тебе какие-то деньги за это предлагал?

— Там практически не звучало какой-то конкретной стоимости. То есть он говорил, что ему за это платили пару тысяч долларов. Но меня привлекала именно возможность проехаться по этим странам.

— Билет оплачивали?

— Билет оплачивался, гостиница оплачивалась.

— Упаковал чемоданы и полетел в Перу?

— Да. В Лиме я встретился с человеком, который мне передал посылку.

— Что за человек?

— Женщина какая-то местная. Она пришла с маленькой девочкой, принесла в клетчатой сумке продукты местного же производства и ещё две бутылки с сиропом. Всё было упаковано и выглядело так, будто только что из магазина. И когда я прилетел из Перу в Бразилию, всё было в порядке. Никто нигде не подкопался, никто нигде не остановил, не придрался, не спросил ничего лишнего.

— Потом куда ты улетаешь из Бразилии?

— В Арабские Эмираты. Меня регистрируют сразу на двойной рейс: Сан-Паулу — Дубай и Дубай — Манила.

— Что происходит в аэропорту Манилы?

— Подхожу к ленте получения багажа, и минут через десять выезжает моя сумка, уже вскрытая. Она сильно отличается от того, как я её сдавал. Я выхожу из зоны получения багажа, и меня окружают люди в штатском, с бейджиками, как у нас таксисты в Домодедове стоят. Пытаюсь пройти мимо них. Они такие: «Нет, стойте, стойте, пройдёмте с нами». Я говорю: «А что случилось?» Они отвечают: «Это стандартная процедура, нам нужно вас досмотреть». Типа: как бы ни о чём не беспокойтесь. И коридорами, коридорами приводят в отдельное помещение, в котором начинают задавать вопросы.

— Что спрашивают?

— Откуда я, что здесь делаю.

— Ты сказал им, что тебя попросил друг привезти вещи?

— Когда они уже стали спрашивать, что я с собой везу, ответил, что у меня, помимо прочего, есть посылка для знакомых. Они такие: «Хорошо, не беспокойся, всё в порядке, нам надо досмотреть твою сумку». Тут заводят двух китайцев, граждан Гонконга. Лёлек и Болек. Один такой толстый, другой тонкий. Оба очень молодые. Они делают вид, что вообще не понимают по-английски.

— А весь диалог на английском?

— Да, всё это на английском. Ну и я приглядываюсь и вижу: среди прочих есть белый человек. Стоит в углу, как бы наблюдает за всем этим. Как потом я узнал, это тоже был сотрудник спецслужб, только американских.

— Что он там делал?

— Позже выяснилось, что всю операцию по моему задержанию курировали американские спецслужбы. Для чего они это делали, вопрос остаётся открытым. К власти за пару месяцев до моего прилёта на Филиппины пришёл новый президент (Родриго Дутерте. — RT). Свою политику он собирался строить на развитии отношений с Китаем и Россией. А тут получается, что по наводке американских спецслужб задерживают русского гражданина и ещё двух граждан Китая.

— Думаешь, задержание было связано с политикой?

— Очень на это похоже.

— Перед вами сумки: две китайские и одна твоя — с посылкой от друга. Они открывают эти сумки. И что ты видишь?

— Они меня ставят рядом с этой сумкой. Срезают скотч, которого до этого там не было. Я смотрю — внутри этой посылки видно по краям наличие белого порошка. Они берут пробы...

— Которого раньше не было в посылке?

— А я его не мог увидеть. Даже если бы он там был, все упаковки были заводскими. Но теперь эти упаковки все вскрыты. Они берут бутылку одного из этих сиропов, набирают оттуда пипеткой, капают в свои тестеры такие полевые. И капля даёт голубой цвет, то есть положительный результат следов присутствия кокаина, как они мне говорят. На следующий день, уже ночью, нас везут в прокуратуру.

— Там предъявляют обвинение?

— Там предъявляют обвинение. Контрабанда 8,5 кг кокаина на территорию Республики Филиппины.

— Какое наказание?

— От 20 до 40 лет тюремного заключения.

— Итак, ты оказываешься в тюрьме. Первую ночь в камере помнишь?

— Меня привозят сначала в СИЗО ведомства The Philippine Drug Enforcement Agency (Агентства по борьбе с наркотиками Республики Филиппины. — RT), PDEA так называемое.

— Это те, кто отвечает за наркотрафик?

