«Фестиваль Рифкина»: последняя любовь и великое кино
На исходе несчастливого для кинофестивалей года патриарх американского и мирового кино, 84-летний Вуди Аллен выпустил на экраны своеобразное ироническое посвящение кинофестивалям и классике кинематографа. Кстати, фестиваль в испанском Сан-Себастьяне, на фоне которого происходит действие фильма — совместной продукции Испании, США и Италии — был одним из тех, которые устояли перед пандемией, хоть и не без потерь и ограничений. И эта стойкость добавляет ноток жизнелюбия в оставленное фильмом впечатление.
К кинофестивалям Вуди Аллен относится с изрядной долей иронии, впрочем, как и ко всему остальному миру. Похоже, после стольких лет участия фестивали стали для маэстро скучноватой рутиной, состоящей из бесконечных показов, интервью, пресс-конференций, вечеринок в честь вручения разнообразных премий и без всякого повода, а также демонстрации творческими персонами павлиньих хвостов разной степени пышности. Потому и фильм «Фестиваль Рифкина» не о фестивале в Сан-Себастьяне, кинематографическое действо является только фоном для настоящей жизни персонажей, насыщенной куда более важными, пусть и камерными, событиями.
В центре фильма — пожилой, немного комичный с виду и неловкий интеллектуал-интроверт из Нью-Йорка Морт Рифкин (Уоллес Шоун), приехавший в Сан-Себастьян за компанию со своей куда более молодой женой — пиарщицей Сью (Джина Гершон). Сью прилетела на фестиваль работать, Морт — окунуться в кинематографический мир, к которому имеет косвенное отношение — какое-то время он вел в Нью-Йорке курсы, посвященные европейской киноклассике, в которую страстно влюблен.
Впрочем, похоже, любви Морта к философскому авторскому кино, посвященному «проклятым вопросам», никто вокруг не разделяет. Его рассуждений никто не слушает, он выглядит для окружающих Гринчем — портящим праздник гоблином. На фестивале блещут совсем другие авторы и поднимаются другие темы, по мнению Морта (и, вероятно, режиссера), ужасно легковесные. Один из таких кинематографистов, пытающихся менять мир к лучшему при помощи актуальных политических картин (но, похоже, просто конъюнктурщик), знойный и галантный француз Филипп (Луи Гаррель), становится частью любовного четырехугольника, который постепенно выстраивается на фоне теплой испанской осени и фестивальной суеты сует. Филипп обещает своим следующим фильмом помирить израильтян и палестинцев — задача, пожалуй, потруднее, чем для Сизифа — вкатить свой сакраментальный камень на вершину горы, и это многое говорит об искренности намерений молодого, но явно не похожего на полного идиота режиссера. Впрочем, всё это не важно, ведь вокруг царит атмосфера праздника, а Филипп зажигательно играет на бонго, ходит под парусом и божественно танцует…
Нежданно-негаданно ужаленный ревностью, Морт начинает терять душевное равновесие. Ему начинают сниться странные черно-белые сны, в которых легко угадываются иронически перепетые цитаты из столь дорогой ему классики — Феллини, Трюффо, Годара, Бунюэля и Бергмана, а также начинает подозрительно колоть в груди слева. Кто-то дает Морту визитку местного врача — и четырехугольник замыкается. Потому что неведомый Джо Рохас оказывается красивой и умной женщиной (Едена Анайя).
По жанру «Фестиваль Рифкина» скорее трагикомедия, чем лирическая комедия. Морт в итоге оказывается безжалостно изранен стрелами судьбы, как святой, в честь которого назван город. Его брак на глазах трещит по швам, пока не приходит к логическому финалу, а его поздняя влюбленность оказывается короткой и лишенной надежд на продолжение. Осень, обманчиво похожая на лето, — вот главный мотив фильма. Морт уже мало-помалу вступает в зиму своей жизни, но он не чувствует себя реализовавшимся человеком. Книга, которую он пытается писать годами, так и не написана, он остается совершенно один перед теми самыми «великими проклятыми вопросами» бытия. Впрочем, не все ли люди, даже самые счастливые в личной жизни, оказываются одинокими и беззащитными перед этими вопросами? Смерть из бергмановской «Седьмой печати» советует Морту делать зарядку и правильно питаться, тогда их окончательная встреча немного отсрочится. Но дело ведь не в том, когда умирать, а как и для чего жить. Морт склоняется к тому, чтобы вернуться к преподаванию киноклассики — рассказывать молодым о вечных истинных ценностях. Впрочем, пока что он слишком растерян. Поездка в Сан-Себастьян сорвала с него паутину привычного, как любимая пижама, существования, дала на излете жизни экзистенциальную встряску, но не объяснила, «что теперь со всем этим делать». Вряд ли психоаналитик ответит на этот вопрос, на него Морту предстоит искать ответ самому.
Тем не менее общее впечатление от фильма скорее позитивное и светлое. Залитые солнцем пейзажи старого испанского города, трогательная история любви, недолгого побега из фальшивого мира тщеславия в реальную жизнь, обретение — пусть на день — новой юности, всё это не дает грустить слишком сильно. Может быть, чем черт не шутит, «зануда Гринч» сможет заразить своей любовью к подлинному искусству кого-то из молодых, не все же похожи на полную животной витальности жену его брата, для которой всё это — «скукотень ужасная».
Вероятно, такой и должна быть черта, подведенная под великим веком кинематографа одним из его мэтров. И хорошо, что в этом итоге куда больше солнца, пусть и осеннего, чем скептического яда. Хочется верить, что любовь Морта Рифкина была всё же не последней — по крайней мере, его любовь к творчеству великих, что она не уйдет из этого мира вместе с «динозаврами» режиссуры и чудаками-интеллектуалами.