Сергей Кара-Мурза: Сейчас мы пожинаем плоды революции сверху 1991 года
О Гражданской войне сегодня предпочитают не вспоминать, а если и вспомнят, то как о бессмысленном братоубийственном кровопролитии.
Организаторы социалистов-революционеров (эсеров) и меньшевиков входили в когорту рождения 1840-50 гг. – вот годы их рождений: Брешко-Брешковская – 1844, Аксельрод – 1849, Засулич –1849, Плеханов – 1856. Они приняли идеи и установки марксизма почти непосредственно из рук Маркса и Энгельса. А когорта знаменитых большевиков: Ленин – 1870, Троцкий – 1879, Сталин – 1879, Калинин – 1875, Молотов – 1890, Дзержинский – 1877. Философы и вожди Февральской и Октябрьской революций принадлежат к разным поколениям – с разрывом 20-25 лет. Это очень большой разрыв.
После 1905 г. Ленин стал отвергать догмы Маркса одну за другой. Апрельские тезисы, определившие проект Октябрьской революции, были ядром совершенно иной парадигмы антикапиталистической революции. Эта парадигма, заявлявшая себя как марксистская, выросла не из учения Маркса, а из реальности. Интеллектуалы Февраля и западные социал-демократы пытались следовать канону западных буржуазно-демократических революций, разработанному в учении Маркса, и новизна их инновации была лишь в том, что она происходила в иных месте и культуре. Они мыслили в рамках модерна ХIХ века, в парадигме науки бытия. А Ленин и большевики, его последователи, мыслили в логике науки становления. Разные парадигмы, – значит разные общности двух разных революций видят разные картины мира (включая человека, общество, государства и т. д.). Они видят, изучают и оценивают разные факты, разные процессы и явления. Они по-разному понимают пространство и время, следуют разным способам и нормам мышления и объяснения, при разрешении внешне одной и той же проблемы они принимают разные решения.
Социолог и культуролог Л. Г. Ионин пишет: «Обратимся к традиционному обществу… Фактическому неравенству был противопоставлен идеал равенства, и с этого времени – с века Просвещения – борьба за равенство стала одним из основных мотивов современной культуры. Впоследствии, во второй половине XIX века, открытие социального неравенства и требование равенства было осмыслено как часть грандиозного духовного переворота того времени» [50].
Русская революция 1917 г. как революция в основном не буржуазная, а крестьянская, была неразрывно связана с бунтом, и разделить их невозможно. Февральская революция, которая смела царизм и Империю, казалась такой мощной только потому, что она взорвала плотину монархии. Ее результаты поражали, но сама она была лишь рябью на океанской волне бунта. Вебер назвал это «общинный крестьянский коммунизм». Когда Ленин в апреле 1917 г. поддержал крестьян, просвещенные социал-демократы его посчитали сумасшедшим. Ведь «Вся власть Советам!» – это лозунг анархии, крестьянская утопия «Земля и Воля». Лишь большевикам удалось овладеть русским бунтом: они возглавили его — и утихомирили.
Так Россия стала ареной цепного процесса конфликтов. Вторжение западного капитализма с его инновациями обострило этот кризис. Монархическая власть и элита были не готовы к такому резкому мировоззренческому сдвигу.
На обе наши революции легла огромная ноша, о ней надо сказать. Любая революция – катастрофа, которая потрясает все жизнеустройство населения и структуру государства. Долг революционеров – как можно быстрее погасить эту катастрофу. Эта задача не просто сложная, это почти антипод революции, как встречный пал, чтобы погасить лесной или степной пожар. П. А. Сорокин, оставивший очень ценные наблюдения о социологии революции, выделяет даже особую стадию революционного процесса – «обуздание».
В понимании революции, которая пошла по «двум коридорам», Ленин разрабатывал сложную концепцию: периода общества без государства – переход «порядок-хаос», и периода построения и укрепления государства – переход «хаос-порядок». Хаос стал бы полным, если бы не были созданы элементы матрицы советской власти (Советы, фабзавкомы, Красная гвардия и милиция, а также ячейки партии с «попутчиками»). Это другая картина мира России и Евразии.