— Да. Привезли среди ночи. Люди там спят штабелями. Выделили мне такой кусочек — 50 см на 1,5 м, наверное, или 50 см на 2 м. Я плотно весь упаковываюсь там, как могу, просто падаю и засыпаю.

— О тебе на встрече с президентом Филиппин говорил премьер-министр России Дмитрий Анатольевич Медведев.

— Да. В 2017 году 13 ноября.

— После этого что-то поменялось в твоём деле?

— Да, меня сразу же, буквально через две недели, перевели в гораздо более тяжёлые условия содержания.

— Тяжёлые условия?

— Гораздо более тяжёлые. Других иностранцев тоже собрали в кучу из общего лагеря, и всех нас перевели в недостроенный корпус, который весь просто рассыпался. Единственное, что там было крепкое, — это решётка, за которой нас держали 24 часа в сутки. Если у меня до этого была возможность по территории как-то в течение дня гулять, перемещаться, играть в баскетбол... тут нас переводят в барак 500 м, где держат в камерах, рассчитанных на четырёх человек, по пять, по шесть, по семь человек.

— И сколько это продолжалось?

— Два года в таких условиях. Но мы добились того, что нас сначала стали выпускать на 15 минут погулять между камерами в одном коротком коридорчике. Потом на час по утрам, потом на два часа. Но им это не понравилось, и они оставили полчаса-час только по будним дням. То есть в выходные 24 часа в сутки мы сидели за решёткой.

— Как выжить в филиппинской тюрьме?

— Оставаться самим собой в первую очередь. Не терять надежды и веры.

— Какие там внутренние порядки?

— Когда тебя привозят уже на место, где ты какое-то время должен пробыть, сначала сажают на карантин. Это полностью закрытая решётка, отсутствие воды, отсутствие каких-либо в принципе человеческих условий. То есть висит тряпочка, которая отделяет тебя от угла, полностью заваленного мусором, грязью и экскрементами. И ты вот сидишь, отгороженный этой тряпочкой, за решёткой.

— Один? Никого больше нет?

— Нет, ещё человек 20, может быть, нарушителей. Минимум на неделю. И ты думаешь: как отсюда выбраться поскорее? Тебе уже хочется попасть в какой-то барак, определиться в какую-то камеру. И вот они начинают приходить. «Прямо сейчас мы тебя заберём, — они говорят. — Дай только согласие».

— Это заключённые приходят к тебе?

— Да, заключённые на территории лагеря, которые разделены на конкретные группировки. Можно сказать, сватаются к тебе.

— Какие группировки?

— «Сиги-сиги Спутник» — такая группировка международная. Она и в Америке тоже представлена, филиппинская.

— Что это значит и кто в неё входит?

— «Сиги-сиги» значит «давай-давай» или «гоу-гоу». «Гоу-гоу Спутник». Ну бандюганы местные. Потом «Бахала». Это уже группировка более привилегированных. В неё входят представители международных картелей. Потом BCJ, или Batang City Jail. И мы, «Куэрна» так называемая. По-русски можно назвать «Неприсоединённые». То есть люди, которые не вошли ни в одну бандитскую группировку, но тем не менее сгруппировавшиеся. Так вот, они подходят каждый по очереди и говорят: «Мы прямо сейчас тебя отсюда достанем, у тебя будут возможности, связи — всё что угодно, все 3033 удовольствия. Только согласись! Давай мы сейчас тебе отметочку на пальце сделаем — и ты наш?»

— Метки на пальце делают?

— Ну сначала на пальце, потом ты должен сделать татуху.

— А что это даёт?

— Определённую крышу, на которую ты должен работать, естественно.

— Как работать?

— Например, ты находишься на территории лагеря. Начинается потасовка. Если ты понимаешь, что бьют представителей твоей группировки или они попали в беду, ты должен за них впрягаться так, будто это твоя личная проблема. Если не впрягаешься, то ты за это потом огребаешь.

— От предложений ты отказался?

— Там среди прочих был человек, который ждал уже своего освобождения. Местный, филиппинец. Он говорит: «Юра, ни в коем случае, ни при каких обстоятельствах не вступай ни в одну из группировок».

— Почему он так сказал?

— Я думаю, он во мне увидел непринадлежность, так сказать, к этому миру. И понял, видимо, что такому человеку лучше остаться в стороне.

— Как тебя воспринимали сокамерники?

— Они меня воспринимали больше, наверное, как какого-то шпиона чуть ли не на задании или что-то типа того. Видели, что у меня хорошее образование. И в основном со мной старались сдружиться местные террористы, которых там было немало.

