Антон Висков: "Истинное ангельское пение - это та стилистика музыкального барокко, в котором творили Бах, Гендель, Шютц, Букстехуде"

- Антон Олегович, 9 апреля - Ваш День рождения. Премьера Вашего сочинения "Литургия ангелов", которая намечена на 11 апреля - это подарок себе? Вся музыка, которая у меня есть - это всё мне подарок, потому что я, собственно говоря, уже давно не сочиняю. Все, что приходит, приходит откуда-то свыше. А наша задача - записать это правильно, чтобы не исказить божественный замысел. В любом случае, что бы я не придумал, Бог скорректирует так, как это ему нужно. К Микеланджело, Бетховену, Баху это не относится, они творцы. А я не творец, я пишу диктант. Иногда пытаешься что-то придумать интересное сам, но не получается. Бог всегда скорректирует. - "Литургия ангелов" имеет православные тексты, положенные на барочную музыку, как соединяется православная и барочная традиции? Нужно начать с того, что я по своей природе - ретроман. Я люблю старину. Кроме того, я - старая канцелярская крыса, так называемый музыковед-текстолог, который приходит в неописуемый восторг от вида и запаха старинных рукописей. Я уже давно работаю в Российском национальном музее музыки со старинными рукописными раритетами. В них я тоже черпаю вдохновение. И вот такая есть легенда, подчеркиваю, легенда, которую я всем рассказываю. Среди многочисленных рукописей я обнаружил старинную рукопись, на корешках которой были накленны, вероятно, чтобы привести ее в порядок, другие листки. На основе этих листков была сочинена, восстановлена, реконструирована так называемая "Литургия ангелов". Там была приписка: "Сие есть подлинное пение ангелов, записанное такого-то января, такого-то года, в таком-то монастрыре". (Мы не будем это сейчас указывать.) Видимо, это был отголосок бурной полемики, которая существовала в России, начиная примерно с середины XVII века, а именно: "Что есть пение ангелов?". Дело в том, что русская православная традиция всегда представляла пение ангелов, как одноголосное пение низких мужских голосов. Такая традиция просуществовала на протяжении всего русского средневековья. Она ведет свою родословную от византийской традиции. И то, что случилось в середине XVII века, когда в Россию впервые пришла музыка западно-европейского барокко, оказалось коренным сломом всех представлений о том, каким должно быть литургическое пение. А ведь литургическое пение в конечном итоге отражает ангельское пение. Должно ли оно быть многоголосным, должно ли оно быть сладкозвучным, приятным для слуха, либо оно должно быть очень суровым мужским - эта полемика очень бурно протекала именно в середине XVII века, связанная с новшествами патриарха Никона и, в первую очередь, с новшествами царя Алексея Михайловича. Именно благодаря его культурной политике западно-европейская музыка перенеслась на русскую почву, и русские православные песнопения стали распеваться в стиле западно-европейского барокко. Отражением этой полемики и явилась "Литургия ангелов". Думаю, что тот автор, записавший это на пожелтевших уже сейчас листках манускрипта, хотел доказать, что сладкоголосное западно-европейское пение и есть истинное ангельское пение в противовес грубому мужскому пению, существовавшему в московской Руси. Через Украину, через Белорусию из Западной Европы, из Польши, а в конечном итоги из Италии это сладкоголосое пение пришло и вытеснило средневековую русскую традицию. Автор, видимо, хотел подчеркунуть, что истинное ангельское пение - это как раз та стилистика музыкального барокко, в котором творили Бах, Гендель, Шютц, Букстехуде и огромное количество западно-европейских композиторов. Вот такая легенда о "Литургии ангелов". Ее я буду рассказывать слушателям перед премьерой , а вот вашим читателям открою тайну. Я по своей сути - музыкальный мистификатор, и в этом ряду я не первый. Ремо Джадзотто выдал свое сочинение за "Адажио" своего любимого Альбинони, Владимир Вавилов выдавал собственные опусы за произведения средневековых авторов эпохи Возрождения, в частности, Джулио Каччини знаменитая "Аве Мария" целиком принадлежит ему. "Литургия ангелов" написана в стилистике барокко на основе музыкальных теоретических трактатов середины XVII века. Был