Виктор Добронравов: Я никогда не жил в тени отца

Sobesednik.ru поговорил с актером театра и кино Виктором Добронравовым о работе в разных жанрах, толерантности, советском воспитании и отношениях с отцом. У актера Виктора Добронравова этой весной вышли сразу две премьерные работы – он сыграл командира самолета в фильме Домогарова-младшего «Пальма» и Глостера в новом спектакле Юрия Бутусова «Король Лир» в родном Театре имени Вахтангова. 1983 – родился 8 марта в Таганроге 2004 – окончил Театральный институт им. Щукина 2005 – снялся в сериале «Не родись красивой» 2009 – главная роль в мюзикле «Красавица и Чудовище» 2013 – сыграл Онегина в знаменитой постановке Туминаса – Виктор, для большинства артист Добронравов – это ваш отец, Федор Викторович, и уж потом только вы... – Тут по-разному бывает. Иногда нас вообще путают – думают, что я – это папа, и говорят: «Ой, а в жизни вы моложе, Федор». И когда я уточняю, что я не Федор, а Виктор, изумляются: «Да?! А вы о-очень похожи». – Признаюсь: для меня вы прежде всего актер Театра имени Вахтангова. Актер сравнительно молодой, но давно уже играете в театре самые лучшие роли – Эдипа, Глостера, Хлудова, Онегина. Как вы их получаете? – Наверное, это все же не у меня надо спрашивать. Я точно никого не подсиживаю, не интригую и не строю комбинации. Получить роль – это вовсе не так, как можно представить со стороны. В начале репетиций бывают периоды, когда еще непонятно, кто кого будет играть. Римас знает, на что мы способны, у нас абсолютное доверие и вопросов не возникает. И Юрию Николаевичу Бутусову для постановки нужна команда людей, с которыми он будет разговаривать на одном языке. Откровенно говоря, играть у таких режиссеров, как Римас Туминас и Юрий Бутусов, – это счастье для любого артиста. Виктор Добронравов в спектакте "Король Лир" // Фото: Global Look Press Я стал сентиментальным – Мне кажется, что спектакли и кино, где вы играете, несравнимы. Там трагедия и неотвратимый рок, здесь – однозначные люди и простые чувства. Разные планеты. Какая из них вам ближе? – Мне интересно и там, и там. Театр – живой обмен энергией, кино – совсем другой процесс. Почему я должен выбирать? Это тупиковый выбор, это все равно что выбирать между клубникой и черной икрой. Я хочу и то, и другое. Да, знаю, правильный артист должен сейчас сказать: ну конечно же театр! Но я не хочу кривить душой и говорить, что мне неинтересно сниматься в кино. Знаете, в театре на танке не поездишь, из автомата не постреляешь, на лошади не проскачешь, полицейский разворот на машине в кадре не сделаешь. – И не побудешь пилотом, как в «Пальме»? Говорят, фильм снят по реальным событиям... – Да, такая же история была в 1977-м, когда какой-то человек бросил свою собаку в аэропорту, потому что потерял ветеринарную справку, и она два года встречала прилетающие самолеты. В нашем фильме собаку играет умнейшая овчарка Лили. История закончилась хорошо – и в жизни, и в кино. Согласитесь, это очень важно. Мальчик Коля, которого в некотором смысле тоже бросили, обретает благодаря дружбе с собакой и новый дом, и отца. Колю играет Лёня Басов, и они с Лили крутые партнеры. Надо было всего лишь сделать так, чтобы им на площадке ничто и никто не мешал. Ну, с Лили работал, конечно, кинолог, а Лёня... Ребенка в кино никто не переиграет. Фильм "Пальма" // Фото: Global Look Press Незачем сравнивать добрый семейный фильм с античной трагедией в театре, но мы с Варварой (старшая дочь актера. – Авт.) на премьере слезы-то вытирали. И папа тоже был и тоже, кажется, слезу смахивал. Может, я уже стал сентиментальным, но такие вот хорошие слезы и простые, как вы говорите, чувства в кино мне нравятся. Думаю, после «Пальмы» больше