Марина Зудина: Я стала терпимее
Беседа с замечательной актрисой и красивой женщиной Мариной Зудиной началась с вопроса, который, признаюсь, я давно хотел ей задать.
— Марина, вам не кажется, что ваша биография достойна экранизации?
— Есть понятие «предлагаемые обстоятельства» — когда ты в них живешь, очень сложно абстрагироваться и посмотреть со стороны. Но если иметь в виду, что всетаки экранизируют обычно любовные истории, то в этом плане, наверное, да.
— В этом году выйдет лента «Ампир V», снятая Виктором Гинзбургом по роману Виктора Пелевина, где вы играете вместе с сыном Павлом Табаковым...
— Ну, это длится уже не первый год. Паша там начал пробоваться в совсем юном возрасте, четыре года назад. А когда мы с Павлом играли, я волновалась, очень-очень волновалась...
— Но фильм снят, я так понимаю?
— Фильм снят, но монтаж, потом музыка, графика компьютерная... И что получится в итоге, никто не знает. Кино — это фантастическая вещь, потому что иногда из ничего получаются шедевры. А порой люди ставки большие делают, и вдруг что-то не складывается. Это необъяснимые вещи. Для меня кино — волшебство.
Я не понимаю закономерности. Бывает, режиссер снял фильм, потом монтажер взял и перемонтировал все, и получилось совершенно другое кино, которое порой превосходит то, что, может быть, планировал режиссер...
— Когда вы с сыном работаете, он общается с вами как с членом команды или как с членом семьи? Или работаете автономно?
— Нет, Павел советуется нечасто. Когда ему что-то нравится, он может прислать мне сценарий, ему просто хочется поделиться. И я с радостью читаю. Но работать он предпочитает с режиссером, и так было, по-моему, лет с 17... Я считаю, это правильно.
При этом, мне кажется, сыну важно, когда я что-то говорю. У Павла мужской характер, и он, любя меня, терпеливо выслушивает мои, иногда занудные, технические замечания…
У Павла нет той школы, которая была у меня. Он учился четыре года в колледже, а я училась в ГИТИСе у Табакова четыре года, и потом еще лет десять фактически ежедневного общения, ежедневного тренинга именно с Табаковым...
— Но разве Павел у своего отца не учился ежедневно? Я имею в виду школу жизни. Он же наблюдал великого актера в быту...
— Это другое, я сейчас говорю о технической стороне профессии. Когда мы делали спектакль с Олегом Павловичем, он после каждого прогона на репетициях обсуждал работу актеров, и это, конечно, ни с чем не сравнимая школа была — тот уровень подготовки, который давал он, и то, чему он учил одновременно и как педагог, и как человек...
А у Павла этого не было. Четыре года колледжа, он в 15 туда поступил. Конечно, если бы была возможность идти дальше в театральный... Но он уже снимался, играл роли в театре. Поэтому спустя два года Павел поступил уже на заочное, на продюсерский, в ГИТИС.
— Сын вас называл Маришей с какого возраста?
— Как говорить стал. Но нет, он лепетал сначала «мама, мама», но, быстро усвоив, что Олег Павлович называет меня Мариной, сориентировался и стал обращаться к нам «Олег Палыч», «Олег», «Марина» ... Видимо, очень хотелось казаться взрослее. Но в третьем лице мы всегда для него «мама» и «папа», конечно, то есть «я позвоню маме».
— Я правильно понимаю, что в отличие от многих его коллег и ровесников Павел живет в России?
— Ну, у него профессия все-таки связана с этой страной. Если у него будет желание продолжить обучение в Америке или Англии, то он в принципе самодостаточен; я думаю, что у него есть деньги на то, чтобы получить еще какое-то образование или пожить в другой стране.
— Чем вы гордитесь больше всего из того, что пока сделали с профессиональной точки зрения? Человек, допустим, не знает, кто такая Марина Зудина, прилетел с Марса или из Конго, и надо показать одну работу...
