Рождество как [анти]утопия

Рождество — один из тех праздников, которые давно вышли за пределы христианского мира и христианской религиозной традиции. Его отмечают в Японии и Монголии, в Индии и Китае, в Центральной Африке и Объединенных Арабских Эмиратах. Не всегда и не везде официально, но, как правило, громко, с размахом — как яркое зажигательное шоу. Интернациональное, внеконфессиональное торжество — даже атеисты и агностики нередко не отказывают себе в удовольствии поднять в этот день (точнее, в ночь) бокал шампанского за компанию. Рождество — это обещание чуда, смягчения очерствевших сердец, ежегодного радостного обновления. Фото: depositphotos.com Но не только. Ранние христиане не отмечали эту дату, резонно полагая день рождения Сына Божьего началом его земных страданий: как-то не совсем прилично в такой день предаваться радостным возлияниям, словно варвары-язычники. В православной традиции предрождественские, святочные вечера — самые мрачные и темные в году. Горний и подземный миры сближаются, граница между ними становится проницаемой, ведьмы и бесы кружатся в хороводе, неупокоенные мертвецы поднимаются из промерзших могил, а ад шествует по земле. Эта двойственность, амбивалентность отчасти сохранилась и в современной литературе о Рождестве, в том числе литературе жанровой — пусть и не повсеместно. Авторы научной фантастики к этому празднику в целом безразличны: действие НФ-рассказа или НФ-романа может разворачиваться в сочельник или на Рождество, писатель-фантаст готов даже поманить читателя чудом, прицепить к истории ожидаемую счастливую развязку, голливудский хэппи-энд, но в целом ничего особенного, дата как дата — см. «Рождество на Ганнимеде» Айзека Азимова, «Марсианское Рождество» Фредерика Пола, «Счастливого Рождества!» Кейдж Бейкер, и так далее, и тому подобное. То есть настроение настроением, но сюжетообразующий элемент в таких произведениях редко связан с чудом Рождества непосредственно. Гораздо чувствительнее к рождественскому духу авторы «литературной фантастики», магического реализма, speculative fiction, городского фэнтези — иными словами, всей той прозы, где чудо по умолчанию служит одним из краеугольных камней, на которых построено повествование. Большинство таких произведений, чаще всего малой и средней формы, восходит к традиции святочного рассказа, а опосредовано — к средневековой рождественской мистерии. Пожалуй, с некоторой долей условности можно выделить две основные сюжетные схемы, которые чаще всего используются в современной «фантастической истории о Рождестве». В первом случае героям приходится преодолеть череду внешних препятствий на пути к своей цели, причем события начинаются в сочельник и густо приправлены чудесами — грубо говоря, как в гоголевской «Ночи перед Рождеством». Так происходит, например, в канонической сказке Клайва Льюиса «Лев, колдунья и платяной шкаф» (1950) или романе Кристофера Мура в романе «Самый глупый ангел» (2005). Второй вектор задает Чарльз Диккенс в «Рождественской песне в прозе»: ряд чудесных событий приводит героев к внутреннему перерождению, раскаянию в грехах, внезапному духовному прозрению. Помимо множества оммажей и вариаций на тему Диккенса, здесь стоит прежде всего вспомнить остроумную повесть «Светлое Рождество» (2003) Конни Уиллис, вышедшую в финал премий «Хьюго» и «Небьюла»: историю, в которой рождественский снегопад в результате необъяснимой погодной аномалии валит над всей землей, а каждый герой получает в качестве подарка от высших сил именно то, чего заслуживает. Но есть и третий, не столь популярный, но не менее любопытный «бродячий сюжет». С некоторой натяжкой его следы можно найти уже в канонической пьесе Джеймса Барри «Питер Пэн и Венди» (1911) о мальчике, не желавшем взрослеть и дезертировавшем в страну вечного детства — произошло это бегство, кстати, как раз на рождественских праздниках. Самое подходящее время: перед Рождеством мир поставлен на паузу, природа и человек дышат ожиданием, Матрица ждет сезонной перезагрузки. Но что если на сей раз солнце не взойдет над ледниками, лес не пробудится, Спаситель не явится на свет? Этот древний, дохристианский страх неотвязно сопровождает человека со времен палеолита — и каждый раз поднимается из глубин коллективного бессознательного накануне Рождества. На этом разительном контрасте с слезливо-сентиментальными, предсказуемыми, часто ходульными «святочными историями» играют Терри Пратчетт в романе «Санта-Хрякус» (1996), Нил Гейман в повести «Одд и ледяные великаны» (2008), Джо Хилл в хорроре «NOS4A2» (2013). Страна Рождества без конца и края, без финальной искупительной жертвы, мир бесконечного ожидания на проверку оборачивается вселенной, где правят темные стихийные духи, где в конце вместо воскрешения для жизни вечной каждого ждёт только холод, голод и смерть. Онтологический ужас, от которого нет спасения, из которого нет выхода. Может быть, именно эти беспощадные тексты, а не Диккенса или даже Николая Гоголя, стоит перечитывать в сочельник, укрывшись теплым одеялом и прихлебывая глинтвейн, чтобы ощутить полноту жизни. Так что с Рождеством, дорогие друзья! Держитесь за этот праздник, каким бы глупым, нелепым и сентиментальным он вам ни казался. Подписывайтесь на канал «Инвест-Форсайта» в «Яндекс.Дзене»