В конце 1970-х в гости к одной из самых любимых в Советском Союзе певиц — Клавдии Шульженко — пришла Алла Пугачева, еще не примадонна, но уже более чем заметная звезда своего времени. Эта встреча попала в ностальгический телефильм "Я возвращаю ваш портрет" об истории советской эстрады и ее главных героях. В нем Шульженко учит младшую коллегу по сцене фирменному земному поклону и объясняет его необходимость: "Это обязательно, народ любит. После земного поклона [зрители] относятся к вам с таким уважением, что больше не придумаешь".
Едва ли Пугачева нуждалась в наставлениях и советах по части народной любви — в кинопрокате только что отгремел ее байопик "Женщина, которая поет". Смысл, возможно, разыгранного на камеру экранного жеста был не в этом. К кому еще была готова прислушаться певица №1 в стране, способная собирать стадионы? Кто из артистов старшего поколения мог похвастаться таким влиянием на огненно-рыжую диву, фактически отменившую прежних кумиров? Только она — 73-летняя королева на пенсии, вошедшая в историю советского масскульта еще до войны.
Через несколько лет, в день, когда ее не стало, Пугачева узнала об этом во время очередного аншлагового концерта и не смогла сдержать слез. "Сегодня умерла великая певица России Клавдия Шульженко", — обратилась она к многотысячной публике, и весь зал без лишних слов встал. Это был их общий "земной поклон".
Будущая актриса, настоящая певица
Клавдия Шульженко родилась в Харькове. Ее отец работал бухгалтером и увлекался музыкой. По воспоминаниям, у него был великолепный баритон, он играл в любительском духовом оркестре и любил петь. Именно он пристрастил семью к домашним спектаклям и концертам, в которых впервые обнаружились таланты юной Шульженко. Отец увидел в ней артистку и отдал на курсы вокала при консерватории.
Девушка с удовольствием занималась и равнялась на Надежду Плевицкую — "курского соловья", как называл популярную тогда певицу последний российский император Николай II. Однако по-настоящему Клавдию Ивановну в те годы интересовали театр и зарождающийся кинематограф. Актеры — ее истинные боги, а драматическая сцена — лучшее, что может случиться с артистом. Она хотела быть как Вера Холодная, первая "небожительница" отечественного кино.
В неполных 17 лет Шульженко набирается смелости и приходит (без приглашения и звонков) к худруку Харьковского театра драмы Николаю Синельникову. У него только что закончилась репетиция, но он соглашается принять девушку. "Что вы умеете?" — "Все! Петь, танцевать, декламировать!" Одетая в платье матери, она спела любимую "Распрягайте, хлопцы, коней" и навсегда покорила Синельникова. Он без проб взял ее в оперетту "Перикола". Аккомпанировал девушке 22-летний Исаак Дунаевский, композитор и дирижер, дружбу с которым она сохранит на всю жизнь.
В 1923 году Шульженко дебютировала как певица, исполнив романс "Звезды на небе" в спектакле "Казнь". У начинающей артистки еще нет своего репертуара и даже амплуа, но она отлично смотрится в коротких развлекательных миниатюрах, параллельно выступая в рабочих клубах и на летних эстрадах.
Позже она берется за песни "Шахта №3" и "Кирпичный завод". Последняя является одной из самых известных "бытовых" песен тех лет и в этом качестве попадет позже в "Золотого теленка" Ильфа и Петрова как образец "пошлого" шлягера. На очереди локальные хиты "Красная армия" и "Гренада", певица отлично справляется с материалом, но чувствует, что это не для нее.
Песни кокетки-жеманницы
Шульженко ближе образы певиц царской России Изабеллы Юрьевой и Варвары Паниной, раскрывшихся в романсах и цыганских песнях. В их лучших вещах есть что играть, есть место глубоким эмоциям и сильным жестам — для Шульженко это важно. Это дает возможность менять маски и прятаться за своих героинь, оставаясь неуязвимой — на сцене не она, а лишь персонажи песен.
Это понимает и Синельников. Он буквально требует от нее сосредоточиться на одном жанре — коротких песнях-спектаклях, поставленных по всем законам драматургии, даром что без декораций и партнеров.
В 1928 году Шульженко выходит на сцену Мариинского театра в Ленинграде на официальном концерте, посвященном Дню печати. Ее никто не знает, она в городе проездом. Однако публика не отпускает певицу, и вместо двух песен она исполняет шесть. Разовый ангажемент приносит невероятные плоды — Шульженко получает приглашение от Ленгосэстрады и знаменитого джаз-оркестра Скоморовского.
