Гнилая икона протеста
Вот как получается — символично: в то время, когда в России идут протесты, да и весь мир тонет в них, точно перегруженный «Камаз» в грязевых потоках, один из величайших, если не величайший бунтарь музыки Джонни Роттен (он же Джон Джозеф Лайдон), вокалист легендарных Sex Pistols, отпраздновал 31 января своё 65-летие. Для рока да и для всей музыки в целом этот ирландец сделал то же, что сотворил другой ирландец в литературе (Джеймс Джойс) — разрушил прежнее и задал новое направление.
И тут для начала необходимо сказать вот что. Очевидно, протест стал частью массовой культуры. Та во многом подчинила и интегрировала его. Ведь протест — и это ключевое — всегда отлично продаётся. А это первостепенно в мире, где главное — потреблять и учить потреблять другого. Музыкальный бизнес поставил протест на конвейер — однако подал его так, что реальные перемены не могут быть возможны. Они тонут в том, что превращается в рынок, теряются в нём. А песни, которые звали на баррикады, превращаются в идеальный товар — сначала для бунтовщиков, а после для стариков, желающих поностальгировать.
Вспомним, к примеру, ту революцию, которую совершили Beatles. Это сейчас Джон, Пол, Джордж и Ринго — классики, изменившие музыку и культуру. Однако поначалу они считались выскочками для экзальтированных девчонок. Вот только девчонок оказалось слишком много. И пусть на концертах «биттлов» творилось безумие, но они считались светлой стороной рок-н-ролла. А вот за «грязную» историю отвечали Rolling Stones. Кит Ричардс описывает их концерты, длившиеся 10−15 минут, как истерику трёх тысяч девушек и женщин, сопровождаемую половозрелыми воплями.
Сейчас же на выступления к Мику Джаггеру и Полу Маккартни — да и просто на чай — приходят первые лица государств. Они и сами VIP-персоны, часть глобальной элиты. Но в начале их называли смутьянами и отребьем. То же самое произошло и с куда более радикальными Black Sabbath.
Апофеоза же протест, интегрированный в музыку, достиг в начале 90-х. Тогда ярость молодёжного бунта облекли в музыку разрушения Курт Кобейн и Nirvana. Их песня Smells like teen spirit стала не только гимном разъярённого поколения, но и эпитафией всей массовой культуре. Строчки Кобейна «Here we are now, entertain us» звучали как угроза, предварявшая падение старого мира. И казалось он вот-вот рухнет.
Однако было уже слишком поздно. И молодёжный бунт продали так же выгодно, как и любое другое оружие массового поражения. Что быстро осознал и сам Курт Кобейн, выдержавший в шоу-бизнесе всего три года. Бунт был невозможен. Остались лишь симулякры протеста.
Но между Beatles и Nirvana как началом и концом самой бунтарской музыки на планете затесались — совсем ненадолго — те, кто в отличие от остальных декларировал реальный протест, и на очень короткое время даже казалось, будто он возможен. Речь, конечно же, об имениннике — Джонни Роттене и его Sex Pistols. Сюда же можно добавить и культовых The Clash — конечно, если мы говорим о Британии.
Именно панки пришли не просто с тяжёлыми песнями об отчаянии и одиночестве, а с конкретными антисоциальными лозунгами. И выросли они из того ада, что творился на улицах. В этом плане примечательна автобиография Джонни Роттена под названием «Вход ирландцам, чёрным и собакам воспрещён». Она, прежде всего, как то любят писать журналисты, проливает свет на детство величайшего смутьяна Британии 70-х.
Детство, которое малыш Джонни провёл в Лондоне рядом с гигантскими крысами, ненавистью к его ирландскому происхождению со стороны других и ненавистью собственной к богатым и успешным. И вдруг так вышло, что из мальчика, переболевшего менингитом и чуть не ставшего идиотом, вырос весьма своеобразный философ, сформировавший несколько поколений.
Собственно, панк, ведомый Роттеном, стал единственным социокультурным протестом в массовой культуре, направленным на смену государственного и конституционного строя. Всё остальное было лишь развлечением и заработком. Однако очень быстро — за несколько лет — британское правительство взяло бунт под контроль — и панк как протест умер. Sex pistols распались, а Clash превратились в пародию на самих себя.
То, что мы наблюдаем сегодня — это прежде всего выгодный бизнес, товар, упакованный в яркую упаковку. Кто бы что ни кричал и ни вопил со сцены — он делает это главным образом ради денег, но не ради идеи. И в данном контексте не стоит, конечно, сильно идеализировать Джонни Роттена — однако, судя по всему, в свои 65 лет он, один из единиц, остаётся верен тем нонконформистским идеалам, которые выработал для себя ещё в подростковом возрасте.
Весьма большая редкость в мире, где любой протест рассматривается сквозь призму не подлинности, а выгодоприобретений. Олдскульный парень этот мистер Роттен, но — настоящий. У него бы многим протестным истинам поучиться.