Виталий Хаев об уходе из театра, о возрастных ролях и сериале «Бывшие»
21 января на видеосервисе START состоялась премьера третьего, финального сезона сериала «Бывшие». К роли отца главной героини Яны вернулся актёр театра и кино Виталий Хаев. В эксклюзивном интервью RT артист рассказал, каким он видит своего персонажа и насколько тяжело ему давались постельные сцены. Также Хаев пояснил, почему ушёл из театра, признался, что скептически относится к формату видеопроб, и вспомнил, как отказался участвовать в дистанционных съёмках во время самоизоляции.
— Когда вы только начинали работать над первым сезоном «Бывших», то предполагали, что они станут таким масштабным проектом?
— Нет, конечно. Всё здорово поменялось, сам сериал стал более свободным. Вообще очень сложно предсказать, соберёт ли тот или иной проект большую кассу, понравится ли зрителям. Иногда кажется, что в каком-то проекте нет ничего особенного, а он вдруг «выстрелил». Это сложно просчитать.
— Чего нового стоит ожидать поклонникам сериала?
— Могут появиться новые персонажи — и они будут. Новые повороты сюжета. Но рассказывать про них я не стану — в том-то и смысл, чтобы зрителю было интересно смотреть.
— Во втором сезоне «Бывших» было довольно много откровенных сцен, в которых вам также приходилось участвовать. Как вы относитесь к съёмкам в подобных эпизодах?
— Второй сезон сняли более откровенно, чем первый. Когда я увидел сценарий, аж вспотел. В моём возрасте такие сцены уже редко получаются, а тут их было достаточно много. Конечно, был дискомфорт. Раньше я не был задействован в подобных сценах. А тут — да, я волновался...
Как мне показалось, это зависит от организации съёмок. Если вы как артист нормально себя чувствует на площадке, то, на самом деле, это не так сложно. Обычно в постели нет больших монологов, которые надо учить. Как говорит оператор, надо просто правильно лечь. Главное — выбрать позу!
Многое зависит от окружения на площадке. Некоторые девочки даже приезжали на постельные сцены с мужьями. Каждый чувствует себя по-разному. Я почему-то волновался. Куда уже, я не молодой мальчик! Когда я выглядел как Ромео, меня не брали на такое, а теперь, вот, приходится отдуваться за прошлое.
— Вам удалось справиться с дискомфортом, выполнить все поставленные перед вами задачи?
— Удалось, да. Сжав зубы, положив руки куда приказано, произнести текст. Я немножко комплексовал по этому поводу, но потом всё стало хорошо. Это просто зависит от площадки, от партнёрши. Когда появляется юмор, доверие, всё проходит. Так что постельные сцены — не самые сложные сцены в кино.
— Сейчас у вас, конечно, колоссальный опыт, а в начале карьеры вам приходилось преодолевать страх, смущение?
— Опыт — опытом. Но в первый день всё равно волнуешься, переживаешь. Артисты очень зависимы от того, что они делают. Я не могу сказать, что волнение совсем прошло. Особенно когда ты встречаешься с новой группой, новым режиссёром, новыми людьми. Отсняться в проекте — как прожить маленькую жизнь. Где-то хорошо, где-то не очень.
— Какие детали образа вашего героя в «Бывших» были принципиально важны для вас?
— Мой герой был единственным злодеем, главным отрицательным персонажем всего действа. Главное для меня было — чтобы было понятно, что он всё-таки любит свою дочь, молодую жену, предыдущую жену. Мне хотелось, чтобы это не было игрой в одни ворота: он всех ненавидит, он плохой. Почему он плохой? Этот человек такой, какой есть — жёсткий, коррупционер. Но хотелось, чтобы зритель чувствовал, что любовь к детям, к семье прошлой, новой — для него всё равно главное.
— Ваши дети смотрят сериал?
— Они смотрят, что хотят, в том числе и мои работы. Старший тоже решил работать в кино, как ни странно. Он закончил Высшую школу экономики и пошёл работать администратором на площадке. Он пытается понять, как устроено кино, поэтому пошёл на самую черновую работу.
— А в каком направлении он планирует развиваться — стать актёром, режиссёром?
— Нет, стать актёром не собирается. Кино его заинтересовало скорее с точки зрения создания, продюсирования. Он сказал: «Я хочу пойти работать в кино, на площадку». Я спрашивал: «Хочешь сидеть в кабинете?» — «Нет, хочу увидеть, как это делается с площадки, с приезда автомобилей, всю эту огромную машинерию». Это же каждый день целый завод приезжает. Задействовано огромное количество людей. Ему всё это оказалось очень интересно.
