Литературные итоги года с Алексеем Колобродовым
Литературный критик и писатель Алексей Колобродов рассказал в интервью «Свободной Прессе» о главных книгах уходящего года, самых ожидаемых премьерах 2021, а также раскрыл секрет двух прочитанных рукописей, которые точно «выстрелят».
«СП»: – Привет! Как настроение перед Новым годом?
– Ты знаешь, что-то устал я. Год тяжелый и насыщенный был.
«СП»: – А в литературе как тебе этот год?
– У нас все недобрым словом еще не ушедший 2020-й поминают. В общем-то, справедливо. Но, как ни странно, а может, как раз не странно, литература – одна из немногих сфер деятельности, где было, что называется, «поровну», а может где-то даже и «больше» правильного и выдающегося. Поэтому что были «Земля» Елизарова и «Уран» Ольги Погодиной-Кузминой, новый Леонид Абрамович Юзефович и Евгений Водолазкин (интервью с Водолазкиным по ссылке), до которого я еще не добрался. Поэзия замечательная. И будут в ближайшее время новые Андрей Рубанов (интервью с Рубановым здесь), Михаил Гиголашвили. Это очень мощные истории. И все, кто говорят, что вот русская литература умирает или давным-давно умерла, – это все чепуха, вранье и наведение тени на плетень.
«СП»: – Поговорим о книгах года. Кто разочаровал, кто порадовал?
– По триумфатору сначала скажу. Безусловно, это год Елизарова. Михаил сделал хет-трик премиальный. И в этом какая-то высшая справедливость есть: в тяжелейшем и трудном году елизаровский триумф, наконец, случился. Символично – он же сложный автор, писатель-воин, исследователь сумрачных и пограничных состояний. Хет-трик, наверное, надо объяснить: Михаил взял Нацбест за роман «Земля», получил Григорьевскую премию как поэт, что было достаточно неожиданно. Но я всегда говорю: было время, когда поэты-песенники, поэты, звучащие в музыке, значили больше, чем поэты традиционные классические, – всегда привожу в пример Великую Отечественную войну. И тут недавно Аня Долгарева – сама большой и чуткий поэт - сравнила Елизарова с Высоцким. На поверхностном слое много сходств, но и много сейчас общего в плане эпох и настроений. Я сравнил свое юношеское, влюбленное восприятие Высоцкого и нынешнее восприятие песенного Елизарова, и оказалось, что это действительно очень близко. Ну и короткий список «Большой книги» у Елизарова, хотя он ее и не взял, но скандал случился и получился, мне кажется, даже интереснее результатов премии.
Потери года
Это, конечно, Эдуард Вениаминович Лимонов. Мы потеряли гения, который с нами рядом жил, работал, как никто другой, создавал совершенно новые реальности – и подчас казалось, что он не только здесь, с нами, но и куда-то еще отлучается. Иногда вызывал восхищение, иногда раздражал. И я горд и рад, что был и знаком, и общался. И когда непоправимое случилось, я посмотрел написанное мною о Лимонове и должен с гордостью признать, что я один из немногих, если не единственный, критик, который о последних произведениях и вообще о Лимонове в поздние его годы писал много и подробно. Слава Богу, что это написано, осталось и что-то я с этим еще буду делать.
В других сферах огромная потеря – Юрий Бондарев. Родоначальник нашей «лейтенантской» военной прозы. Точнее, родоначальник, скажем, Виктор Некрасов, но Бондарев – один из самых ярких представителей. Даже в преклонном возрасте сообщал нашей жизни историческое, символическое измерение. Как и ушедший немного раньше его однокурсник Владимир Бушин, веселый солдат Родины и Традиции.
Ушел Сергей Хоружий – наш Умберто Эко, мощный философ и переводчик, и богослов, возрожденческая фигура. Безусловно, надо вспомнить идеолога и парадоксалиста Константина Крылова, который как прозаик работал под псевдонимом Марк Харитонов. Нужно вспомнить одного из редакторов «Нашего Современника» Александра Казинцева. Леонид Зорин ушел. Для меня большая человеческая горечь – уход Романа Арбитмана. Это, конечно, невосполнимые потери.
«СП»: – Поговорим о двух Пелевиных русской литературы. Сначала о Викторе Олеговиче. Это будет позитивный разговор?
– Вполне позитивный. Более позитивный в плане Александра. Но и Виктор продолжает радовать хотя бы этой избранной стратегией, которую он по-буддистски не корректирует. Книга в год, роман в год – все более скучный, все более предсказуемый, на уходящей энергии сработанный. Ты помнишь, наверное, я в свое время даже предлагал, что надо ему как-то спрыгнуть в другие сферы, в сферу нон-фикшн, подобный шаг – я уверен – вызовет взрывной эффект и будет обсуждаться. Но он держит свою линию. Может, это и правильно. Но, естественно, новый роман меня не то что не впечатлил, он даже не разочаровал – у меня просто был заказ о нем поговорить в эфире одной из радиостанций. Я ровно ради этого его прочитал, и он вообще никакой царапины на мне не сделал. Я заметил, что названия-то пелевинских книг перестали запоминаться. Это самое смешное. Но человек пишет, работает, остается живой и знаковой фигурой. Мы продолжаем от него чего-то невероятного ждать. В любом случае очень хорошо.
