Новая глава романа-бестселлера Андрея Угланова «Пробуждение троянского мустанга»

В предыдущих главах романа Андрея УГЛАНОВА «Пробуждение троянского мустанга». Спецслужбы двух стран – КГБ СССР и ЦРУ США начинают в начале 70-х годов прошлого века тайную операцию по перестройке своих политических систем. Юрий Андропов выбирает своим орудием Михаила Горбачёва. В США – это молодой перспективный политик Трамп. В КГБ придумали, как сделать их родственниками через сироту Андрея Разина, чей дед и дед американца были родными братьями – немцами, один из которых погиб в 1943 году в Крыму, второй – эмигрировал в Америку. Но сирота и миллиардер об этом ничего не знают.
Чтобы родство Трампа и Горбачёва состоялось, сменщик Андропова в КГБ Виктор Чебриков принимает идею участника операции – Олега Калугина поженить Андрея и дочь Горбачёва Ирину. Калугин находит в архивах спецслужбы ГДР Штази документальное подтверждение того, что Андрей Разин – внук погибшего в Крыму гитлеровского офицера Трумпа, родственника американца Трампа. В предлагаемой главе действие авантюрного романа переносится в наши дни.
Напоминаем, что все события, имена и названия полностью вымышлены. Действие романа «Пробуждение троянского мустанга» происходит в других галактиках или в параллельной реальности. Майские праздники в Москве оказались холодными как никогда. Смертельный грипп хоть и продолжал бушевать, но только на экранах телевизоров. Даже якобы больной премьер выглядел на экране здоровым и откормленным бугаём. Его лысина по-прежнему блестела весело и деловито. Городские власти поняли наконец, что от сидящего взаперти народа ничего хорошего ждать не стоит, и позволили ему шляться по улицам в масках и резиновых перчатках. Но даже Москва не разрешала работникам шоу-бизнеса петь, плясать и собирать концерты не только в спортзалах, но и в ночных клубах. Оставалось пить, есть, спать, выть волком и пересматривать в десятый раз старый американский фильм «День сурка». После Пасхи прошёл месяц, май перевалил за середину. Продюсер и исполнитель простеньких песен для школьниц 90-х Андрей Александрович Разин, как и все, считал дни, ждал августа, когда поедет в Америку. Ловил любые сообщения о том, как коронавирус косит народ в США, и молил Бога, чтобы президент Трамп дожил до ноябрьских выборов. Он с ужасом узнал из новостей, что его наниматель на старости лет окончательно сошёл с ума и на всякий случай принимает от коронавируса лекарство, которым лечат малярию и волчанку. Американские врачи крутили пальцем у виска, утверждая, что это чистый яд и Трамп скоро умрёт – к гадалке не ходи. Андрей даже вызубрил название этого лекарства – гидроксихлорохин – и сходил в Старо-Петровский монастырь поставить свечку к иконе святого Пантелеймона за здоровье Трампа. Он не раз созванивался с женой Ириной, и она успокаивала его тем, что многие штаты уже вышли из карантина и подготовка к президентским выборам идёт полным ходом. Чтобы не оставлять всё на последний момент, Андрей обновил «фанеру». Сделать это было совсем просто – музыкальные файлы пересылались из студий со скоростью автоматной очереди. Помог старый друг, известный в прошлом «фанерщик» Юра Слюсарь. Сегодня он пристроился рулить крутейшей авиационной фирмой, но тряхнул стариной и бесплатно обновил музыку всех разинских хитов – от «Седой ночи» до «Белых роз». Но даже с этими хлопотами свободного времени оставалось достаточно. Иногда он выбирался из дома. Ходить по улице в маске было очень удобно. Его никто не узнавал, не просил сделать селфи и выпить бокал вина в кафе или ресторане, которых на Кузнецком Мосту и в Камергерском появилось великое множество. Заведения хоть и позакрывали по известной причине, но народу хватало, и он прятался за маской. Боялся, что обычная фотка-селфи рядом с чьей-то рожей могла стать причиной получения заразы. А стоит ему чихнуть и вызвать «скорую», об