Кавказский деловой круг

Мои первые детские впечатления связаны с двумя горными вершинами — Казбеком и Столовой. Когда я просыпался, первое, что я видел в окно, — сверкающий на солнце белоснежный пик одной и рядом грандиозный параллелепипед другой.

Бабушка Катя преподавала в местной в школе географию. На правах внука-дошкольника я иногда коротал время на задней парте. Поэтому уже знал, что земля круглая. И не боялся заблудиться в окрестностях нашего селения. Потому что понимал: если идти строго прямо, то вернешься домой, только с другой стороны, обогнув земной шар. Для себя я решил, что если заплутаю, то пойду между Казбеком и Столовой, обогну шарик и выйду сзади нашего домика — там, где текла прозрачная Сунжа…

Всю неделю я ездил по Северному Кавказу. Случайно оказался как раз в том месте, где стоял наш дом. Посмотрел на вершины, вспомнил эту давнюю историю. Хотя я не исключаю, что подхватил где-то в Южной Африке, где мыл алмазы, «синдром Нельсона Мандэлы». Это когда человек в подробностях помнит истории, которые с ним не случались. Например, Нельсон прекрасно помнил защиту своей докторской диссертации. Я, кстати, тоже. Или это было? Как были в моем детстве Казбек и Столовая. Загадка. Кавказ — вообще одна большая загадка.

Я ездил в Чечню по поводу перевода своей философско-политической книжки на чеченский язык. Говорили об этом с журналистом и издателем Ибрагимовым. Хусейн — совсем молодой парень для редактора крупного журнала. И удивительно образован. Я рассказал ему про свою бабушку, которая учила его земляков великой истине: география — это наука не о пространстве для тела человека, а о пространстве для его души. Вспоминали и концепцию гениального структуралиста Ролана Барта о том, что человек видит мир не столько глазами, сколько словами…

И вот Хусейн мне сказал, что душа нохчо не вмещается в пространство между родных гор. Она стремится заглянуть в пронзительные дали. Для этого нужны новые слова — философские, геополитические, метафизические. Нужны, соответственно, книги, проговаривающие мир на родном языке.

У всех моих чеченских друзей безупречный русский язык. Настолько, что природный дар к иронии передается во всех оттенках. Русский драматический театр имени Лермонтова в Грозном лучше, чем во многих собственно русских мегаполисах. Даже названия ресторанов на русском изысканно-прикольные. Например, «Бешеный лосось». Но родной язык есть родной язык. Только он способен вскрыть самые сакральные тайны личной, социальной, глобальной жизни.

Дико, что этого не понимают, например, украинские политики. Я приехал в Грозный аккурат в тот день, когда украинские власти ввели фактический запрет для половины своего населения на использование родного русского языка. Добром, конечно, это не закончится. Но сейчас не об этом. Сейчас о мистической жажде человеческой души покорять всё новые миры и пространства.

Русские в этом плане неистовы. Нохчо — тоже. Для русских пространство — это сакральный вызов. «Откуда у парня испанская грусть?» С раннего детства моей настольной книгой был географический атлас, как и у многих моих сверстников. Русские уважают пространство, но совсем его не боятся. Нохчо — тоже. Хотя они по жизни вообще ничего не боятся.

Люблю слушать рассказы чеченских таксистов. Как поехал к приятелю на выходные в Адлер за тысячу кэмэ. Или как повез на своем такси клиентов в Москву посмотреть на Красную площадь. Действительно, сколько той дороги. Тем более что дороги отличные. Всего двадцать три часа в одну сторону, столько же в обратную. Зато погуляли часик по знаменитой площади. Сделали селфи.

Если рассказать подобное европейцу, тот умрет от ужаса. Для него это как для Маска слетать на Марс. А для рядового чеченского таксиста это рядовое событие. Нерядовое лежит совсем в другой плоскости. Мой водитель Абдула после смены, как оказалось, летает на мотодельтаплане. Сам собрал, прошел курсы в Кургане. Потому что душа просит — с двух километров видно большее пространство, чем с двух метров…

На небольшом концерте пела очень по духу русская, гаврошески-озорная Полина Ростова и изысканно-сдержанные солистки ансамбля «Нохчо». Но пели об одном: звезды ближе, чем мы думаем; поезда уносят за желанный горизонт… Пространство — наше всё!

Путешествуя сейчас по Кавказу, я в очередной раз пронзительно ощутил, как важна человеку пространственная перспектива, загоризонтная даль, простор для ума и сердца. Наверное, эта потребность объединяла народы, создавала могучие империи.

В одном старом фильме самый, вероятно, стильный актер всех времен Олег Даль говорит, что собаки любят не кости, а мясо, но их хозяевам выгодно своим питомцам внушать обратное.

Смотрю, как на постсоветском пространстве неистовые политики, а точнее политиканы, пытаются проделать тот же фокус. Украинские недавно раскачивали страну, внушив своим подопечным, что те любят «золотые унитазы», «золотые батоны» и «кофе по венски». Ныне российские будоражат молодые умы рассказом про «дворцы» с золотыми крылечками. Хотя я в детстве тоже любил считалочку: «На золотом крыльце сидели…».

В нежном возрасте, как во сне или в оппозиции, можно представить, как на золотом крыльце в обнимку сидят царь с сапожником, король с портным… Потом, конечно, понял, что люди по большому счету любят только время, которое прошло, и пространство, которое предстоит покорить… Кавказ мне опять напомнил об этом.

Мой замечательный друг — венгерский политолог Ласло Кемени — часто использует невероятно емкую метафору: «кавказский меловой круг». Он считает, что она позволяет проникнуть в сложнейшие проблемы Балкан, да и всего остального мира. Помните знаменитую пьесу Бертольда Брехта «Кавказский меловой круг»? Там женщины, претендующие на материнство ребенка, должны вытянуть его из круга, очерченного мелом. Побеждает не та, которая сильнее тянет, а та, которая боится причинить ему боль.

Кавказ, в отличие от той же Украины, осознал, что роднее не тот, кто сильнее тянет, жирнее манет, а тот, с кем возможно единое родное и безбрежное пространство. Чтобы душе не было тесно…

Мы сидели за гостеприимным столом с Хусейном. Обсуждались инвест-проекты. Еще говорили о будущем державы. О том, что оно не придет без общего вклада в поэзию, философию, живопись, создание собственных электронных сетей. Коснулись и того, как преодолеть традиционную склонность кавказцев лояльность ценить выше компетентности и все сложные вещи упрощать. Собеседники были со всего Кавказа. И не только. Вроде бы далекие от лирики — все из деловых кругов. Кавказский деловой круг. Да, все сложно…