— Вы не раз решались на смелые творческие эксперименты: играли в чёрных комедиях, выходили на сцену театра обнажённым. Какой опыт был для вас самым сложным, запоминающимся?
— В Театре Наций был спектакль под названием «Киллер Джо». Я играл Джо. По указке режиссёра я должен был выскочить на сцену совершенно обнажённым. Причём это длилось буквально три-четыре секунды. А перед этим игралась сцена с Юлей Пересильд, и она совершенно голой находилась на сцене минут пять.
Были такие заметки — я на всю жизнь их запомнил: «Бабушки в раздевалке выдают бинокли, чтобы посмотреть хозяйство Хаева». Прошло несколько спектаклей, и кто-то написал: «Это полная ерунда, что-то подвязывают, такого не бывает».
Тогда ко мне обратилась старейший работник театра, завтруппой, её звали Марина Юзефовна... Она подошла ко мне и сказала: «Виталий, я первый раз на премьере, после которой все обсуждают гениталии артиста. Пожалуйста, я вас прошу, наденьте трусы. Явор (Гырдев, режиссёр. — RT) уехал, ничего не изменится». Это действительно было так.
У нас в России он уже давно выпускал этот спектакль. Ему всё равно, он западный человек, ставил спектакли в Болгарии, в европейских театрах. Если у них народ привык к обнажённой натуре — что к мужской, что к женской, — то в нашей стране к этому до сих пор не привыкли.
Даже когда я сам смотрю что-то и вижу на сцене «обнажёнку», то думаю, что это неправильно. Если женщины ещё более эстетичны, они Богом созданы более красиво, округло, то, когда раздеваются мужчины, даже с красивыми телами, — мне самому неприятно на это смотреть. То же самое чувствует зритель. Поэтому я надел трусы, потом начал выбегать даже в штанах. И действительно, от этого спектакль ничего не потерял. Вот такая история.
— Вы нередко играете реальных персонажей. Только в прошлом году вышли три подобных проекта с вашим участием: «Грозный» (Алексей Басманов, опричный воевода), «Стрельцов» (тренер Виктор Маслов) и «Калашников» (генерал-майор Курбаткин). Расскажите, как вы готовитесь к таким ролям. Стремитесь изучить все доступные источники и создать образ, максимально приближенный к реальности?
— Конечно, когда играешь таких героев в масштабных проектах, изучаешь справки, читаешь исторический материал. Если говорить про «Стрельцова» Ильи Учителя, то я очень много читал про то, как к Маслову относились футболисты. Мне хотелось поймать характер. Было много интересных деталей. Его называли «батя». Футболисты ему беспрекословного подчинялись. Он был очень суров, но после мог пойти выпить со своими игроками. Он был для них настоящим «батей». Такие детали очень помогают — понимаешь, в каком направлении работать над образом.
— Как достичь баланса между исторической достоверностью и индивидуальным актёрским видением, стилем?
— Я не знаю. У каждого артиста своя кухня. Конечно, всё это происходит в тандеме с режиссёром, но, пожалуй, сценарий — всему голова. В нём очень многое заложено. Можно привносить в него какие-то свои вещи, но это уже творческая работа. Написано: «Отрубил голову». Как достичь исторической достоверности? Стоишь и «рубишь» голову.
Мне кажется, у каждого своя логика, каждый чувствует по-своему. В тандеме с режиссёром получается то, что вы видите в конечном счёте. Судить о том, насколько получилось, приходится зрителям. У меня есть работы, которые мне очень не нравятся. Но когда я разговариваю с друзьями, со зрителями, я понимаю, что людям они очень нравятся. Очень сложно просчитать зрительский успех или неуспех.
Кино очень изменилось. Я начинал работать ещё с Александром Наумовичем Миттой, Михаилом Михайловичем Козаковым. Андрей Прошкин очень много вложил в меня как в артиста. Сейчас совсем другое время, другие подходы в кино. И вообще жизнь поменялась.
— Есть ли что-то в вашей работе, к чему со временем поменялось ваше отношение? Может, раньше что-то казалось невероятно сложным, а теперь легко даётся?
— Я не любил большие монологи, огромные текстовые сцены. Мне раньше было тяжело держать их в голове. А сейчас мне даже нравится. Я стал справляться — видимо, память привыкла...
Иногда мне кажется, что я мог бы справиться со всем. Но каждый раз, когда мне кажется, что я уже всё видел на площадке, мир преподносит что-то новое. Даже стоя на голове. В прямом смысле.
— А есть ли что-то такое, что раньше вам нравилось в профессии, а вот теперь вызывает отторжение?