Молодую певицу зовут в Ленинградский мюзик-холл. Ее первая роль — очаровательная Машенька Фунтикова в спектакле "Условно убитый". Шульженко умеет нравиться, это на 100% ее роль. Музыку к спектаклю написал Дмитрий Шостакович, а за дирижерским пультом стоял, как и почти десять лет назад в Харькове, Исаак Дунаевский. По легенде, перед премьерой Шостакович проиграл ему в преферанс свой кабинетный рояль, который позже перешел к Шульженко.
В 1933 году Шульженко снялась в фильме Михаила Авербаха "Кто твой друг?", за ним следует картина "На отдыхе", где звучит песня "Не звала я его, не искала". А роль в "Веселых ребятах" в последний момент достается Любови Орловой. Еще через пару лет у Шульженко выходят первые граммофонные записи с танго "Утомленные солнцем" и фокстротом "Дружба". До союзной славы остаются считаные дни, и столичные конферансье объявляют ее: "Сейчас она, кого привыкли мы любить! В ком так пленительно кипит искристых песен лава, она — Шульженко Клава!"
Осенью 1939 года она участвует в первом Всесоюзном конкурсе артистов эстрады, где занимает третье место среди 160 конкурсантов. Рядом с ней лауреаты — Мария Миронова (в будущем мать Андрея Миронова) и Аркадий Райкин. В жюри состояли Дунаевский и Леонид Утесов. "Они смотрели и подсчитывали: вот этот на сцене будет два года, вот эта три, — вспоминал известный куплетист и первый муж Шульженко Владимир Коралли. — Когда выступила Клавдия Ивановна, они сказали, что эта надолго".
На конкурсе Шульженко представила песню "Записка" — свою главную песню последних мирных лет, к которой будет возвращаться вплоть до преклонного возраста. Она же завершила канонический образ кокетливой певицы-жеманницы, привыкшей к обожанию и комплиментам, но скрывающей свое одиночество. В песне Шульженко не столько чувствует, сколько вспоминает и переживает заново: "Ветка сирени, смятый платочек — мир моих надежд, моей души… Забытых дней забавный след". Находка оказалась золотой, ведь какая женщина не вспоминает себя в 17 лет?
Фирма "Мелодия" выпускает ее первые большие шлягеры: "Андрюшу", "Дядю Ваню" и, конечно, "Руки" Лебедева-Кумача — ни с чем не сравнимую визитную карточку ранней Шульженко со взмахами руками-крыльями на сцене. В ней она и умирающий лебедь, и объятия любимого человека.
"Синий платочек" и черные дни
Несмотря на успех у публики, ее песни не принимает оглядывающаяся на цензоров критика. В разгар мобилизации народных сил, очередной героической пятилетки и шумной пропаганды гротесковые и чувственные песни Шульженко выглядят неуместно и даже "деморализуют". Она говорит о любви, душевных переживаниях, тоске, ревности и поцелуях — а должна о труде, родине и успехах советского человека. Сентиментальный и даже интимный репертуар кое-где допустим, но явно не поощряется.
Газеты разносят "затхлые мещанские романсы" Шульженко за мелкотемье, безыдейность и излишнюю манерность. Прославленный режиссер Всеволод Мейерхольд называет ее "Вертинским в юбке", но похвала звучит как упрек. "Ее песенки звучат растерянно и глупо, — писал один из критиков после ее выступления. — Появление этих убогих шансонеток, к тому же безвкусно подаваемых, — бесспорный срыв программы".
Оргвыводы начальников культуры не заставили себя ждать. Опала продолжалась до осени 1942 года, пока на киноэкраны не вышел праздничный фильм-концерт, формально приуроченный к 25-й годовщине революции. Его настоящая задача — поддержать боевой дух в тылу и на передовой, но главное — сохранить хотя бы иллюзию недавней мирной жизни. В черно-белый часовой "Концерт фронту" попадает "Синий платочек", поднятый в кадре ослепительной Шульженко как знамя. Следом на пластинках выходит "Давай закурим" Ильи Френкеля и моментально становится фронтовой классикой на века.
В одном только Ленинграде и его окрестностях за годы войны она дала более 500 концертов. Чтобы певица могла свободно перемещаться по городу в любое время, даже в комендантский час или самые безлюдные моменты блокады, местные войска противовоздушной обороны выдали ей специальный пропуск "на право проезда и прохода после сигналов воздушной тревоги".