— Понимаете, мне достаточно много лет, чтобы одну работу показывать. То есть я могу назвать, например, фильм «Валентин и Валентина», но это вряд ли уже будут ассоциировать со мной… Да, «Валентин и Валентина» (фильм 1985 года, снятый Георгием Натансоном по пьесе Михаила Рощина, где Марина Зудина сыграла главную роль. — «ВМ»), безусловно, а еще «Немой свидетель» (триллер британского режиссера Энтони Уоллера, снятый в Москве. — «ВМ») и, наверное, «Содержанки». Это три совершенно разные работы.
— Я хотел, кстати, поговорить про нашумевший сериал «Содержанки», но девушки порой нервно реагируют на само слово «содержанка».
— Я спокойна. Ну, так как я сама с 19 лет достаточно много зарабатывала по тем временам, я не боюсь разговоров. В конце концов, лучше иногда быть содержанкой, порядочной и любящей, чем, например, делать какие-то подлости...
— Это очень справедливое, но при этом смелое заявление. Вам прилетит...
— Да бога ради! Я имею в виду, я никогда бы не стала никого осуждать. Вот так скажем.
— Вы же, по-моему, когда пришли на пробы, не знали, что именно вам предстоит.
— Ну, там проб не было, я на самом деле полностью доверяла режиссеру Константину Богомолову и понимала, что это команда тех людей, которых я знаю, с которыми мне интересно. Я не читала сценарий. А вообще, это довольно сложно было: одно дело, когда ты работаешь с режиссером, которого много лет знаешь, и совсем другое — когда второй и третий сезон сериала снимают уже другие люди. И сценарий до конца не был написан, и менялось там что-то...
— Я так понимаю, что сценарий не был написан и тогда, когда Богомолов брался за первый сезон.
— Да. Костя мог написать какую-то сцену и накануне съемок. Но ты понимаешь, что это оправдано, это выношено им, он не спал ночь, что-то придумывал. И поначалу «Содержанки» были его авторским проектом.
Во втором сезоне он был уже шоу-раннером (термин в американском телевидении, который обозначает человека, работающего исполнительным продюсером и отвечающего за развитие проекта. — «ВМ»), мы иногда обсуждали что-то. К третьему сезону сериал уже был просто рожденной им идеей, историей, которая имеет продолжение.
— А почему такая чехарда с режиссерами на этом сериале?
— Мне кажется, Константин Юрьевич что-то создает, а потом в какой-то момент теряет интерес к этому. Ему уже интересно заниматься другим.
— Ага, стартапер такой...
— Да. Вот он реализовался в чем-то, а дальше это живет своей жизнью и в какой-то мере уже не имеет к нему отношения. Это и спектаклей касается. Он редко приходит на какие-то старые постановки, очень редко. И вводы может не делать, то есть актеры сами вводятся. Потому что он уже живет другим. Но это свойство характера. Тут нечего комментировать.
— Вы в этом сериале работали с Софьей Эрнст. Держали при этом в голове, что это не просто актриса, она еще и жена телевизионного гуру страны Константина Эрнста?
— Вы знаете, когда люди работают, там либо есть симпатия человеческая, либо ее нет. Подсознательно такие вещи помнят всегда, но просто как данность: знают, кто муж, кто жена… Наверное, это как-то учитывается, но мне сложно сказать, потому что я была женой Олега Табакова. То есть, возможно, люди при мне чего-то могли не говорить и не обсуждать. Но, поверьте, всегда видно, когда тебе льстят, или стараются понравиться, или...
— Всегда видно?! Вы же общаетесь с людьми, чье ремесло заключается в том, чтобы обманывать...
— Нет-нет-нет. Мне важно, как со мной общаются люди, с которыми я в кадре или на площадке. Наверное, и Софье тоже. Вот она мне как раз интересна.
— В профессиональном отношении или в чисто человеческом?
— Она мне интересна как индивидуальность. Я знаю, многие критиковали ее, но, мне кажется, что, если бы ее роль в «Содержанках» играла вот такая... абсолютная модель, был бы иной образ. В Софье присутствует нечто, в чем есть «неправильность». Мне интересно, когда индивидуальность человека не до конца понятна, когда она возбуждает интерес...