людей будет забирать собак из приютов. В нашем мире экшена такое кино важно смотреть всей семьей. – А «Чемпион мира» с вашим участием, отложенный в прокате из-за пандемии, когда выйдет? – Должен выйти в конце этого года. И это уже совсем другое кино. Фильм рассказывает о матче за звание чемпиона мира по шахматам Карпова и Корчного. И это психологическая и мировоззренческая драма противостояния двух умов и даже миров. Там сумасшедший каст. И мой папа тоже там играет. Весь город пил из одного стакана – А в прошлом году вышла картина «От печали до радости», которую вы продюсировали и в которой играете и с отцом, и с вашим младшим братом Иваном. С этим фильмом ассоциируется что-то очень советское. – Мы его таким и задумывали. Эта семейная киноистория была, если хотите, одой и вообще поклоном тому доброму советскому кинематографу, той атмосфере, в которой мы выросли. По сути ничего же не меняется, людям всегда нужны те самые простые вечные ценности – любовь, семья, дружба. Вы даже не представляете, какой был отклик, когда вышел фильм, сколько людей писали, звонили, сколько было благодарности за то, что это «такое доброе, теплое кино», которого сейчас не хватает. Зато в избытке развлекательные жанры, блокбастеры – дань времени. Мы сделали немодное кино. Но мы и не претендуем на модность, а претендуем на то, чтобы вернуть связь с какими-то простыми и понятными человеческими ценностями и с тем советским кинематографом, который мы продолжаем любить. Кадр из фильма "От печали до радости" – А вообще со словом «советский» какие у вас связаны ассоциации? – Ну это очень емкое слово – часа на четыре разговора. В моем детстве были и очереди, и пустые прилавки, и хотя память подсказывает мне картинку из 90-х, то есть после распада Союза, но это тоже была советская реальность. А вообще, я отлично помню советскую газировку по три копейки, которую еще застал. На улице стояли автоматы, из которых шипучка лилась в граненые стаканы. Надо же, весь город ведь пил практически из одного стакана – и никто не болел. Было, наверное, всё. Но плохое забывается, а хорошее остается. Для меня конец восьмидесятых – это мое детство, это Таганрог, это бабушки-дедушки, и мне кажется, что тогда было больше любви, было все проще, наивнее. И люди, как в той китайской поговорке: богат не тот, у кого много денег, а тот, кто счастлив малым. Люди были счастливы малым. А сейчас нам, понимаешь, поездку на Бали или в Дубай подавай. Впрочем, на самом деле хорошо бы сочетать и то, и другое. И мне кажется, что наш фильм «От печали до радости» как раз о том, что есть что-то неизменное, что какими бы ни были плохими времена – а нам так может казаться, – но любовь материнская, отцовская, сыновья, она всегда была и всегда будет, она никуда не денется. Я счастливый человек, потому что мои родители живы-здоровы, и мои дочки Варя и Василиса были рождены в любви и растут в любви. И это самое главное. Виктор Добронравов с семьей // Фото: Global Look Press – Сколько им сейчас? – Десять и пять лет. Пока старшая, Варвара, скажем, на тренировке по фигурному катанию, младшую я веду в театр. Мне кажется, Василиса в восторге от детских спектаклей. А еще мы в январе взяли собаку. Так совпало, что и в фильме про брошенную собаку я снялся, и наш предыдущий пес погиб от несчастного случая – в общем, у нас теперь Рэй, лабрадор шоколадного окраса. Основная часть заботы о щенке лежит на жене, потому что я на работе все время, так что и кормить, и гулять с ним могу только периодически, когда получается. Считал себя раздолбаем – Виктор, а на какой музыке вы росли? Рок, диско, панк, симфонии? – Я вообще меломан, и в детстве у меня были все пластинки, которые были у всех советских