В память об ужасе войны и окопных буднях выходит тихий гимн "Где же вы теперь, друзья-однополчане?". Однако триумф победы и небольшие послабления идеологов от культуры продолжались недолго. Уже в 1948 году главные фронтовые песни Шульженко, включая "Синий платочек", неофициально запрещены к исполнению. Артистке рекомендуют исключить из репертуара наиболее популярные номера и, что важнее, — кардинальным образом изменить ее привычное амплуа, сценические наряды и даже прическу. Наконец, не мешало бы вступить в партию — старые отговорки вроде "некогда сидеть на собраниях, репетировать надо" больше не работали.
Певицу, как и многих в то время, клеймят за формализм и низкопоклонство перед Западом. Ее вынуждают пойти на компромисс и записать цикл песен о колхозе, любимом вожде и коммунизме. Она поет со сцены: "Я сидела вечерочком, радио включала. Слышу, Сталин говорит, сердце застучало!" И даже так: "Колосится рожь густая на колхозном полюшке. За то Сталину спасибо, что живем на волюшке".
Но политизированные номера в репертуаре Шульженко в той или иной мере присутствовали всегда, начиная с первой сольной программы "Революционные и жанровые песни". Патриотических арий во славу государства тоже хватало ("Петь для России", "Моя Родина", "Колонна Октябрей"), хотя сейчас о них не принято вспоминать.
Прощание в Колонном зале
В 1950-х ее "Голубка" расходится миллионными тиражами, а сама она появляется в телеконцертах (несколько раз даже в паре с любимцами публики Тарапунькой и Штепселем), ей присуждают звание заслуженной артистки. Однако Шульженко по-прежнему невыездная — по слухам, действует запрет министра культуры Екатерины Фурцевой, отдающей предпочтение Лидии Руслановой. У нее, в отличие от Шульженко, нет песен вроде "Морщинки".
Главный хит десятилетия у Шульженко — "Три вальса". Сведенная в одну история трех возрастов (читай эпох) замужней женщины — от знакомства с кавалером на балу до их золотой свадьбы. В ней вновь сплошные козыри певицы: гениальный отыгрыш, точные интонации, мимика и жесты. Когда у нее спрашивают, как научиться такой пластике, она советует влюбиться: "Будет что в сердце, придет и к рукам". Правда, певица лукавит, ведь сама она осваивала это искусство еще в молодости, у танцовщицы Натальи Тальори, и относилась к нему более чем профессионально.
После расставания со вторым мужем Георгием Епифановым Шульженко записывает свой самый горький романс "Одна". "Одна уснула, одна проснулась — покоя нет", — слышат поклонники и критики, с трудом принимают песню. Самая безрадостная и неприкаянная вещь певицы не продержится в ее обойме и нескольких лет. Смеющаяся — она ближе и понятнее. Холодный прием распространится и на одежду — ее брючные костюмы не найдут отклика.
Занять место "русской Эдит Пиаф" тоже не получилось, оно справедливо досталось Гелене Великановой. Более того, на место самой Шульженко уже претендовали Эдита Пьеха и Майя Кристалинская — они тоже стремились театрализовать свои номера и выбирали песни о любви.
Разменявшая седьмой десяток Шульженко наконец получила звание народной артистки СССР. Она уже не так активна, редко записывает новые песни, но к 70-летию подходит как никогда ответственно. Публику ждет концерт в Колонном зале — самая респектабельная (недоступнее только Дворец съездов) площадка страны, которую для артистки пробивает лично Утесов. Концертные платья от Вячеслава Зайцева вызывают зависть у современниц. Двухчасовая программа из почти 30 шлягеров проходит на ура. Если не считать пары заминок, вызванных проблемами с памятью: строчки песен (например, в "Трех вальсах") менялись местами или и вовсе пропадали.
Лучшие годы творчества позади, признается за кулисами Шульженко и, не объявляя, впрочем, о завершении карьеры, тихо уходит в тень. Она еще запишет одну из последних заметных песен "Былое увлечение", даст несколько концертов в Одессе и замолчит. Однако лишь в музыке — в 1981 году вышли ее мемуары "Когда вы спросите меня…". Еще через пару лет она в последний раз появилась в телецентре "Останкино", где фактически попрощалась с публикой.
В начале 1990-х Алла Пугачева неожиданно добавила в свою концертную программу песню "Как на свете без любви прожить", не слишком меняя классическую версию Шульженко. С этого начался проект "Старые песни о главном", придуманный Леонидом Парфеновым и Константином Эрнстом. Огромный успех песни у публики убедил их в запросе аудитории на вечные ценности советской эстрады.