о судьбе легендарного пианиста Рэя Чарльза
«Рэй Чарльз замешивает в громадной бадье для теста белую и чёрную музыку всех сортов и стилей. На глаз. Что называется, по вкусу. Добавляет туда же и в избытке джаз с немыслимыми для белых оркестровками. Он изменяет подачу своего голоса. Он никому не подражает, он лишь невероятно обогащает свой баритон, приправляя его стонами, криками и скорбными завываниями. Он становится исключительным и единственным в своём роде и записывает на Atlantic Records I Got a Woman — пронзительный, доведённый до отчаяния и истерического счастья вокал в сочетании с фантастической, «дикарской» аранжировкой».
Великий чёрный примиритель невозможного с несуществующим. Слепой, но видящий за многие мили. С вечной улыбкой и вечным ритмом в душе.
В то время как «прогрессивные люди» за океаном встают попеременно то на одно, то на другое колено, мы лучше поговорим о том, кто сумел сплести из разрозненных, разноцветных нитей американского ковра узкую половицу — и только по ней можно пройти в долины примирения. Это путь, проложенный чёрным, возжелавшим однажды равного счастья для всех.
Для всех своих братьев.
Любого цвета кожи.
Рэй Чарльз появился на свет в городишке Олбани, персикового и орехового штата Джорджия. На юго-востоке США. 23 сентября 1930 года.
«Даже среди беднейших чёрных, — вспоминал он в старости, — мы были в самом низу. У самого подножия лестницы, откуда и смотрели задрав головы на всех остальных. Ниже нас было ничто — только земля».
Первый удар пришёлся Рэю прямо в сердце. Ему было пять, когда четырёхлетний Джордж утонул на его глазах, и он ничего не смог сделать, хоть и пытался помочь. Тяжелейшее психологическое потрясение сказалось на зрении Рэя. Свет стал угасать для него, и к семи годам превратился в непроглядный и вечный сумрак. Рэй надел тёмные очки. За ними его улыбка казалась почти настоящей...
Годы спустя с этой своей неподражаемой улыбкой он будет творить чудеса. Тихонечко пробираясь, скажем, в известнейший кантри-хит You Are My Sunshine (а вы и знать не знали, что это музыка «белой деревенщины») и учиняя в нём форменный музыкальный разгром, от которого сладко замирает и сжимается сердце.
Можем ли мы представить себе, что в это самое время чувствовал он? Там, за тёмными навсегда очками?
Его мама не собиралась сдаваться. Во всяком случае, она была готова на всё, лишь бы её теперь уже единственный сын выбился в люди, сумел ухватиться за гладкие, скользкие поручни чёртовой лестницы всеобщего равенства и несуществующих свобод.
Она видела, как в три года Рэй при помощи соседа-аптекаря бренчал, подбирая нехитрые мелодии, на пианино. Значит — музыка. В семь она отдала сына в школу-интернат святого Августина для глухих и слепых. Одному богу известно, чего ей это стоило...
В интернате Рей выучил азбуку Брайля, столкнулся с враждой между белыми и чёрными и взялся играть сразу на пианино, органе, саксофоне, тромбоне и кларнете! И чёрт возьми, всё это ему удавалось!!! Всё, кроме вражды. Мало того, он ещё и пел в баптистском хоре.
Задатки будущего успеха были налицо. Вот только мама ушла в 1945-м. И он остался один. Как и многие другие из пантеона бессмертных.
Но уж коль повезло выжить и жить за двоих, что бы не попытать настоящей удачи? Тем более мама успела так многому его научить — он самостоятельно передвигался по дому и улице, мыл посуду и колол дрова, да и вообще делал всё, что делают, не замечая счастья своего, изо дня в день зрячие люди.
И Рэй начал играть в группах. Странно. В основном это были джазовые и кантри-группы. Немного нетипичный выбор для молодого человека с известным прошлым. Но, с другой стороны, кумирами Рэя были не только Каунт Бейси и Арти Шоу, но и легендарный Хэнк Уильямс — прародитель всего кантри-стиля американской эстрады.
Рэй играл. С кем и где попало. После смерти мамы он уехал жить к её подруге в Джэксонвилл. Но здесь ему было тесно. Ему нечем было дышать. Его горе от потери самого близкого человека лишало его разума. И время спустя он оказался в Орландо. Среди голода, бедности и наркотиков, которые сожрут добрую треть его жизни.
Чаще обычного он заменял пианистов. Его манера игры нравилась многим. Его охотно слушали. Но и не более того. Рэй паниковал. Он понимал, что ещё немного, и всё будет кончено.