— А в вас, Марина, есть такая неправильность?
— Наверное, моя «неправильность» выражена, скажем так, в амплитуде колебаний. Я очень эмоциональна, но при этом могу быть очень сильной и строгой. Я очень увлекающаяся и непосредственная. Но о себе сложно говорить...
Я сейчас говорю о человеке, который вызвал во мне интерес, но это не связано с тем, что она супруга Константина Львовича… Вот я прихожу, например, на премьеру спектакля к Ренате Литвиновой (у меня там Павел играет) и вижу, как смело Соня играет роль полумужчины-полуженщины, как она увлечена профессией. Она мне интересна, потому что я про нее не все понимаю.
То же могу сказать и про Ренату Литвинову, она по своим законам существует. Маша Аронова — она мне интересна, потому что я не могу что-то из того, что может она. А Соня... В ней есть некая странность, даже та же манера говорить. Другое дело, что любой человек должен развиваться, и, наверное, если он не будет расширять собственный диапазон, я могу сказать — нет, тут уже все понятно.
— А вы развиваетесь?
— Ну... Как человек — да, как актриса — мне сложно говорить, это, наверное, будет зависеть от того, что я буду дальше делать. Я могу сказать, что многое мне в себе не нравится, а вот из того, что нравится, — это то, что я каждый раз начинаю с чистого листа...
— Вы удовлетворены, скажем так, градусом своей востребованности?
— Нет. Наибольшее количество предложений артисты получают от 25 до 35 лет. Ну, хорошо, с 20 до 45.
— Разве это зависит от возраста?
— Ну конечно... В основном героини молодые, правда? Я в свое время была очень избалована сценариями. Ну, если я в 21 год могла раздумывать, сниматься ли мне у Петра Ефимовича Тодоровского или нет, думала: «Это не мое!» Только Олег Павлович мог мне сказать: «Ты, вообще, повнимательнее отнесись к этому». Это я сейчас понимаю, что, когда «не твое» и есть самое интересное.
— Есть какие-то вещи, про которые с вами журналисты не говорят, а вам было бы интересно? Потому что, ну что греха таить, в основном спрашивают про Табакова и про профессию...
— Да по-разному. Иногда спрашивают о детях. Все, что связано с молодежью, меня волнует. Но я жила совершенно в другой системе. И я, например, когда Павлик рос, не понимала, сколько надо карманных денег давать, чтобы он правильно формировался...
— Это была папина прерогатива — давать ему карманные деньги или ваша?
— Павлик — он не такой простой. Я думаю, он и к маме обращался, и к папе. Я же не отслеживала, понимаете? И поэтому там многоходовость такая, думаю, наблюдалась. И для меня это была большая проблема. Или, например, дети и компьютеры. Или соцсети. Очень много тем, которые меня интересуют, в которых я не разбираюсь, но пытаюсь там что-то понять.
— Про соцсети. Вы сами ведете свои аккаунты?
— У меня один аккаунт на самом деле. Я только-только освоила «Инстаграм». Для меня сложнее «Фейсбук», потому что я не могу сказать, что я очень общительный человек. А в нем надо общаться. А в «Инстаграме» просто: хочешь — ответил, не хочешь — не ответил.
Меня активное общение утомляет. Был какой-то порыв, тогда я страницу и сделала, а потом мне надоело, что всякую чушь пишут... Мне сегодня один мужчина написал под какой-то фотографией, что красную помаду выбирают неумные женщины, «и вообще, у вас от пота блестит лицо». Ну, я ответила, что вы не мой стилист, спасибо большое.
— Вряд ли это был мужчина на самом деле. Нельзя верить всему, что написано в интернете.
— Зато меня это многому научило. Я стала терпимее, преодолела какой-то барьер, я уже не ощущаю острой боли от каких-то слов, я адаптировалась. Это тоже работа над собой. Я вообще люблю учиться.
Читайте также: «Без отрыва от офисных дел»: Гагарина показала, как готовится к туру