такой трактат "Спиридона", в котором даны образцы написания музыки. Если мы имеем эту книгу, то можем создать любое сочинение в стилистике середины XVII века, как захотим. На основе этого трактата я попробовал сделать современное произведение, которое целиком укладывается в рамки стилистики эпохи барокко. Фото: пресс-служба ансамбля "Благовест" - Следовательно "Литургия ангелов" появилась таким образом? Таким образом появилось, на мой взгляд, достаточно оригинальное сочинение, с одной стороны современное, с другой стороны барочное, с третьей православное, а с четвертой еще использует орган. Я сделал, как это было положено в эпоху барокко, цифрованный бас. Я и сам человек эпохи барокко. Барокко - это безграничный мир, который еще не открыт, близкий нам сейчас, потому что у нас сейчас тоже эпоха барокко. Все проходит некие ступени и возвращается на круги своя на определенном уровне. Тяга к пышной красоте барокко свойственна современному человеку. Мы устали от утилитаризма. Мне очень нравятся пышные балеты эпохи барокко. На основе выше упомянутого трактата итальянского теоретика Спиридоны и обобщения опыта теоретиков того времени сделал свой музыкально-теоретический трактат Николай Дилецкий, замечательный композитор, который впервые привнес на Русь новую стилистику эпохи барокко. Он воспитал плеяду русских композиторов. Например, его ученик государев певчий дьяк Василий Титов - крупнейший представитель русского барокко. Сам Дилецкий получил образование в Виленской иезуитской академии, хотя был православным человеком. Тогда не запрещалось православным учиться у католиков. Благодаря Дилецкому развилось целое направление русской музыки, которое целиком укладывается в стилистику западно-европейского барокко, не смотря на то, что тексты там все православные. - Если бы Вы не попали в ансамбль "Благовест", то Ваша жизнь была другой, и все исследования, о которых Вы сейчас рассказываете, не случились бы? Понимаете, если бы вы меня спросили, счастливый ли я человек, я бы сказал, что я не только счастливый, а сверхсчастливый, потому что ни один композитор сейчас не имеет своего коллектива в России. Для меня это - творческая лаборатория. Он соответствует всем моим художественным устремлениям и является первым исполнителем всех моих произведений на протяжении 30 лет. Сейчас мы празднуем юбилей совместного творчества вместе с замечательным руководителем ансамбля "Благовест" Галиной Васильевной Кольцовой, которая создала уникальный певческий коллектив и собственный стиль исполнения. Все, что делает она, близко мне, мы нашли общий язык. Действительно можно сказать, что если бы не было "Благовеста", то в том виде, в каком я сейчас есть, меня бы не было. - Что такое хоровое искусство, как оно действует на слушателя? Для меня хор - это, в первую очередь, чистое приятное звучание. Не важно, что исполняется, главное, чтоб это было здорово. Западные хоры достигли такого уровня. Ты слушаешь технологию, насколько это высокотехнологичное пение. У нас несколько иная манера звуковоспроизведения. Мы слышим не столько технологию исполнения, сколько слышим мелодию. Я по своей первой профессии флейтист, т.е. монодист. Для меня самое главное - мелодия, даже если одноголосная. Если она есть, то у меня есть интерес к этому. Что касается современных форм существования хорового искусства, мне очень интересно сочетание хора и электроники. Хоровое искусство - это бриллиант, которому нужно сделать хорошую современную оправу. Электроника это позволяет, имея огромное количество сэмплов, библиотек. Ты можешь создавать собственное звучание. Сочетание живого хора с электроникой, мне кажется, одно из направлений, всегда привлекает новизна обработки. Для меня это очень ценно. Также для меня интересно сочетание русского хора с этникой, с ирландской флейтой, с дудуком. Эти проекты у нас, кажется, будут постепенно. - Хор хорошо звучит, когда есть красивый бас. Русь всегда славилась басами-профундо. Они не перевелись? Не потеряна эта манера? Нет. У нас есть самое главное - природа для их существования. Если заниматься подбором голосов, как это в свое время делал Свешников, ездил по провинции и привозил наиболее талантливых исполнителей, обучал их или как в