Кончено безвозвратно.
Утром одного из дней, что стоит тысячи обычных, Рэй Чарльз попросит приятеля найти на карте не слишком большой и не слишком маленький город на другом конце страны, если прочертить линию по прямой. От Орландо. Кто знает, что это была за линия. Но следующим городом Рэя стал Сиэтл.
Здесь он начинает записывать собственные песни, скорее похожие на ритм-энд-блюз. Одной из интересных вещей того времени принято считать Baby, Let Me Hold Your Hand. Честно говоря, не думаю, что так уж оно верно. Все его вещи того времени одинаково хороши и добротны. Все они по фигуре, все — не с чужого плеча. Ему говорят: «Сынок! Ты поёшь, прямо как Нэт Кинг Коул». Рэй ничего не отрицает, щерится в яростной улыбке в пол-лица и продолжает оттачивать мастерство, получая экстатическое удовольствие от любимого занятия.
Всё изменилось в 1950-х, когда Рэй принял единственно верное решение — быть самим собой. Говорят, именно тогда и стал появляться на свет божий благословенный соул, пронизанный драйвом, сексом, скоростью и тяжестью винила.
Рэй Чарльз замешивает в громадной бадье для теста белую и чёрную музыку всех сортов и стилей. На глаз. Что называется, по вкусу. Добавляет туда же и в избытке джаз с немыслимыми для белых оркестровками. Он изменяет подачу своего голоса. Он никому не подражает, он лишь невероятно обогащает свой баритон, приправляя его стонами, криками и скорбными завываниями. Он становится исключительным и единственным в своём роде и записывает на Atlantic Records I Got a Woman — пронзительный, доведённый до отчаяния и истерического счастья вокал в сочетании с фантастической, «дикарской» аранжировкой.
Это прорыв и успех.
Всего лишь первый его успех.
Официально главной вершиной Рэя считают альбом What'd I Say, в котором слились воедино евангелие, джаз и блюз. Святость и неистовство.
И всё же, несмотря на бешеную популярность одноименной альбому песни, её не ставили в радиоэфир. Композиция выглядела чрезмерно сексуальной из-за дикого вокала Рэя. Впрочем, многие великие пели её впоследствии с плохо скрываемым удовольствием, а у Элвиса What'd I Say вошёл в четвёртый золотой диск.
Поговаривают, Рэй сочинил её на одном из выступлений, дабы заполнить не пойми откуда взявшееся лишнее время, требовавшее, в соответствии с контрактом, продолжать оставаться на сцене ещё долгих 12 минут. И вот в течение этих 12 минут Рэй Чарльз творил на ходу, как беспечный молодой бог, а подпевавшие ему дивы просто повторяли за ним его же фразы.
Похоже на правду.
В духе Рэя Чарльза. Всегда готового броситься в бездну импровизации.
И всё же мощнейшим прорывом Рэя, уже положившего начало соулу, стал двойной альбом 1962-го Modern Sounds in Country and Western Music, записанный на ABC Records. Потому как именно в этом альбоме великий слепой провидец попытался соединить несоединимое и примирить непримиримое. Он попытался со всей искренностью и открытостью создать нечто новое, способное объединить такую пёструю и такую разрозненную Америку.
Удалось ли ему?
Оценил ли хоть кто-то из слышавших те песни жертвы, принесённые Рэем Чарльзом на алтарь всеамериканского братства белых и чёрных?..
Это было время великих хитов и вечных стандартов — Georgia On My Mind и Hit the Road Jack. Всего не перечислить.
Он не чуждался политики, со всей возможной горячностью и верой помогал деньгами и словом Мартину Лютеру Кингу, думал и о собственных проповедях, но не смог — наркотики, так тяжко омрачавшие его жизнь, лишали его уверенности в точности своего слова.
Слова, но не музыки.
Он свято и истово боготворил президента Кеннеди и воспринял его убийство как персональную катастрофу, как конец истинной борьбы за равенство каждого, кто укрыт под сенью звёздно-полосатого Джека.
Он выпустил сингл Basted — на следующий день после гибели Кеннеди.
Сингл.
Единственное оружие, доступное зрячему слепому.
В шестидесятые он с трудом удерживает себя в рамках принятых приличий, всё время балансируя на грани ареста и тюремного заключения за хранение героина.
Наркотики. Он всё-таки сумел их пережить. И приехать в семидесятые. И собрать себя заново. И выйти на сцену. И заговорить со всеми нами новым своим и звучным голосом.
Он хотел чрезвычайно простых вещей.