граждан. Алексей Глызин, Владимир Пресняков, Розенбаум и обязательно Высоцкий. Из западной музыки в моих детских воспоминаниях четко прописан Стиви Уандер. Я хорошо помню пластинки Стиви Уандера того периода. Его музыка и сейчас занимает в моей жизни большое место. Я был дважды на концертах Уандера, а еще я в школе знал все песни группы Queen. А вообще я разную музыку люблю – джаз, рок, фанк, блюз... – Федор Добронравов как-то сказал, что «Витя вообще очень серьезный человек». Шутки – это не про вас? – Думаю, что он так сказал, имея в виду какую-то работу. Я-то сам всегда думал, что я раздолбай. А со временем понял, что все люди меня считают очень серьезным и ответственным – и осознал, что на самом деле это так и есть. Тут, наверное, в первую очередь благодарить надо маму, которая всегда как-то незримо направляла меня и говорила: «Сынок, ты молодец, но можешь и лучше». Но в целом я очень веселый и довольно азартный человек, у меня много друзей, и чувство юмора в общем присутствует. Пошутить я люблю, анекдот рассказать, и песню спеть, и подурачиться. Фото: Global Look Press – А насколько для вас важна фамилия? Нависает ли над вами тень отца? – Ну, в тени отца я никогда не был. По крайней мере, никогда так себя не ощущал. Да меня и воспитывали самостоятельным. А мой папа – это моя любовь и гордость. Когда я выпустился из Щукинского, папа был широко известен в театральных кругах, на тот момент уже 13 лет проработал в «Сатириконе» и перешел в Театр сатиры. Но еще не было у него ни «Ликвидации», ни «Сватов». А у меня в 2005 году вышел сериал «Не родись красивой», который был просто какой-то бомбой, и мне вот, пожалуй, это мешало, а не «тень отца». Несколько лет меня все называли Федей, и никто не знал, как меня на самом деле зовут и какая у меня фамилия. Был я такой Федя из «Не родись красивой», и это было непросто и даже тяжело. Вообще, всегда бывает тяжело, когда тебя ассоциируют с какой-то одной ролью. А у папы уже потом вышла и «Ликвидация», и все остальное. Отчего я, как сын Федора Добронравова, был абсолютно счастлив. Иногда, конечно, бывают какие-то смешные комментарии. Как однажды, когда мы выпустили фильм «От печали до радости», какой-то человек, видимо, считающий себя умником, написал: «А, ну понятно, Добронравов на Добронравове, кумовство сплошное». Такие комментарии, конечно, удивляют. Представьте, люди находят сценарий, находят деньги, собирают команду, все делают своими силами, а потом какой-то конь с горы начинает что-то вякать и судить. У нас вообще вякать очень любят. Но к этому нельзя привыкать и нельзя это позволять, потому что это даже не бесит, это расстраивает. Федор и Виктор Добронравовы // Фото: Instagram Обижаться стало выгодно – А вот что с эдиповым комплексом? Вы что-то личное вкладывали в своего Эдипа, когда играли его в спектакле Римаса Туминаса? Соотносили историю царя Эдипа с самим собой? – Нет. И эдипова комплекса у меня нет, конечно. Но роль каждый раз пропускаешь через себя. И в случае «Царя Эдипа» я, наверное, больше думал о заблуждениях, которые нам всем свойственны. Господи, как часто бывает, что ты не знаешь истинные причины того или иного события, но полностью уверен в правоте своих выводов. История Эдипа, конечно, в этом смысле – слепая борьба человека и провидения, где человек всегда обречен на проигрыш. Античные мифы, какой ни возьми, сплошная жуть. Орфей и Эвридика, царь Эдип, Минотавр, Медуза горгона, Медея, убившая своих детей, Сизиф, который вечно катит в гору камень. Сплошные раздумья и философия. – Недавно разразилась информационная буря по поводу манифеста Богомолова о новой этике, которая как бы тянет Европу в пропасть. Потом Алвис Херманис написал свой кодекс