о Вилли Нельсоне и других звёздах кантри

25 апреля 2021, 10:25

«На вид прост и поначалу прилизан. Как пастор. Свой. От сохи и земли. Первая из значимых песен — Family Bible (не сам написал). Древняя, походящая на плач посреди прерий. Когда доподлинно известно: нет никакого дома, и нет стола в нём, и нет на том столе ни потрёпанного молитвенника, ни бедняцкой еды — всему этому только суждено появиться. Позже, не сейчас. Если повезёт шхуне прерий пристать в правильном месте, не растеряв выбеленные ветрами и грифами кости. В дальнем пути».

Кантри. Трава под ногами человеческими. Летом не видим, зимой не чувствуем. По осени шуршит палыми листьями, переговаривается, будто хочет сказать совсем простое, понятное.

По весне... пробивается к солнцу и небу.

Бередит душу, бродит внутри кленовым, берёзовым, ещё каким соком. Заставляет жить. Петь. Бренчать на гитаре рассохшейся всякую ерунду про спелые звёзды и южную ночь.

Pretty paper, pretty ribbons of blue

Wrap your presents to your darling from you

Pretty pencils to write «I love you»

Pretty paper, pretty ribbons of blue

Безумие какое-то. И всегда, как и во всяком безумии, наличествуют посреди толпы отцы-основатели.

Вилли Нельсон — один из них. Это его песня, кстати. Правда, славу приторно-сахарная Pretty Paper принесла Рою Орбисону. Дело обычное — вокалисты от бога забирают себе всё.

Нельсон родился страшно давно. Тогда ещё и календаря толком не знали — 29 апреля 1933-го. В Техасе, ясное дело. Где ж ещё композитору кантри появиться на свет?

Был он упрям зверски.

Настойчив и непоседлив.

Непостоянен, дерзок и нетерпелив.

Чего ещё изволите к острому блюду с приправами жгучими?

На вид прост и поначалу прилизан. Как пастор. Свой. От сохи и земли. Первая из значимых песен — Family Bible (не сам написал). Древняя, походящая на плач посреди прерий. Когда доподлинно известно: нет никакого дома, и нет стола в нём, и нет на том столе ни потрёпанного молитвенника, ни бедняцкой еды — всему этому только суждено появиться. Позже, не сейчас. Если повезёт шхуне прерий пристать в правильном месте, не растеряв выбеленные ветрами и грифами кости. В дальнем пути.

There's a family Bible on the table

Each page is torn and hard to read

But the family Bible on the table

Will ever be my key to memories

Или вот значимый хит Вилли Нельсона образца 1970-х — On the Road Again. Песня с постоянно повторяющимися, не вот прям с поэтических высот словами.

On the road again —

Just can't wait to get on the road again.

The life I love is making music with my friends

And I can't wait to get on the road again.

В пути, в дороге, стёрлись ноги...

Это же наши «Валенки», только наоборот.

И вот слушаете вы «Валенки», скажем, в исполнении Лидии Руслановой, и понимаете ли — это кантри, нет у него национальности, местоположения. А что есть?

Тоска.

Обыденность и луч солнца посреди мрака неизвестности, подчинённости вечной силам природы, бесконечного ожидания урожая — что ржи, что кукурузы. Или ещё чего. Подобного...

Это и не музыка даже.

Перебор старинных струн.

Блюз вырос из рабства.

Кантри — из отчаяния.

Потому есть в кантри и совсем странные, библейско-суперменские тексты. Предвозвестники Marvel и прочих страшных ужасностей.

An old cowboy went riding out one dark and windy day

Upon a ridge he rested as he went along his way

When all at once a mighty herd of red eyed cows he saw

A-plowing through the ragged sky and up the cloudy draw

Yippie yi Yaaaaay!!!

Yippie yi Ohhhhh!!!

Ghost Riders in the sky...

Крики погонщиков небесных заблудших душ, видения височного тумана забвения, понимание никчёмности усилий и страданий посреди грязи и неустроенности, на землях «проклятых краснокожих» (которые, к слову говоря, никого никуда и не звали).

Посмотрите, кто на сцене? (Live at Nassau Coliseum, 1990) — Вилли Нельсон, Джонни Кэш, Крис Кристоферсон. И что же они делают? Творят мессу.

Без лоска и надрыва, в тёртых джинсах, более всего похожие на заезжих балаганных энтертейнеров, они рассказывают залу истории, детские страшилки для взрослых, американскую летопись великого и бессмысленного Переселения.

Летопись в мрачных картинках.

Почти как у Эдгара По.

И так много всегда и во всём этом кантри нездешнем — слёз.

Blue Eyes Crying in the Rain — знаковая, как чёрная метка, вещь, написанная Фредом Роузом, композитором и творцом музыки Нэшвилла. Кто сейчас помнит об том?..

Впрочем, голубые глаза, плачущие в дождь...

In the twilight glow I see her

Blue eyes crying in the rain

When we kissed goodbye and parted

I knew we'd never meet again

Love is like a dying ember

Only memories remain

Through the ages I remember

Blue eyes crying in the rain

Someday when we meet up yonder

We'll stroll hand in hand again

In a land that knows no parting

Blue eyes crying in the rain...

Нет счастья и никогда не будет. Всё мимолётно, Господь держит нас не крепче сухого песка речного, зажатого в горсть. Один порыв ветра. Одно неосторожно высказанное желание...

Вилли Нельсон спел Blue Eyes Crying in the Rain на свой манер. И вроде бы песню прославил. Как «Валенки». Или «Калинку».

Калинка, калинка, калинка моя!

В саду ягода малинка, малинка моя!

Ах ты!

Жил я у барина, жил я у милого

Ничего не нажил я...

Ничего не нажил я

Калинка, калинка, калинка моя!

В саду ягода малинка, малинка моя!..

«Ничего не нажил я...»

И нет на тот свет прекрасный багажного вагона, чтобы чемоданы с барахлом-деньгами, скарб всякий, золотишко-камешки, брильянты. Акры, ранчо, лошадей...

Небо.

Звёзды.

Речка в ущелье.

Луг, залитый солнцем.

Бьющий по воде серебряный рыбий бок...

Элвис вознёс Blue Eyes Crying in the Rain к вершинам недосягаемым.

Всякий раз, когда хочу я потрясти неокрепшие души юных друзей своих, я предлагаю им послушать «сельские песни Пресли». В исполнении Элвиса.

Тишина. И внимание. И вопрос: «Но это же не кантри? Да? Кантри, оно же такое — трынь-брынь?..» Именно такое оно и есть. Брынь-трынь.

Трава под ногами человеческими. Нечто, чего и нет, да и не было никогда вовсе. Великой музыку сердца, музыку сбитых в кровь пальцев, сорванных до хрипа предсмертного голосов, музыку ни на что не годных гитар и только на дрова годных пианино делают люди. Выросшие над собой.

Потому слушают Русланову. А не хор деревни (любой на выбор), записанный случайным прохожим.

Потому слушают Нельсона.

Что в тех «Валенках»?

Что в том дедушке с измождённым лицом загнанного в угол индейского вождя? Да, да — это про Нельсона сейчас.

А то, что душа наружу рвётся. Что плевать, какие там аккорды и сколько раз промурлыкано-прокрикано одно и то же.

В этом одном и том же — вся жизнь наша.

Встал.

Поклонился солнцу, есть ли, нет ли его на небе.

Взял мыльце, умыл рыльце.

Принялся за сохой ходить.

Она у каждого своя. Соха.

А ходить за ней — каждому из нас на роду написано.