«СП»: – Ну а об Александре Пелевине что скажешь?
– Вот Александр (интервью с Пелевиным - здесь) растет, он большой молодец. Последняя его вещь «Покров-17» сильное впечатление на меня произвела. Это как бы такая жанровая и очень актуальная сегодня смесь фантастики и высокой прозы. Эсхатологии новейшей, и исторических реминисценций, Великой Отечественной войны и осени 93-го года. И какого-то такого странного в человеке 80-х годов рождения чувства неизбывности нашего советского общего прошлого. Оно еще будет звучать и еще будет к каким-то действиям в жизни побуждать. Очень важная книга. Есть там недостатки, их довольно много, я Александру про это говорил: книга немного небрежно написана, она слишком сценарная, в расчете на скорую экранизацию. Сделана во многом на клиповом сознании. Если поработать над языком, над стилистикой – получился бы шедевр. Но и без этого это будет одно из самых обсуждаемых в следующем году произведений. Это я уверенно вангую. Будут и премиальные сюжеты, куда Саша обязательно попадет. Он – одна из главных надежд. Его имя уже ни в коей мере не воспринимается как курьез «второго Пелевина». Это совершенно самостоятельная фигура. Не будем загадывать, обойдет ли Виктора. Да и не нужно это – однофамильцы в нашей литературе прекрасно уживаются. Как мне певец Бранимир (интервью с Бранимиром - здесь) сказал недавно, одних Толстых имеем штук двенадцать, включая Артемия Лебедева.
«СП»: – По поводу зарубежной литературы. Эта сфера как-то сообщается с нашим интеллектуальным миром?
– Вот это странно. Мы перестали читать зарубежку. Выпала она из интеллектуального поля. И я иногда себя чувствую каким-то мастодонтом, когда все же пытаюсь что-то отслеживать. Я, например, в этом году прочитал Ольгу Токарчук, нобелеатку 2018-го года. Это достаточно любопытно и во всяком случае на каком-то премиальном уровне, если не нобелевском, то достаточно серьезном. А вот в этом году Нобель опять куда-то провалился… Книгой года назову, наверное, «Ветер западный» Саманты Харви. Жанровый роман, такой готический детектив, но принципиален там не сюжет, а погружение в средневековую атмосферу, очень вымороченную, очень странную. И мы кое-что начинаем понимать о людях европейского средневековья. Меня этот вопрос вообще очень занимает, откуда возник миф Европы, откуда возник евроцентризм, почему мы ему так подвержены. Не только мы в России, фактически весь мир под этим знаком живет. И все это имеет происхождение из европейского средневековья. И в романе очень много можно понять об этой истории.
Одна из живых литератур – это скандинавы, а конкретно Норвегия. есть такой автор норвежский, Ю Несбё, наверняка ты слышал. Он такой жанровый, это скандинавский хоррор, очень серьезный и очень глубокий. Вот он попытался выйти за пределы жанра, написал интереснейший роман «Королевство».
«СП»: – Открой секрет, в первые дни нового года с какой книгой заляжешь в берлогу?
– С Водолазкиным. Чуть ли не сегодня хочу приступить. Мне интересно. Говорят, что если это сделано не на уровне прославленного «Лавра», то где-то близко. И гораздо сильнее последних вещей, которые я достаточно серьезно критиковал: и «Авиатора», и «Брисбен». И меня любопытство в этом смысле разбирает. Ну и собственно, какое-то количество нон-фикшн я себе отложил разнообразного историко-публицистического. Плюс меня атакуют молодые авторы, просят прочитать их вещи. Имен называть не буду, но буду совершенно точно этим заниматься.
«СП»: – Самая ожидаемая книга 2021 года?
– Я их обе прочитал. Авторы мне показали рукописи. Я немножко о них расскажу. Это Андрей Рубанов «Человек из красного дерева». Совершенно неожиданная вещь. Совершенно новый Рубанов. Здесь и его работа в кино, и его достаточно серьезное погружение в русскую историю, видимо, свою роль сыграли. И он в очередной раз за собственные флажки вышел, написал очень интересный и яркий роман. Он о совершенно особой расе русских людей, которые живут среди нас и с которыми здесь, как оказалось, чрезвычайно много связано, которые нашу цивилизацию удерживают. Больше ничего говорить не буду, вещь крайне интересная.
И Михаил Гиголашвили, в рукописи роман назывался «Кока». Это своеобразное продолжение одной из линий его прославленного романа «Чертово колесо». Во всяком случае, судьбы одного из персонажей, которого зовут Кока. Огромное такое яркое полотно 90-х годов, где и Европа, и Германия, и Голландия, и в то же время и Грузия, и Россия. И российская тюрьма, и германский дурдом. Герой через это все проходит. И это при всех шокирующих, при всех таких смешных физиологических историях, в том числе, как обычно, у Гиголашвили связанных с наркотиками, получилась очень жизнеутверждающая вещь. Это роман воспитания о том, как становятся писателями. Он мне посылал в общем комплекте сам роман и своеобразное к нему приложение-повесть. Такое апокрифическое Евангелие о Иудее времен Христа. Он ее опубликовал отдельно в «Дружбе народов», – по-моему, в 10 номере, – обратите внимание, это достаточно серьезная вещь.
