Нож в ступне Зои Космодемьянской
Вышедший сегодня в прокат фильм «Зоя» – вне зависимости от того, как эту картину примет зритель – уже стал важным событием для отечественного военного кино. Хотя бы потому, что последняя – она же первая – кинобиография героини вышла на экраны в 1944-м, то есть 77 лет назад. Тоже «Зоя», режиссер – Лео Арнштам, которому помогал будущий корифей детского кино Илья Фрэз. Музыка Дмитрия Шостаковича. В роли немецкого солдата-изувера – Ростислав Плятт. Здесь же – первая роль совсем юного Алексея Баталова, небольшая настолько, что исполнителя нет в титрах. В СССР «Зоя» Арнштама собрала несколько Сталинских премий I степени; за рубежом – приз за лучший сценарий в Каннах.
Сейчас фильм Арнштама не показывают и на ретро-каналах: видимо, даже там полагают, что «Зоя» военных лет полностью осталась в своем времени. Чтобы склониться к этому мнению, достаточно начальных титров – с распевным хором Шостаковича на текст:
«Страна эту песнь с материнскою ласкойзапела, над дочери прахом склоненная. Про Зою, про девушку, ставшую сказкой, умершую и для бессмертья рожденную».
В промежутке между двумя «Зоями» – редкие образы героини в масштабных батальных полотнах. Самое яркое воплощение – пожалуй, в «Битве за Москву» Юрия Озерова. Везде – один и тот же рисунок, знакомый каждому советскому человеку. Вчерашняя школьница, начало войны, диверсионный отряд. Деревня Петрищево, пытки, речь под виселицей, смерть, бессмертие. Поэтому можно считать, что нынешняя «Зоя» - первая в своем роде. Потому что фильм этот – прежде всего для людей, весьма условно знакомых и с советским каноном героизма, и с иконографией одной из главных, подлинных героинь Советского Союза. Попытка – причем серьезная - обратиться к тем, с кем даже пытаться разговаривать о давних страницах истории не стоит, если не придерживаться принципа «фотки – или не было. А лучше видос».
С «видосами» проблематично, а вот фото как раз были. Вся история посмертного прославления Зои началась именно что с фотографий, найденных 80 лет назад у убитого нацистского офицера при контрнаступлении под Москвой. Собственно, знаменитые слова Зои Космодемьянской – «нас двести миллионов, всех не перевешаете», «бейте немцев, жгите, травите», «победа будет за нами» – жители Петрищева и услышали только потому, что немцам понадобились фотографии: «Один из офицеров стал наводить на виселицу объектив своего «кодака», – писал фронтовой корреспондент Петр Лидов в начале 1942-го – в первом очерке о подвиге Зои. – Немцы – любители фотографировать казни и экзекуции. Комендант сделал солдатам, выполнявшим обязанность палачей, знак обождать».
Все тот же случай, что и с мемориальным комплексом «Зоя» в Петрищеве - новеньким, красивым музеем с дизайнерским ландшафтом вокруг. Все те же вопросы: как сегодня говорить о Зое Космодемьянской, о мученичестве и героизме Великой Отечественной – с правнуками и уже праправнуками Победы. Для которых и Зоя, и Победа, и сама война – любая, слава богу – это что-то если и не из истории древнего мира, то очень и очень давнее дело.
И в этой связи можно лишь добрым словом помянуть прошлогодний скандал с досуговым столичным изданием, определившим мемориал как «место казни Космодемьянской и идеальный фон для фэшн-съемки». Поблагодарить за точное измерение разрыва. С одной его стороны – то, на что привыкли ориентироваться рожденные в СССР; принимая ли, отрицая ли – но соизмеряясь с общей, сложившейся и устоявшейся системой координат. С другой же стороны - то, как все это воспринимают рожденные в РФ. Да еще не забыть бы, что те, кому советский пантеон Победы достался по наследству, вот-вот начнут разменивать четвертый десяток. Взрослые люди, со своими понятиями и представлениями отнюдь не только о фэшн-съемках. Рассказать им о Зое – задача, и еще какая.