для своего театра в Риге, где приветствовал открытые споры о религии и политике и отвергал нынешний диктат толерантности. Что вы думаете об этом? – Лично я вообще все это поддерживаю. Не делаю никаких деклараций, но тем не менее в вопросе «новой этики» я ретроград. Вот это совершенное сумасшествие и оболванивание. Толерантность означает ровно противоположное своему первоначальному значению, и все это какой-то сюр и бред. Это только мое мнение, конечно, и лично я его никому не навязываю. Но вот эти новые законы о том, что в каждом фильме должны быть обязательно чернокожий, гей и лесбиянка... Хочется послать этих законотворцев далеко и надолго. Но тут обязательно кого-то оскорбишь, и я уже, наверное, кого-то оскорбил этими словами: и чувства верующих, и чувства неверующих, и чувства придурков и идиотов стали такими ранимыми, все любят теперь обижаться – это стало очень выгодно. Есть по этому поводу хорошая фраза: «Иногда услышишь какую-нибудь несусветную чушь, а это, оказывается, чье-то мнение». Я со многим, что написано в Костином манифесте, согласен. Мне не близки некоторые «европейские ценности». Я не буду так учить своих детей и не буду так жить сам. – А у вас в Театре Вахтангова этот манифест каким-то образом поддерживается? – Знаете, я бесконечно уважаю Римаса Туминаса за то, что он умудряется всю жизнь без всяких манифестов говорить о том, что считает важным и нужным, – в его спектаклях очень много личного высказывания и всегда очень много любви. И нет никакой политики и никакого заигрывания с властью. Мне вот такая позиция очень близка. – Если бы у вас была возможность и свободное время, культ чего вы бы хотели создать? – Я не уверен, что культ – это вообще хорошо. По-моему, культ – это всегда какой-то перекос в одну сторону. Для меня даже культ здоровья – это уже что-то нездоровое. Любой культ немножко попахивает сумасшедшим домом. Скажешь: «сделаем культ дружбы, давайте все дружить» – и у всех уже чуть-чуть сумасшедший глаз и странноватая улыбка. Даже культ любви – что-то нездоровое. Ну а в общем в истории были разные культы, и ничем хорошим это не заканчивалось. У меня не идеальное лицо – У вас внешность необычная, вы такой black Irish – темные волосы и яркие светлые глаза. Но может быть, вы хотели бы изменить что-то во внешности или в характере? – Надо принимать себя таким, какой ты есть. Но это не значит, что у меня не бывает претензий к самому себе. Если ты заплыл жиром – прекращай есть, займись спортом. Я за собой слежу, но у меня, например, кривые зубы, и я их не выравниваю. У меня дважды сломанный кривой нос, и я его не исправляю. – А где вы его ухитрились сломать? – Один раз в институте, на «сценическом движении», а потом на спортплощадке, когда играли в баскетбол. То есть у меня не идеальное лицо, у меня куча шрамов всяких, но мне это не мешает. Это, наоборот, какая-то биография актерская, жизненная история – это нормально, мне кажется. Главное, чтобы было интересно за человеком наблюдать, а какой у него нос или глаз – неважно, если с этим можно жить. – А в характере своем вы что-нибудь хотели бы изменить? Какой чертой вы недовольны? – Я вспыльчивый. Но отходчивый. Бывает, вспыльчивость вылезает мне боком, но это все какие-то личные очень рассказы. И пусть это при мне остается. Могу ли я по работе поспорить с режиссером или с другом, или с женой, или с папой? Ну да, могу. Но и помириться точно так же могу, и с большим удовольствием. Я, например, уже перестал реагировать на подкалывания по поводу моего дня рождения 8 марта. Зато доволен, что все помнят и поздравляют. * * * Материал вышел в издании «Собеседник» №13-2021 под заголовком «Виктор Добронравов: Я никогда не жил в тени отца».