— Что они хотели?

— Все они мне просто отдавали честь и как бы выражали своё признание Калашникову.

— А на каком языке вы вообще разговаривали?

— На английском. Ну и по чуть-чуть я учился филиппинскому языку, точнее, тагальскому.

— Есть какие-то фразы, которые сразу определяют, что ты бывалый?

— Например, у тебя что-то просят. Если ты отвечаешь по-английски, никто не поверит, что ты не готов этим поделиться или у тебя этого нет. Ты ему говоришь по-тагальски: «Уала» — и он понимает, что ты в теме...

— «Уала» — это «Пошёл ты»?

— Что-то типа того.

— А убийства были?

— Да, были и убийства, такое я тоже повидал. Например, человек из одной группировки заходит на территорию другой группировки. Хотя, казалось бы, вот она — общая территория, все там арестанты, все в одинаковых условиях. Его просто берут в оборот, убивают в туалете. После этого начинаются ответные действия. Разборки длятся неделями.

— Насколько вообще распространено насилие в среде заключённых?

— Если кто-то где-то как-то подставил камеру, собирается совет из самих арестантов. И назначается наказание в виде ударов палкой по внутренней стороне бедра, чтобы не оставалось следов. Это очень болезненно. К счастью, я ничего подобного не испытал, потому что внутренние порядки соблюдал. И до 30 ударов люди принимали этой палкой, пожёстче кнута.

— А какой порядок можно было нарушить?

— Например, если находят телефон в камере, что является страшной контрабандой. Тогда всю камеру закрывают минимум на сутки, а могут на неделю закрыть. То есть все 90 человек закрыты в одной камере 24 часа в сутки. Все пострадали из-за того, что один человек недоглядел, недосмотрел, не спрятал или сделал что-то вопреки общему порядку. Украл у кого-то. Если об этом узнают, даже если ты не в группировке какой-то, всё равно очень жёстко карают.

— Ты работал там где-то?

— Мы придумали с ребятами источник заработка. Старались как-то себя обеспечить. Скидывались понемножку, у кого что было, закупали продукты в местном кооперативе. А у себя там организовывали небольшой ларёчек.

— Спекулировали?

— Ну можно так сказать. Но на обед хватало. А никакой другой работы не предлагается вообще. Работа, по сути, — очень большая привилегия.

— Если человек всё-таки получает работу, сколько ему платят?

— Работа обычно бесплатная — разносить еду. Просто у тебя больше времени находиться вне камеры.

— Чем вообще заключённые занимаются? Были у тебя, к примеру, книги на русском?

— К счастью, удавалось получать книжки. Присылали очень много всего. У меня в какой-то момент целая библиотека собралась. Кроме того, внутри СИЗО был кооперативный магазинчик, где можно было купить хлеб. А хлеб продавался в полиэтиленовых пакетах, которые, если по бокам разрезать и развернуть, можно привязать к решётке за один конец и вытянуть. У тебя получается длинная нитка до шести метров с одного пакета. И вот из этих ниток я авоськи вязал. А помимо такого рукоделия, придумывал, как себя прокормить, что-то приготовить.

— Чем обычно кормят?

— Паёк там совсем скудный. Просто рис и подлива какая-то. Причём три раза в день. То есть нет такого, как в России, насколько я понимаю, где у тебя и хлеб, и чай. Там об этом вообще никто не заботится.

— По какой еде ты скучал больше всего?

— Как ни странно, по самой простой — блинчикпм, например, домашним. По бабушкиной, по маминой еде скучал. По домашней еде скучал очень сильно.

— Отравления были?

— Да. Представь себе, тебе надо помыть тарелку. Один санузел на 90 человек. Один туалет, одна дырка в стене, из которой просто капает вода. Первый раз я просыпаюсь, а заключённые все сидят, завтракают. В огромной такой тусовке, из огромного чана зачерпывают себе в тарелки и едят. Они: «Будешь?» Я: «Буду». «О, наш человек! Если бы отказался, мы бы с тобой, скорее всего, отношений никаких бы не построили. А ты принял, и мы понимаем, что ты здесь себя не чувствуешь какой-то звездой или сильно отличным от нас».

— А что с лекарствами?

— Что-то у кого-то было. А вообще, в СИЗО, в котором первый год меня держали, один доктор на 3800 человек. И там ты, по сути, сам себе принадлежишь. Если здоровье, иммунитет позволяют всё это выдержать — значит, выживешь.

— Как вообще дела обстоят с санитарными условиями?