этом через минуту сообщат по «ящику» и в сетях. Это будет конец – не видать Америки с тремя лимонами баксов как своих ушей. Не пустят вообще никогда. Поэтому берёг себя, как святую невинность, и старался гулять не так часто. В тот день, 28 мая, его разбудил звонок в дверь. Андрей удивился – попасть на площадку его квартиры было совсем не просто. На пути вас встречала охрана, сложные проходы по подземному этажу. Войти в лифт можно, только прижав палец к сканирующему устройству. А если без отпечатка пальца, то нужно распоряжение начальника охраны. Такое указание мог дать только человек в погонах. Чьи погоны – тоже понятно. Лубянка была от этого места всего в пятистах метрах. Район режимный. – Иду, иду, – закричал он, сбросил одеяло и тяжело, кряхтя, встал. С трудом продел руки в халат, по размеру больше похожий на плащ-палатку. Он прошлёпал босыми ногами по полу, подошёл к входной двери и посмотрел в глазок. На площадке никого не было. Разин снял цепочку, разомкнул три замка и защёлку из легированной стали. Открыв дверь, увидел стоящую на полу большую корзину с пакетами серой бумаги и пропечатанными на них православными чёрными крестами. Пакеты окружали лакированный ящик вишнёвого дерева с серебристой защёлкой. – Спасибо, Борис Абрамыч! – проговорил вслух Андрей и очень по-доброму улыбнулся. Он занёс домой корзину, запер дверь на все замки и защёлку. Надел на ноги стоящие возле двери тапки и перенёс корзину в большую гостиную, увешанную по стенам картинами его любимых грузин – Джангвеладзе и Думбадзе. Но ещё больше на стенах висело икон. Он поставил корзину на обеденный стол и для начала принялся смотреть, что в пакетах. Оказалось – пирожки с картошкой и зелёным луком, жареная курица, баночки с солёными груздями и вареньем из крыжовника. Была в пакете, проложенном бумажными салфетками, и бутылка крымского портвейна «Красный южнобережный» 2009 года с бледно-розовой невзрачной этикеткой. Но главную часть подарка патриарх Борис спрятал в лакированной шкатулке. Когда Андрей её открыл, то увидел лежащую в ней икону, прикрытую сложенным вдвое листком бумаги. «Дорогой и любимый крёстный, раб Божий Андрей! Прими скромный подарок в день сороковин восшествия Иисуса во плоти на небо, после его чудотворного Воскрешения». В нижней части листа типографским шрифтом было напечатано «Патриарх Московский и всея Руси». И подпись фиолетовыми чернилами – «+Борис». Андрей поднёс листок к губам, поцеловал его, как месяц назад целовал изображение руки патриарха на экране компьютера. Икона была совсем новая. Ещё пахла масляной краской. Патриарх даже друзьям старался не дарить что-то музейное. Только простое и доступное. Ценность имел сам подарок. В нижней части иконы, как и положено, стояла Матерь Божья в окружении апостолов и ангелов. Иисус улетал вверх, сидя на божественном троне, окружённый сферой в голубом сиянии. В разные стороны от неё разлетались сверкающие золотистые лучи. «Не приведи Господи», – подумал Андрей, представив на миг, что сфера, в которой устремился на небеса Иисус, очень похожа на коронавирус. Патриарх сэкономил, а художник, сам того не подозревая, поместил образ Иисуса в оболочку вируса, похожего на рогатую подводную мину. Андрей оглядел стены, куда можно пристроить подарок Бориса Абрамовича. В гостиной ему было самое место. Окна выходили строго на запад. Вечерами, особенно летом, здесь всегда было светло и солнечно – как раз для весёлого Иисуса, празднующего восшествие на небеса. Стену для крючка всё равно придётся сверлить, так что нужен помощник. Андрей вложил икону обратно в футляр и открыл один из пакетов. Достал пирожок, затем второй. Под ними в пакете оказался пучок слегка увядшей травы. Лежала она и на дне корзины. Патриарх уже три недели находился в Крыму в Подворье патриарха при храме Казанской иконы Божьей Матери. Корзина была оттуда, из Крыма. Борис знал, что