начале XX века в Синодальный хор приезжали голоса со всей России, это будет продолжаться, потому что природа никуда не уходит. Она у нас особая биологическая и генетическая, мы способны. Когда я слушаю западный хор, у них нет таких низких басов, это мне как-то не особенно мешает, потому что у них совсем другое - чистота интонации, синхронность исполнения. У каждого свое, и мы все разнообразными путями составляем единую магистральную линию искусства. - Нужна Вам тишина ночная для творчества? Как протекает Ваш процесс сочинительства? Главное - время, потому что достаточно сложно справиться с тем потоком музыки, который приходит. У меня лежат и ждут своего часа огромное количество необработанных черновиков и довести их до уровня исполнения и издательства сложно. Очень помогают компьютерные технологии. Не представляю, как бы я существовал без компьютера. Все и всегда делаю за компьютером. Мне не нужен инструмент, потому что все звучит, я все слышу, могу исправлять на ходу. По графику мне удобно работать с утра, хотя бывает и вечером приходится что-то делать. Поскольку помимо хорового академического музицирования я тесно связан с музыкальным дизайном, оформлением телевизионных программ, документальных и художественных фильмов, то от времени уже не зависит. Присылают видео или ролик, и тебе нужно сделать к завтрему, уже не до рассуждений. - У Вас есть ученики, последователи? Во-первых, я сам еще учусь, мне еще самому нужно научиться. Когда мне позволяет время, вся музыка, которую я слушаю, вызывает огромный интерес, чувство того, что так я не умею и никогда не сумею. Я стараюсь, как бы, подражать современным композиторам, моим коллегам замечательным. Недавно я прослушал музыку к фильму "Угрюм-река" моего друга Юрия Потеенко. Это наш выдающийся композитор, который очень много пишет для кино. В этой музыке совершенно изумительная тема, изумительная оркестровка в сочетании с электронными инструментами, вызывающие восхищение. Также замечательный композитор Алексей Курбатов, с которым я еще не успел познакомиться. У меня всегда было любимым произведением Трио ре минор Аренского. Лев Николаевич Толстой менял ударения и говорил Трио` (на последнем слоге) А`ренского (на первом слоге). С тех пор, как я услышал Курбатова, я изменил Аренскому. У него фантастическая полифония, такая пластика звучания, интонационное богатство, мне так никогда не сделать. В "Благовесте" есть интересные композиторы, в первую очередь Дмитрий Степанович, феноменальный бас, солист "Благовеста", потрясающий музыкант, композитор, который столько написал. Я в ансамбле являюсь арт-директором. Когда существует такой коллектив с определенным госзаданием, нужно думать о программах, формировать репертуар. - Как Вы провели самоизоляцию? Отдохнул. Было много времени, и удалось многое сделать, записать, посадил себе глаза от слишком долгого сидения за компьютером. Но дело в том, что мое летоисчисление происходит по моим сочинениям. Каждый год у меня связан с каким-либо проектом, и это независимо от того, что происходит в мире. Сейчас у меня будет год "Задонщины" на текст памятника древнерусской литературы, посвященный Куликовской битве. Я должен закончить это большое произведение в жанре оратории-былины. В свое время я закончил ораторию-былину "Слово о полку Игореве" целиком на подлинный древнерусский текст, она лежит-отлеживается. Оба сочинения вместе составят диптих. У меня есть такое свойство, откуда оно у меня не знаю. Но мне нравится класть на музыку тексты, любые. Как говорил Рамо - поставь газету, я сделаю произведение. Меня привлекает русская история. Я занимался и продолжаю заниматься восстановлением старинных рукописей, это не композиция, а реставрационный труд. Год тому назад была презентация 3-х томов в Российском национальном музее музыки восстановленных духовных произведений эпохи классицизма, эпохи Дмитрия Бортнянского, Степана Дегтярева. Были восстановлены литургические произведения и 32 духовных концерта. Сейчас у меня лежит в работе 4-ый том. Это помимо собственного творчества. - А как это - чувствовать стиль классицизма? Чувствовать стиль - это надо просто чувствовать, научиться этому достаточно сложно. Но вся музыка состоит из