— Раньше мне очень не нравилась зависимость. В том смысле, что актёрская профессия очень зависима от обстоятельств. От режиссёра и других актёров. Театр — это большая семья, в которой ты служишь. Потом я понял, что в кино ты всё равно индивидуальность. Это совершенно другое чувство. Я просто знаю свою территорию. Когда говорят: «Камера, мотор, начали», я совершенно свободен. Чем дальше, тем больше мне нравится кино. А из театра я ушёл.
— Может быть такое, что вы туда когда-нибудь вернётесь?
— Может быть. Я, наверное, переиграл в театре. Я работал в театре очень долго и отдал ему очень много. Сейчас меня спрашивают: «Почему не хочешь вернуться? Может, возьмёшься за спектакль?». Когда я почувствую, что это — моё, когда захочется обратно, тогда я вернусь. Мне, конечно, все говорят: «Ты сошёл с ума, у артистов так не принято». Все живут театром, любят его. Я так жил. Но потом для меня всё изменилось. Это моё личное ощущение — я не хочу находиться на сцене.
Мне нравится кино. Я стал больше сниматься, съёмки стали отнимать у меня много времени, сил... Я каждый день ездил из Питера в Москву на одном и том же поезде в первом вагоне. Девочки меня встречали и говорили: «Виталий Евгеньевич, мы вам постель не меняли, не волнуйтесь. Садитесь, всё ваше». Так продолжалось неделями — бежать, лететь, страдать. Страшная нервотрёпка. Совмещать кино и театр очень сложно. И дело даже не в этом — если бы было серьёзное желание, то можно было бы совмещать. Но у меня пропало желание работать на сцене, я не хочу. Наелся.
— Есть ли какая-то персона, из сферы политики или искусства, которую вы особенно хотели бы сыграть?
— Нет. Это связанно с возрастом. До некоторых ролей в театре, в кино, я ещё не дорос. Потому что я ещё не чувствую себя на свой возраст. Я совсем недавно перешёл в категорию отцов, наставников. У меня всё происходит с задержкой — я очень медленно взрослею. Я чувствую себя очень молодо. И потом, мы выбираем из того, что предлагают. Ну, например, хочу я Короля Лира сыграть. А кто даст-то?
— Вам нередко выпадают роли отцов. Насколько я знаю, для женщин-актрис это переломный момент в карьере, когда их зовут на роли главных героинь (более или менее молодых), а потом начинают доверять образы матерей. Для мужчины это имеет значение?
— Я не почувствовал никакого дискомфорта. Сейчас, с возрастом, персонажей, которые мне интересны, стало больше. Они более умные, более опытные, и больше мне нравятся... Мне кажется (возможно, это не так), что, чем старше становится мужчина, тем он становится крепче — как коньяк. Надо заниматься собой и потом пожинать лавры.
— Каждый год с вашим участием выходит по несколько фильмов и сериалов. Как пандемия коронавируса повлияла на вашу деятельность? Какие проекты пришлось приостановить, над чем удалось продолжить работу?
— Когда всё это только начиналось, то, конечно, всё встало, работа прекратилась. Но, начиная с июня месяца, как актёр я очень много работал. Зимой я взял большой отпуск, притом я и сейчас работаю в одном проекте.
Я не могу сказать, что у меня лично был очень серьёзный простой. Просто на площадке появились маски, санитайзеры. Это поначалу казалось неудобно, потом все быстро привыкли, и практически так же продолжили работать...
У меня был проект с незнакомым мне режиссёром. Он первую неделю всегда ходил в маске и кепке. Когда через неделю он подошёл ко мне без маски, я его даже не узнал, потому что не видел его лица в течение недели съёмок. Только по голосу.
— В связи с пандемией у вас не было мысли поучаствовать в скринлайф-проектах? Некоторые актёры снимали что-то на дому…
— Нет, у меня было достаточно проектов, чтобы в этом не участвовать. Мне один раз предложили: «Мы даже не будем входить к вам в дом, к вашему окну поднимется вертолётик, из окна будете говорить на улицу». Мне этот вариант не нравится. Может, для кого-то это был выход. Мне не интересно (снимать кино. — RT), сидя в одной комнате — это как-то странно.
Сейчас ещё пошла мода пробы, знакомство с режиссёром, делать по видео. Я считаю, что это полный бред — как можно по видео познакомиться с человеком? Ты должен почувствовать его энергию, услышать, как он говорит. По видео ты наденешь чистую рубашку, побреешься, и сразу хороший мальчик. Это всё другое. Мне кажется, живое общение всё равно никогда не заменится видео.