Это отметил А. Деникин: он писал, что ни одно из антибольшевистских правительств «не сумело создать гибкий и сильный аппарат, могущий стремительно и быстро настигать, принуждать, действовать. Большевики бесконечно опережали нас в темпе своих действий, в энергии, подвижности и способности принуждать. Мы с нашими старыми приемами, старой психологией, старыми пороками военной и гражданской бюрократии, с петровской табелью о рангах не поспевали за ними»[1].
Сегодня было бы разумно нашим обществоведам обсудить это суждение Деникина – ведь наглядно выявилось фундаментальное различие методологии властных и управленческих структур Февральской и Октябрьской революций.
Красная армия, которая действовала на всей территории будущего СССР, была той силой, которая стягивала народы бывшей Российской империи обратно в единую страну – и она нигде не воспринималась как иностранная. Воссоединение произошло быстро, до того как сепаратисты успели легитимировать свои «государства». В 1990-е годы их внукам пришлось создавать исторические мифы об «утраченной независимости».
Как только правящие круги Запада убедились, что белые овладеть ситуацией в России не смогут, они прекратили их поддержку. Неверная оценка верхушкой белых толкнула их к войне. Официальная советская история героизировала гражданскую войну и создала ряд упрощающих мифов. Сегодня, в условиях общего культурного кризиса, легче эти мифы преодолеть. Легче – не значит легко, но это надо сделать.
Надо сказать, что в Российской империи были выдающиеся ученые, военные, писатели и поэты, которые уже видели мир и общественные процессы в нелинейной парадигме, чувствовали динамику нестабильных структур. Так, например, военный министр генерал А. И. Верховский, который требовал срочных действий, пытаясь предотвратить крах режима Февральской революции. Таким же был выдающийся военный и организатор А. А. Маниковский, начальник Главного артиллерийского управления, и управлял военным министерством после отставки Верховского.
Прочитайте воззвание «Ко всем бывшим офицерам, где бы они ни находились», с которым обратилась большая группа бывших генералов русской армии во главе с А. А. Брусиловым. «Насколько это воззвание произвело на непримиримых страшное и подавляющее впечатление, – писал белогвардейский публицист Ю. Арбатов, – в такой же противоположной мере сильно это подействовало на колеблющиеся массы... В первый же день появления воззвания на улицах Москвы в военный комиссариат являлись тысячи офицеров, ранее от службы в Красной Армии уклонившиеся, и десятки тысяч интеллигентов...» [Архив русской революции. Берлин. 1923. Т. 12. С. 113.]. Откликнулись на это обращение и пленные офицеры.
Группа бывших колчаковских офицеров, сотрудников хозяйственного управления Приуральского военного округа, обратилась 8 июня 1920 г. к военному комиссару этого управления с заявлением, в котором было сказано, что в ответ на обращение Особого совещания и декрет от 2 июня 1920 г. они испытывают «глубокое желание честной службой» искупить свое пребывание в рядах колчаковцев и подтверждают, что для них не будет более «почетной службы, чем служба родине и трудящимся», которым они готовы отдать себя всецело на служение «не только в тылу, но и на фронте» [ЦГАСА. Ф. 33987. Оп. 1. Д. 372. Л. 7. Копия заявления была направлена комиссару Всероглавштаба Д. Н. Курскому и в газету «Уральский рабочий»].
После ряда призывов в 1920 г., в том числе родившихся в 1901 г., общая численность Красной Армии возросла до 5,5 млн человек, что вновь достаточно остро поставило вопрос об обеспечении ее командным составом. Компенсировать его недостаток только за счет окончивших краткосрочные курсы (хотя численность последних к январю 1920 г. достигла 107) не представлялось возможным. Кроме того, красные командиры предназначались для замещения должностей, как правило, в звене командиров взводов и рот [Спирин Л. М. В. И. Ленин и создание советских командных кадров // Воен.-ист. журн. 1965. № 4. С. 14.].
К весне 1920 г. в результате разгрома Красной Армией основных белогвардейских группировок (в Сибири, на Юге, Северо-Западе и Севере страны) были взяты в плен или добровольно перешли на сторону Советской власти десятки тысяч офицеров.