образцов, паттернов, моделей. В эпоху классицизма были определенные образцы. Если в произведении, которое я восстанавливаю не достает одного голоса, он не сохранился, его нужно сочинить. А зная эту стилистику сделать это нетрудно, но надо чувствовать стиль, любой стиль. - А как слушателю почувствовать совсем старинные добаховские стили? Стиль эпохи Возрождения - любопытное явление, которое только сейчас стало возрождаться в полной мере. Сейчас в творчестве Пярта стиль средневековой полифонии начал возрождаться. Отчасти Сергей Иванович Танеев пытался возродить средневековый стиль Палестрины, Орландо Лассо. Но для того, чтобы слышать этот стиль, слух должен быть очень хорошо воспитан на слышание именно полифонии. Например, Лев Николаевич Толстой был приглашен на слушание мессы "Папа Марчелло" Джованни Палестрины в зал Синодального училища, ныне Рахманиновский зал консерватории. Он поёрзал, поёрзал, сказал: "Да это же скучно," - и ушёл. Просто всем нам надо исполнять больше музыки. - Все, что Вы делаете, интересно сегодня западному слушателю? Западный человек, американский человек сейчас тянется к русской культуре. Как это было и раньше, а сейчас, мне кажется, есть еще тяга духовная, потому что тенденции, которые происходят на Западе, не оставляют места для ярких духовных проявлений. Сегодня Россия, безусловно, переживает момент нового духовного возрождения, небывалого, которого не было, может быть, даже в начале XX века, в эпоху искусства серебряного века. В России огромная тяга к духовности, обретению истины. Это проявляется в разных сферах, в том числе в сфере духовной музыки. Мне повезло сейчас быть в составе жюри различных конкурсов, связанных с духовной музыкой. Это что-то невероятное. Например, я просмотрел 170 новых партитур русской духовной музыки современных авторов, присланных на конкурс, организованный под духовным попечительством владыки Иллариона ансамблем солистов "Вера" Черниговского патриаршего подворья. Сейчас будут происходить один за другим и фестивали духовной музыки, Пасхальный фестиваль, фестиваль Архиерейских хоров. Только что прошел фестиваль Воскресных школ города Москвы, где Детское отделение Московского синодального хора под управлением Натальи Асмус также исполняло мое сочинение "Икона". Мыслимо ли, чтобы так подряд шли фестивали духовной музыки в Европе или Америке. Но в Америке есть такой потрясающий подвижник Владимир Петрович Морозан, Влад Морозан, который основал издательство и собрал архив всей русской духовной музыки. Недавно он привозил американский хор, который исполнял "Песнопения Страстной седмицы" Максимилиана Штейнберга, зятя Римского-Корсакова. Мои произведения тоже входят в антологии, которые издаются на Западе. Интерес там очень большой. И наоборот, Московский синодальный хор постоянно исполняет музыку владыки Иллариона и мою музыку где-то за границей. Они пели её в Италии. Постоянно идут контакты, взаимодействие, также, как это было в XVII, XVIII веках. Сейчас искусство, в том числе музыкальное, переходит в некую новую стадию, расширяет свои границы. Традиционные формы существования музыкального искусства как концертный зал, аудитория, безусловно, сохраняют свое значение. Но искусство выходит на улицы, в метро, в транспорт, и каким-то образом приближается к средневековому пониманию искусства, к трубадурам, труверам, возможно, к каликам перехожим в русской традиции. Меня сейчас привлекают помимо академической современные формы нового существования искусства. Это очень здорово. То, что искусство выходит в какие-то виртуальные сферы, это не противоречит его реальному существованию, а расширяет границы. - Вас приводят в восхищение и восторг барокко, старинные фолианты, чашка кофе, а что еще? Жизнь, конечно. Бог дал мне какое-то удивительное ощущение радости жизни. До сих пор я иногда ощущаю себя, как в детстве, как ребенок всем восторгаюсь. Все живу-живу, а все как-то не стареется мне (смеётся). - А что бы Вы пожелали Жизни? Хорошего много не бывает, поэтому, чем больше людей будут заниматься музыкой, тем лучше. Пусть молодые музыканты творят, создают новое, пусть выходят на улицу, пусть выступают где угодно, в концертных залах, в метро. Это будет здорово. Я всех обеспечу репертуаром.