Войти в почту

«Конек-Горбунок» Олега Погодина: скучная вариация на классический сюжет

Когда на экраны выходит фильм по известной с детства сказке, то вместо радости испытываешь тревогу и опасения. Это не паранойя, а выработавшийся «условный рефлекс». Диснеевские экранизации порой выворачивают сказки наизнанку, так что не понять, где добро, а где зло, а от отечественных вообще можно ждать чего угодно.

«Конек-Горбунок» Олега Погодина: скучная вариация на классический сюжет
© ИА Regnum

«Конек-Горбунок» от Олега Погодина — фильм-долгострой. За время, пока шел процесс постпродакшна, один из исполнителей ведущих ролей, Михаил Ефремов (Царь), успел по заслугам отъехать в места не столь отдаленные, но весьма далекие от съемочных площадок. Впрочем, финальный отлет героя Ефремова, облаченного в полосатый каторжанский купальник, в пузыре в неведомые дали (именно так оттрактовали авторы фильма фразу «бух в котел, и там сварился») является очень символичным и даже пророческим.

Сказка Петра Ершова, написанная в стихах, сама по себе довольно многословна, как и многие народные сказки, включающие в себя присказки и прибаутки. Не очень понятно, зачем создатели фильма решили перещеголять Ершова именно в этом. Диалоги в фильме словно бы написаны на коленке, все произносимые на экране слова совершенно необязательны, пусты и лишены какой-либо смысловой и эмоциональной нагрузки, это сплошная «вода». Плюс в фильме отсутствует юмор как таковой — любой, и тонкий, и низкопробный. Единственный момент, который должен был бы вызвать смеховую реакцию, — падение Царя лицом в мешки с мукой. Где-то в виртуальном пространстве зачесались руки у метателей кремовых тортов, но временной портал не открылся.

Что касается сюжета, то его отношение к сюжету оригинальному можно охарактеризовать фразой «по форме правильно, а по существу издевательство». Прежде всего, главный герой Ваня с самого начала выглядит не придурковатым крестьянским сыном, а принцем «под прикрытием». Антон Шагин, отлично сыгравший спивающегося аристократа Бенедита в «Северном ветре», так и остался в аристократическом модусе. Он похож на юнкера, а не на крестьянского сына, который вообще-то действительно не совсем дружит с головой и хоть и выглядит «ражим парнем», но отнюдь не красавец.

Авторы полностью отбрасывают логику, заставляя волшебную кобылицу беспомощно тонуть в речке, чтобы Иван смог ее спасти и получить награду. Вероятно, вариант «сумел оседлать — а потому молодец» по нынешним временам тянет чуть ли не на харассмент. Следующим шагом Иван «кидает» отца и братьев, уводя прекрасных коней на ярмарку — в оригинале всё было с точностью до наоборот.

Царь в исполнении Ефремова выглядит бледной тенью от царей советских сказок, за счет которых отрабатывалась «фига в кармане». Сильно проигрывает он и Царю из «Федота-Стрельца». В оригинальной сказке вся вина Царя заключается в желании загребать жар чужими руками, самодурстве, доверии к наушникам, да еще и в том, что он слишком стар. Царь Ефремова желчно завидует Ивану, которого обожает народ, а наущения придворного всего лишь отвечают его тайным желаниям.

Перо Жар-птицы Иван получает не по случаю, с чего и начинаются его злоключения, а в процессе суматошной и алогичной охоты на птицу. Корыта с пшеном и вином, вероятно, признаны устаревшими, их место занимают «сон-орехи», что позволяет ввести в сюжет маньячную белку из «Ледникового периода». Так или иначе, орехи плохо действуют, птицу макают в реку, а после… отпускают, боясь, что она умрет в неволе. Это полностью повторяет историю с кобылицей. Главная «фишка» Ивана в том, что он всех отпускает на свободу, за что получает все «плюшки». Жар-птица в итоге совершенно добровольно занимает место петушка на башне, спасая Ивана от казни.

Охота на Царь-девицу еще более нелепа. Конек рассказывает Ивану, что девицу стерегут три свирепых богатыря. Когда же герои оказываются на месте, никаких богатырей нет. «Наверное, на обед ушли» (или финансов не хватило?). Царь-девица почему-то спит в хрустальном гробу (возможно, это основано на строчке из присказки про девицу на острове Буяне) в ледяном замке, расписанном под гжель, одета в платье-парашют, взбалмошна и ведет себя как Мэри Поппинс, воспитанная стаей гопников, — жесткое сочетание британской холодности с отечественной хамоватостью. Иван влюбляется в нее с первого взгляда — полный разрез с оригиналом, где заморская красавица показалась крестьянскому сыну слишком тонкой и худосочной. Особо удивляет момент, где героиня Паулины Андреевой раздевает придворного кутюрье и облачается в мужской камзол.

История с Китом очень механистична. В оригинале Рыба-Кит не знает, за что наказан, и Ивану приходится спросить об этом у Луны, после чего Кит совершенно сознательно отпускает проглоченные корабли. В фильме Кит знает, что проглотил корабли, но не знает, как их выплюнуть, и героям приходится щекотать его ноздрю, чтобы он чихнул. Общение с персонажем сводится к минимуму, он, скорее, объект. А Иван, как водится, забывает попросить о том, за чем прибыл — и получает колечко Царь-девицы просто так. То есть добро вознаграждается мистическим образом, главное — не помнить о себе и свои нуждах — очень удобно для тех, кто не хочет, чтобы кто-то чего-то требовал.

Романтическая линия затянута и старательно выжимает эмоции из зрителя. Тут и платонические страдания в духе «Тристана и Изольды», и проникновение в покои Царь-девицы с букетом ромашек, и готовность умереть за свою любовь. Даже Конек в результате всех этих пертурбаций получает пулю из пистолета, а потом вынужден еще раз рискнуть своей жизнью, добывая для Ивана волшебный цветок. Но все эти жертвы обесцениваются тем, что оказываются ненастоящими — пуля Коньку особо не вредит, а цветок его просто «испытывал». Финальная сцена с котлами переделана полностью, вплоть до порядка, в котором следовало в котлы прыгать, и нагружена дополнительными, но совершенно не обязательными условиями, внесенными просто чтобы спасти скучный сюжет.

Что до созданного на компьютере Конька, то он вполне мил внешне, обладает приятным голосом Павла Деревянко, но совершенно лишен «изюминки», как и все прочие герои. Это особенно печалит. Конек постоянно грустит, пугает Ивана трудностями и совершенно не похож на того веселого персонажа, для которого почти любое задание — «службишка, не служба». Плюс, Конек то и дело подбивает Ивана бросить всё и бежать за море, где нет никаких проблем.

Почему же так случилось? Почему классические сюжеты или извращаются, или невнятно «зажевываются», превращаясь в неинтересную кашу? Вероятно, дело во внутреннем разрыве с народной культурой, к которой еще испытывается некий пиетет, но к которой уже не знают, как подступиться, не чувствуют и не понимают ее. В итоге выходит или постмодернистское нечто вроде «Последнего богатыря», или беспомощные судорожные попытки усидеть на Коньке-Горбунке, не понимая при этом, куда и зачем едешь. А без этого понимания и за дело браться не стоит.