И вот тут, к примеру, с трудом понимаешь, зачем им, именно им, может понадобиться Иосиф Сталин – в том виде, в котором он несколько раз появляется в «Зое». Можно даже перечислить. Вот Кремль, кабинет, где Сталин и Поскребышев по очереди зачитывают друг другу приказ Ставки №428 от 17.11.1941: «разрушать и сжигать дотла все населенные пункты в тылу немецких войск на расстоянии 40–60 км в глубину от переднего края и на 20–30 км вправо и влево от дорог». Вот Сталин лично приезжает в разведшколу, чтобы пройти перед строем юных диверсантов и посмотреть на Зою. А вот Сталин отказывается ехать в эвакуацию в Куйбышев, вспомнив о Зое – которую, вроде бы, уже схватили немцы, но о дальнейшем пока ничего не известно…
Не стоило так, наверное. Не потому даже, что «Сталин!!!» – как обычно передают эту эмоцию негодования в сети. Просто то, чего заведомо не было и быть не могло – наверное, годится для той давней «сказки про девушку». Но неправда – неважная добавка к легенде, которая транслируется сюда и сейчас. А вот что ей, легенде, точно не вредит – это художественные меры прямого воздействия. До запаха горелого мяса – как много веков назад это было в Страстях Господних, разыгрываемых близ храмов на Пасху – в «Зое»-2021, конечно же, не доходит. Но и того, что происходит, достаточно, чтобы воображение в минуту дорисовало остальное. А чаще всего можно обойтись и без воображения.
Авторы нынешней «Зои», похоже, сумели ухватить и воплотить главное: любой текст о Зое Космодемьянской – это картина не только и не столько подвига. Но и тотальной, натуралистической, временами нечеловеческой жестокости. Жестокости кровавого бардака первых месяцев войны. Хаотических решений перед лицом приближающейся – и кажущейся неизбежной – катастрофы. Среди них - в трехдневный срок обучить столичных мальчишек и девчонок взрывать дороги и жечь дома, а потом забросить в тыл к нацистам. Тыл этот по сегодняшним меркам – полтора часа на машине от Москвы, если с пробками. Георгий Жуков в сорок первом, выезжая из Кремля, добирался до линии фронта за час.
Жестокости – отнюдь не только со стороны оккупантов – по отношению к жителям Петрищева и других деревень. Жителям, которых в последнюю очередь интересовали и приказы из Кремля, и намеченные ими стратегические цели – если жгут именно их дома и именно в эту морозную ночь сорок первого. Может быть, именно поэтому подвиг Зои столь редко удостаивался подробного экранного воплощения – где не избежать неприятного разговора о том, как от своих пострадали свои же. В новом фильме эти острые углы не сглажены – что тоже повод отметить «Зою» как отдельное явление. Еще до того, что решат для себя зрители.
Жестокости палачей-юберменшей, разумеется. Здесь ее куда больше, чем, к примеру, в «Восхождении». Почти как в «Иди и смотри» – причем понятно, что и авторы «Зои», и исполнительница заглавной роли Анастасия Мишина очень внимательно изучили фильмы Ларисы Шепитько и Элема Климова. И сделали все по-своему. Процесс многочасового, последовательного, мучительного убийства Зои Космодемьянской – вкупе с попытками склонить ее к предательству, потому что уже есть тот, кто предал всех (и этот момент отнюдь не обойден) – показан столь же размеренно и неторопливо, как и жизнь героини до Петрищева.
Пик – даже не виселица, не мученический финал как таковой. А нож, который вонзает в обмороженную ступню Зои немецкий солдат, только что рассуждавший о том, как станет хирургом после их победы – и насколько «эти русские» по физиологии своей не похожи на обычных, изрядно промерзших сверхчеловеков, набившихся в петрищевскую избу. Сцена – несколько десятков секунд, кадр – на две-три. Вполне возможно, что один этот кадр и останется в памяти тех, кто еще не знаком с подвигом Зои. В памяти тех, для кого «фотки – или не было». И свяжется с образом Зои Космодемьянской – той, живой московской девчонки, которую нацисты зверски пытали и повесили, а она все равно осталась в памяти жителей все еще огромной страны.
Как воспримет «Зою» широкий зритель – узнаем совсем скоро. Сама попытка продлить Зоино бессмертие в любом случае зачтется. Не только в истории российского кино.