— Там был слив воды общий со всех бараков в такую речку-вонючку, где жили огромные крысы. Бывало, например, просыпаешься среди ночи от того, что кто-то тебя кусает или кто-то по тебе ползёт. Там же ещё огромные тараканы, которые не просто ползают, но и летают. Вот это прямо совсем жёстко. Когда ты видишь, как это существо... Ладно он, огромный, где-то там ползёт. А тут вдруг прилетает к тебе, пока спишь. Это прямо очень страшно.

— Существует ли в филиппинской тюрьме мужская проституция, так называемые опущенные?

— У них в этом смысле всё настолько извращено... Например, ты можешь спокойно встретить там повсюду сильно пожилых гомосексуалистов. Это реально очень необычное зрелище. Были люди, прошедшие операцию по смене пола. Хотя на суде это не помогало. Там был парень с искусственной грудью. Естественно, это всё выглядело довольно экстремально.

— Ты дрался в тюрьме?

— Приходилось драться, да. Мы не поделили телефон с человеком. Несколько раз пытались организовать телефон внутри камеры. Первый раз охранники взяли деньги, ничего не получилось. Второй раз у меня уже денег не хватало, я нашёл с кем скинуться. Телефон мне передали. Я этому парню с ходу об этом не сказал, потому что знал: тот сразу же начнёт им пользоваться в открытую и нас поймают. Но он через охранников об этом узнал. У него была возможность ходить мимо камер. И он подходит и говорит: «Я слышал, у тебя уже есть телефон. А ты мне не сказал».

Я не успеваю ничего сделать, и он прямо через решётку бьёт меня по лицу. Очень неприятно. Именно неприятно психологически. Я подхожу, делаю вид, будто бы спокойно воспринял, — и бью ему в ответ точно так же прямо через решётку по лицу. У него кровь. Он дёргается, будто сейчас на меня набросится. А между нами решётка, и он ничего сделать не может. Но на следующее утро решётки-то открываются. Всё, у нас есть доступ друг к другу. Я уже готовлюсь к тому, что сейчас будет продолжение. Он приходит и говорит: «Вот я был не прав, извини, не подумал». Пожали руки, он ушёл.

— Сколько стоит купить телефон?

— Смартфон — до 120 тыс. рублей доходила цена.

— Один?

— Один смартфон. Обычный телефон, может быть, 30—40 тыс. рублей. Но это я перевожу уже на наши деньги, и это было в момент обострений, когда ни у кого вообще там телефонов не было.

— Сколько ты телефонов поменял за это время?

— Наверное, штук шесть или семь.

— Кто тебе деньги присылал?

— Друзья. Под день рождения, например, однажды такое случилось.

— Через три года тебя полностью оправдали. С какой формулировкой?

— Да, добился полного оправдания. С формулировкой, что были допущены ошибки в процессе моего задержания, из-за которых невозможно с точностью утверждать, привёз ли я что-то или это было мне подброшено.

— Людей, которые оказались в такой ситуации, называют «слепые мулы». Что это означает?

— Когда человеку подбрасывают наркотики, а он об этом не знает и перевозит их через границу — вот это и называется «слепой мул». Таких случаев в Юго-Восточной Азии сегодня мы знаем, наверное, порядка 20 — это те люди, которые стали «слепыми мулами». И сегодня мы стараемся всеми возможными силами им помочь.

— Что ты сделал первым делом, когда вернулся?

— Плакал от счастья. Встретился с родными, близкими, друзьями. Наутро проснулся и не помнил, как и где я оказался.

— После возвращения ты обратился к общественной деятельности, у тебя даже есть организация. Расскажи о ней.

— Мы создали целое движение, называется «Путь домой». Потому что мы понимаем, насколько это большая проблема, когда люди по своей доверчивости попадают в подобные тяжёлые ситуации. Мы стали трубить по всем каналам и прямо заметили, как люди стали писать — те, кто потенциально мог оказаться в такой ситуации. Кроме того, стали объединяться родные и близкие тех, кто уже находится в такой ситуации, кому нужна помощь.

— Много людей обращается?

— Стабильно к нам обращаются два-три человека в месяц.

— Удалось кому-то помочь, предотвратить трагедию?

— Предотвратить трагедию действительно удавалось. Например, люди писали: «Слава богу, я узнал про вашу историю и отказался от сомнительного предложения по работе за границей». Также мы, например, грамотно пишем за людей какие-то обращения. Помогаем им просто почувствовать, что есть кто-то, кому не всё равно.