Войти в почту

Собчак попала под власть маньяка

Хайп – опиум для народа. Медиаперсоны – его главные дилеры. А сырье для этого наркотика – человеческие судьбы. В комедиях и трагедиях из жизни себе подобных потребители щекочут свои эмоции утраченными кем-то иллюзиями. Неожиданно знаковым событием стал достаточно предсказуемый скандал вокруг маньяка Мохова, которого представила вниманию широкой публики в своем фильме Ксения Собчак. В этом феномене интересно разобраться, – тем более, что его обсуждение выходит на новый виток.

Собчак попала под власть маньяка
© Деловая газета "Взгляд"

Спустя несколько дней после премьеры одна из жертв Мохова, Екатерина Мартынова, обвиняет создателей зрелища в бестактности и безнравственности: «Редакторы программы «Осторожно, Собчак» вышли на меня с предложением об интервью. Сказали, что Ксения горит идеей разговора со мной и хочет дать мне возможность максимально высказаться. Позже редактор написала, что есть еще формат фильма, но о том, что Мохов будет принимать в нем участие, речь не шла. Я считаю, что от меня это скрыли намеренно».

Жанр, выбранный Собчак для общения с маньяком, Мартынова очень точно определяет как «дружеский разговор по душам». Думаю, именно это и стало причиной столь резкого отторжения ее работы. В определенном смысле любой журналист – манипулятор: на моих глазах очень известный репортер наставлял стажера не входить в эмоциональную связь со своими героями, потому что настанет момент вонзить им в спину нож. Собчак в плену этой связи явно оказалась, а вот профессиональный инструмент прихватить забыла.

Еще в нулевых Александр Минкин опубликовал алармистский цикл статей «Под властью маньяков», посвященный засилью на телевидении высокорейтинговых убийц и педофилов: «Не Кремль и не народ, не рекламодатели и не руководители телеканалов, а именно неизвестно кто (из 5-процентного слоя обделенных жизнью психов) решает, что будет смотреть нация. Решают те, кому мы (увидев, что им нравится) не доверили бы и котенка, а уж тем более ребенка. Те, от кого мы старались бы держаться подальше».

Человека с ружьем сменил человек с пиплметром: среднестатистический аноним, вкусами которого мерились рейтинги телепередач. Как раз в те годы я работал на телевидении креативным продюсером программы «Времечко», когда она выходила в формате дневного ток-шоу. Почему в ток-шоу сплошь и рядом крики да вопли? Потому что это приносит рейтинг. После программ мы получали и разбирали графики, на которых были видны колебания симпатий аудитории. В среднем по больнице пик рейтингов приходился на скандалы. Если у программы падают рейтинги, ее убивают.

Сейчас у нас полная демократизация, — любой может выйти в эфир на ютюбе, и никакие пиплметры ему не страшны: аудитория голосует просмотрами. Я не сноб, и спокойно отношусь к невзыскательным вкусам широкой публики. Потакать им тоже не считаю зазорным. Вопрос только в том, презираешь ты эту публику, или уважаешь.

И этот вопрос имеет отношение не столько к этике или гуманизму, сколько к профессионализму и достоинству. Если презирающий плебеев аристократ начинает перед ними заискивать, снискать он может только презрение. Как говорил герой Пелевина, «кто не хочет работать клоуном у пиасов, будет работать пи ... асом у клоунов. За тот же самый мелкий прайс».

Маньяк Мохов — не первый урод, ставший благодаря журналистам калифом на час. Поэтому претензии к Собчак по части этики выбора подобного персонажа удивляют меня не меньше, чем ее. И она совершенно справедливо ссылается на блестящую журналистку Сашу Сулим или фильмы про маньяков, которые выпускает Netflix. Но проблема не в том, кого Собчак показывает. Проблема в том, что она показывает, и как. Если журналист не понимает, что хочет сказать своей историей своей аудитории, это скажут за него. И дело тут не в ксенияфобии.

Возможно задуманный как экзистенциальное откровение фильм на поверку пуст и бессмыслен. Мне он больше всего напомнил известную телепередачу Ирины Зайцевой «Герой дня без галстука». Тот же жанр интервью с интересным человеком, те же режиссерские приемы четвертьвековой давности. Разве что дрон добавился. Теперь Собчак рассказывает, что не платила Мохову денег, зато исследовала границы зла. Я увидел исключительно исследование границ сексуальных возможностей маньяка. Больше ничего нового мне этим разговором не сообщили.

По сути, защитники Собчак говорят: главное достоинство фильма в том, что маньяк показан таким же как мы. А ее обвинители считают то же самое главной мерзостью. Что ж, и те и другие правы. Но если достоинства и недостатки фильма этим исчерпываются, то и говорить, вроде бы, не о чем. Дежурный повод для маленького скандальчика. Для меня примечательнее другое: эта история — о том, как маньяк победил журналиста. Вот это, думается, людей и бесит, даже если они не в состоянии это сформулировать. Мохов переиграл Собчак вчистую.

Почему? Да потому что вся съемочная группа, похоже, не знала, что делает. И чего ради. Мохов выглядит весьма цельным существом. Он не раскаивается и упивается вниманием. Его убожество обернулось громкой славой. Жизнь удалась. Понятно, что задача интервьюера — входить в доверие к собеседнику, кем бы он не был. Но если интервью на этом не начинается, а заканчивается, грош ему цена. Любое зрелище должно соответствовать законам драматургии, а драматургия — задаче автора. Но сказать автору было нечего: «живет такой парень».

Думаю, Собчак и сама не поняла, что произошло. Героем дня без галстука может быть и маньяк. Только «вскрывать» его должен не эксперт, который пытается разжевывать зрителю, что на самом деле стоит за невнятным и беспомощным разговором, а интервьюер. Работа журналиста — это игра и борьба со своим героем. Любой человек — маньяк он или нет, — будет навязывать журналисту свою собственную повестку и свой собственный автопортрет. Можно пойти у него на поводу и проиграть. И можно обнаружить его настоящий страх, увидеть за маской — лицо. Не случилось.

Западные сериалы часто начинаются так: в родной город возвращается герой, отсидевший (как правило, несправедливо, но об этом почти никто не знает) за сексуальное преступление. И жизни ему не будет, пока он не найдет настоящего злодея. У нас все по-другому: маньяк возвращается на свободу с чистой совестью, и на него как мухи слетаются журналисты. Для меня и профессионализм, и социальная ответственность СМИ — не пустой звук. Исследуя границы зла, слишком легко заблудиться и не понять, на какой стороне оказался.