Чтобы мы жили в мире. Чтобы не убивали друг друга. Чтобы открыли сердца свои для любви к ближним и к Господу. Мне кажется, хоть это и невыносимо трудно произносить, что он хотел от нас почти невозможного. Почти немыслимого в нашем устроенном, отвратительно уютном мире.
Он хотел, чтобы мы были счастливы.
Так будем же хотя бы милосердны...
Чего ещё желать нам от несчастного слепого музыканта, лишь в детстве видевшего маму и солнечный свет.
Знаете, можно бесконечно долго говорить о его музыке, о том, как неимоверно велик был его репертуар, о том, как ловко научился он управляться с синтезатором, практически неотличимо имитируя на нём электрогитару. Мы можем рассуждать о всех его 70 номерных альбомах. О чистоте и ясности изложенного им материала.
Но...
Быть может, стоит поговорить о человеке?
О человеке, который был слеп, но при том катался на велосипеде и мотоцикле. И всегда брился исключительно перед зеркалом. О человеке, ужасно не любившем давать автографы всего лишь потому, что не видел, на чём именно ему приходится расписываться. О человеке, который никогда не выглядел слепым, но всегда — зрящим за многие мили!!!
А знаете, его сингл Georgia on My Mind стал официальным гимном штата Джорджия, штата, где он появился на свет. Кое-что это да значит. Когда простая песня про девушку с именем Джорджия становится гимном. Американского штата.
Билли Джоэл, обожающий и боготворящий Рэя Чарльза, однажды, набравшись смелости, сказал: «Это может прозвучать кощунственно, но я считаю, что Рэй Чарльз был важнее, чем Элвис Пресли. Я не знаю, был ли Рэй одним из создателей рок-н-рола, но он определённо был первым во многих вещах… Кто, чёрт возьми, когда-либо смешивал вместе столько стилей, да так, чтобы это заработало?!»
Меня не записать в поклонники Билли Джоэла, но этот пассаж я ему прощаю. Хотя бы и потому, что это почти чистая правда. Почти. А правду, чистую совершенно, дано нам будет узнать во времена иные.
У него 12 детей от девяти разных принцесс. Его принцесс. При жизни наследники подарили ему 20 внуков и пять правнуков. Он любил жизнь во всех её проявлениях, скажу я вам!
И да! Перед каждым концертом он с удовольствием выпивал стакан джина с кофе — для смелости и пущего задора!
Или вот ещё! Божественная история! В 1985-м Рэй пел на инаугурации Рональда Рейгана. А ведь известно, что он был убеждённым демократом, в то время как Рейган — убеждённым республиканцем. И что же?! Рэй согласился выступать за неслыханно высокий по тем временам гонорар в $100 тыс., который не преминул немедленно после выступления направить на благотворительность. А его агент, невозмутимый Джо Адамс, отвечал на все нападки прессы простым и понятным спитчем: «Да за такие деньги мы бы выступили и на собрании ку-клукс-клана!!!»
Он введён во все Залы славы. Он обладатель одного из наиболее узнаваемых голосов в мире рока и джаза. Он входит в список величайших исполнителей, занимая в нём десятое место. Вы с лёгкостью найдёте его в фильме «Братья Блюз», что с Джоном Белуши и Дэном Эйкройдом. И у него семнадцать «Грэмми». Да и кто бы их считал.
А вот что он говорил о себе?
О себе самом:
«Музыка была на свете очень давно и будет после меня. Я же просто старался оставить свой след, сделать в музыке что-то хорошее. Что-то, что люди запомнят».
Он отбыл на свою планету в возрасте 73 лет, 10 июня 2004-го, из своего дома в Беверли-Хиллз. После его отбытия странным образом продолжают выходить всё новые и новые его альбомы. Некоторые из них получают «Грэмми».
Так кто он такой?
Человек в чёрных очках и хорошо пригнанном по фигуре костюме?
Человек с ослепительной улыбкой и чарующим голосом?
Человек, всю жизнь пристукивающий себе в такт то одной, то другой ногой в сияющих лаковых ботинках?
Он, эквивалент нашего счастья, о котором мы нет-нет, да и пробуем забыть навсегда. А он не даёт. Не даёт забыть нам, какое оно — счастье. Даже если ты и видел солнце и маму лишь в раннем детстве.
«Я не буду жить вечно, — любил повторять Рэй Чарльз. — Ума, чтобы это понять, мне, слава богу, хватает. Дело не в том, как долго я буду жить, вопрос только в одном — насколько красивой будет моя жизнь».
О мистер Чарльз.
Она красива, ваша жизнь.
Она очень и очень красива!
Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.