почти тридцать пять лет назад Андрей встретился там второй раз в жизни с Ириной Горбачёвой. Они оказались не первыми, кого крымские звёзды, запахи и ночное море соединили так, что разомкнуть магнетические клещи оказалось невозможно. Через два года они поженились. Андрей сложил бумажные пакеты вместе с бутылкой портвейна обратно в корзину и отнёс на кухню. «Придёт вечер, включу телик и открою бутылку», – решил он и через пару часов уже нарезал круги по любимому маршруту – Рождественка, Сандуновский переулок, Неглинка, Кузнецкий Мост, Камергерский, Петровка… В маске его никто не узнавал. Он приподнял её лишь тогда, когда купил в «Макдоналдсе» булку с котлетой. Патриарх Борис неспроста оказался в Крыму. По сути – сбежал из Москвы после скандала с попыткой избавить город от коронавируса. Столицу и Петербург облетел на самолёте схиархимандрит Илия, сам он проехал по центру Москвы с иконой Пресвятой Богородицы «Умиление». Ехал, как положено, – на «мерине» в сопровождении полиции с мигалками. Даже молитву специальную утвердил по этому случаю и читал во время проезда с иконой по Москве: «Господи Боже наш, не вниди в суд с рабы Твоими и огради нас от губительнаго поветрия, на ны движимаго. Пощади нас, смиренных и недостойных рабов Твоих, в покаянии с тёплою верою и сокрушением сердечным к Тебе милосердному и благоприменительному Богу нашему припадающих и на милость Твою уповающих. Твоё бо есть, еже миловати и спасати ны, Боже наш, и Тебе славу возсылаем, Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно и во веки веков. Аминь». Увы, злосчастный вирус оказался сущим сатанинским отродьем. Ни чудотворная икона, ни молитвы по всем храмам Российской Федерации его так и не изгнали. Патриарх счёл за благо уединиться от мирской суеты в ялтинском подворье, которое находилось под духовным окормлением второго небесного борца с эпидемией – схиархимандрита Илии. Позднее Борис назвал причину неудачи – икона оказалась китайской подделкой и не имела чудотворной силы. Но время было упущено. И вот – корзина с подарками из Крыма означала, что патриарх понемногу приходит в себя. Андрей всё глубже погружался в воспоминания. На Кузнецком, как в добрые времена двухмесячной давности, сидел на раскладном стуле пожилой дядька в очень сильно потёртом джинсовом костюме, стоптанных светлых кроссовках «Адидас», с седыми нечёсаными волосами. Он что-то бренчал на акустической гитаре и хриплым голосом урчал в микрофон. Чем ближе подходил к нему Андрей, тем больше в нём росло недоумение. Мужик пел знаменитую песенку группы Slade «Everyday when I’m away». Пел очень удачно, пытаясь подражать тонкоголосому Ходди Холдеру. Заметив единственного зрителя, уличный музыкант запел песенку сначала: Everyday when I’m away I’m thinking of you Everyone can carry on Except for we two. And you know that our love And you know that I And you know that our love won’t die. And it… Андрей стоял напротив него в полном одиночестве, но дослушал до конца. – Что, чувак, знакомая песенка? – волосатый поднял голову и улыбнулся. – Ты, часом, не Ходди Холдер? – ответил Андрей из-под маски. Он знал имя англичанина, автора и исполнителя песенки, поскольку слушал её тысячи раз, даже слова знал наизусть. Когда-то очень давно, после детдомовского жесткача, он впервые ощутил под эту музыку совсем другие чувства. – Нет, не Ходди. Я Витёк Бакшеев. А ты, часом, в Крыму не бывал году этак в восемьдесят пятом? – Витёк перебирал струны гитары и качал головой. Возможно, она тряслась от старости или пьянства. – Был в восемьдесят восьмом. Спортивный лагерь МАИ. – Помнишь такую группу – «Чистая случайность»? – Витёк продолжал сверлить его взглядом, перебирая по-прежнему струны. – Помню. – Значит, и меня должен помнить. Это моя группа, я пел. – Вспомнил. В начале танцев ты говорил «Чистая случайность», а под конец – «Чистая случайность – 200». – Так