В заключение статьи автор пишет, что «ничто их (бывших белых офицеров – А. К.) не могло так привязать к части, как оказанное им доверие»; многие офицеры, «не становясь приверженцами Советской власти, привыкли именно к своей части, и какое-то странное, непоследовательное чувство чести заставляло их драться на нашей стороне» [Гаазе Г. Ю. Белые офицеры и солдаты в наших рядах // Сборник воспоминаний к 4-й годовщине РККА. М., 1922. С. 83.].
К началу 1921 г. ЦК партии эсеров прекратил свою деятельность. В 1923 г. в Москве был проведен Всероссийский съезд бывших членов партии эсеров, принявший решение о роспуске партии. В октябре 1918 г. ЦК меньшевиков признал «октябрьский переворот» исторически необходимым, т. к. он выражал стремление трудящихся направить ход истории всецело в их интересах.
Почему идея эсеров толкнула рабочих залить кровью Прикамье и уйти к Колчаку под красным флагом (!) – убивать и гибнуть? Для такого шага у них не было никакого религиозного озарения, ни классовой ненависти. Но разве они были контрреволюционерами? Совершенно наоборот, рабочие этих заводов в какой-то момент стали экзальтированными революционерами.
П. А. Сорокин в «Причины войны и условия мира» (1944 г.) пишет: «Гражданские войны возникали от быстрого и коренного изменения высших ценностей в одной части данного общества, тогда как другая либо не принимала перемены, либо двигалась в противоположном направлении. Фактически все гражданские войны в прошлом происходили от резкого несоответствия высших ценностей у революционеров и контрреволюционеров».
Силы Колчака контролировали огромную территорию Сибири и Дальнего Востока. Советская власть на этой территории была ликвидирована летом 1918 г., так что Советы не успели развернуться. Так возникло партизанское сопротивление армии Колчака – из разных групп крестьян (середняки и бедняки), много рабочих уходило в партизанские отряды. К весне 1919 г. партизанское движение расширилось почти на всей территории Сибири, а летом-осенью превратилось в повстанческую войну, так стали крупные соединения – партизанские армии.
Решающее сражение с Красной армией произошло 7 ноября, Ижевско-Воткинская дивизия в декабре 1919 г. была разгромлена 51-й Уральской дивизией Красной армии. После разгрома восстания ижевские и воткинские части (около 25 тыс.) вошли в состав армии Колчака и принимали участие в боевых действиях вплоть до 1922 года.
Читателям придется сделать усилие, чтобы разделить факты и нравственные оценки, которые дают нынешние авторы с высоты благосостояния и демократии ХХI века.
Советская власть вела борьбу с отрядами красных бандитов иногда в судебном порядке, а иногда и с использованием вооруженной силы. В некоторых местностях эта опасность для Советской власти даже считалась главной.
Почти наверняка, что в то время в докладах ВЧК, Сиббюро и даже в дискуссии на Пленуме ЦК РКП(б) не было фактора состояния психики этой массы людей, получивших культурную травму. Их ценности были гипертрофированы, а их цели – мессианские. Но этого в ВЧК и ЦК РКП(б) не знали, хотя и чувствовали.
Но наша нынешняя беда в том, что ценное знание этой проблемы наши гуманитарии игнорируют – не знают и не чувствуют.
Здесь требуется отступление. Большинство населения России не хотело капитализма и буржуазно-либерального государства в конкретный исторический момент – начало ХХ века. А в конце ХХ века влиятельные группы советской элиты и городской молодежи захотели и в капитализм, и в буржуазно-либеральное государство. Эти группы (криминал пока забудем) даже выходят на площади с протестами: «коррумпированная власть притормаживает»! 2017 год – это совсем не 1917! Сейчас мы пожинаем плоды успешной «революции сверху» 1991 года. Постарайтесь понять, почему в 1917 г. ваши деды пошли за Октябрьской революцией, а не Февральской. У дедов, которые пошли за Февралем, были свои резоны, их тоже надо понять, но у нас картина грубая, главное – увидеть катастрофические сдвиги.
После 1955 г. быстро изменилась картина мира СССР и других стран. Но все мы не знали, куда ушла эта картина – и рванула «перестройка» и социальная революция. А теперь надо думать и изучать пакты. Это нужно и России, и Евразии. Пока можно, но нужен диалог.
[1] Новейшая история Отечества: ХХ век. Т. 1. М.: ВЛАДОС. 2002.