Вот два романа, которые выйдут, я так понимаю, уже зимой-весной. И во многом это тоже определит всю картину русской литературы в наступающем году, с которой у нас, я повторю, все очень и очень неплохо. Порекомендую еще книги, которые в этом году вышли. Во-первых, это Захар Прилепин, «Ополченский романс». Захар продолжает практически в одиночку созидать донбасский текст. Любая война, как мы понимаем, становится явлением мировой истории, чем-то определяющим эпоху, когда она нашла отражение в литературе. Донбасская война во многом благодаря Захару такое достойное отражение находит. Ну естественно, под знаком его «Есенина» прошел этот год. «Есенин» был издан в самом конце 2019 года, но в 20-м обсуждался и читался, и массу самых разнообразных откликов эта масштабная работа собрала. И я не люблю выражение «закрыл тему» – мне кажется, есенинскую тему закрыть невозможно, – но очень много в биографическом плане Захар для этого сделал.
Серьезное впечатление на меня произвел роман, если уж мы коснулись поэтов, «Дядя Джо» Вадима Месяца, посвященный Бродскому, но и не только Бродскому. Он о той особой роли, которую поэзия играет в русской жизни. Это тоже роман 2020 года, который как бы должен быть прочитан и осмыслен в России. Я бы назвал еще «Бестиарий» Сергея Гребнева. Эта вещь вышла в издательстве Вадима Левенталя (с ним интервью - здесь). Запоздавший и долго бродивший, где-то себя искавший наш ответ американским битникам. Это серьезнейший, роскошный, замечательно сделанный трэш. Там же вышла «Токката и фуга» Романа Богословского. Тоже произведение неожиданное, спорное и очень яркое, о котором имеет смысл достаточно подробно говорить. Вот эти книжки определяют рубеж 2020–2021 годов.
«СП»: – У нас в России появился еще один семинар. Были всем известные Липки, был Каменск-Уральский. А теперь мастерская Захара Прилепина есть в Подмосковье. Расскажи о проекте, который ты фактически возглавлял на месте.
– Неожиданная для меня история. Я долго не решался войти в проект, практически отбивался. Но когда Захар достаточно серьезно попросил этим заняться, я уже не мог отказать. Занялся – и доволен результатом и даже своей работой, что со мной редко бывает. Да, это в ущерб, может быть, каким-то текстам, каким-то другим активностям. Но я доволен, что я практически весь год этой затеей жил. По известным ковидным обстоятельствам все переносилось и переформатировалось. Тем не менее, сложилось и произошло, и я очень рад познакомиться с представителями молодого поколения литераторов. Неожиданно обрадован достаточно высоким уровнем произведений, или больше даже уровнем коммуникативной подвижности, готовности общаться, заниматься литературой, кино, журналистикой, какой-то общественной деятельностью.
Мы никого по политическим взглядам, близкому мировоззрению не отбирали, но молодые авторы, в большинстве, оказались так или иначе ориентированными в сторону традиционных ценностей, патриотических, государственных. Это очень приятное открытие. А потом – само по себе общение с молодыми талантами бодрит и заставляет к себе строже относиться. Многих людей уже куда-то продвинули, есть яркие имена. И меня удивило, что у нас захотели поучиться уже состоявшиеся авторы – Аня Долгарева, тот же Саша Пелевин. Они очень серьезно к этому отнеслись и работали во втором потоке. Да, к сожалению, третий поток мы перевели в онлайн, но там тоже много интересного – людей, открытий.
Я считаю, что проект должен дальше жить. Как он будет развиваться, мы подумаем. Но это очень серьезный культурный проект. И перечислю своих товарищей, без которых его бы не было: Дмитрий Кузнецов, Олег Демидов, Сергей Ершов, Матвей Раздельный. Не говоря о выдающихся совершенно преподавателях, лекторах, которых нам удалось туда затащить. Получилось круто! Это для меня главный результат года, хотя и книжка вышла, и печатались тексты, и я стал вместе с Елизаровым лауреатом Нацбеста как его номинатор, что тоже замечательно. Но главным достижением я считаю именно мастерскую.
«СП»: – Какие собственные планы на 2021?
– Буду заниматься Лимоновым, о чем я уже сказал. Сам Эдуард Вениаминович был посвящен в эти планы и к ним достаточно серьезно относился. И обязательно должен закончить книжку, которую мы с моим издателем Вадимом Левенталем придумали. Она будет посвящена современной русской литературе, правда, с некоторой ретроспективой в 1990-е и 2000-е годы. Это будут своеобразные уроки новейшей истории через литературу, книжка о текстах, которые, не прозвучав в свое время – или не должным образом прозвучав, – определили следующие эпохи.