и есть, чувак. «Двести» означало стакан портвейна. Божественно! А ты что же – авиатор? – Нет. – Не сложилось, значит. – Он стал терять интерес к огромному бегемоту в маске и принялся листать нотную тетрадку на алюминиевом пюпитре, что стоял перед ним. Андрея подмывало сбросить маску и поболтать с Витей Бакшеевым. Тот не узнал его, хотя он пробыл с ним рядом почти месяц. Его популярность в середине 80-х нисколько не уступала «Машине» или «Полосе отчуждения». Он так же играл рок на студенческих сейшенах, халтурил летом в крымских и сочинских спортивных лагерях, которые держали «на югах» все крупные институты и университеты Советского Союза. Андрей догадывался, с каким презрением относятся к нему старые советские рокеры, сатаневшие от битлов, Ричи Блэкмора и Рода Эванса. Стоило ему снять маску, и Витёк, скорее всего, узнал бы в нём попсовика из «Ласкового мая». Как правило, дальше в таких случаях выражалось презрение в самых разных формах. Он не стал искушать судьбу, достал из забитого кредитками кошелька «красненькую» и протянул старику Бакшееву. – Благодарствуйте, – с удовольствием проговорил Витёк, пряча деньги в карман джинсов. – Сбегал бы за бутылкой, но «кир» сегодня под запретом, сам понимаешь! Он назвал алкоголь так, как называли его советские рокеры сорок лет назад, – «кир». Ностальгия по прошлому начинала прошибать Андрея до слёз. Собрался было достать ещё одну «пятёрку», но вовремя понял, что будет перебор. Он кивнул Витьку Бакшееву на прощание, повернулся и зашагал вниз по Кузнецкому, к повороту на Неглинку. За его спиной, как будто в припадке астматического кашля, зазвучала губная гармошка с запевом к «Белым розам». Бакшеев его узнал. Хороший музыкант всегда узнает человека по голосу, если слышал его хотя бы раз. А голос Разина звучал из всех ларьков каких-то тридцать лет назад. Андрей не стал останавливаться, лишь поднял правую руку и, не поворачиваясь, помахал Бакшееву. Старикан смотрел ему вслед и пытался вспомнить, где слышал и видел этого чувака перед тем, как он стал Андрюшей Разиным. Андрей шёл домой вдоль ограды Центрального банка. Напротив, на другой стороне Неглинки, нежданно-негаданно увидел открытую хинкальную. Он любил там бывать и совсем было решил перейти улицу и посетить «заведение». Но вовремя вспомнил о пирожках и жареной курице от патриарха. И о бутылке крымского портвейна, появление которой совпало с призраком из «Чистой случайности – 200». По крайней мере, сегодня не придётся думать, чем заняться вечером. Эта мысль подстегнула его, он быстро миновал Звонарский и Нижний Кисельный переулки, нырнул в преисподнюю торговой галереи и через систему подземных ходов и кодированных лифтов добрался к себе, на пятый этаж дома, стоящего между Центробанком, Сандуновскими банями и рестораном «Белое солнце пустыни». Он вновь притащил в гостиную корзину с пирогами, жареной курицей и бутылкой крымского портвейна. На кухне незнамо откуда оказался даже гранёный стакан. Распахнул настежь огромные – от пола до потолка – створки окон, уселся в кресло и вытащил штопором пробку из тёмно-зелёной бутылки с портвейном. За окном в сторону Кремля убегали крыши гостиницы «Будапешт», ЦУМа, Большого театра. Неподвижно висел флаг над куполом Центробанка. Андрей налил портвейн в стакан. По комнате разлился его приторно-сладкий неповторимый запах. Он старался вообще не пить, а креплёный портвейн и подавно. Но сегодня был тот случай, когда устоять перед своим прошлым было невозможно. Прошлым… Далёким и прекрасным. Продолжение следует... Уважаемые читатели романа «Пробуждение троянского мустанга»!Вы можете посмотреть первые десять серий первого сезона сериала, снятого автором романа Андреем Углановым.Для этого нужно:1. Включить компьютер.2. Вбить в поисковом окне YouTube: «Сезон 01. Пробуждение троянского мустанга».Исполнитель главной роли, музыкальный и литературный редактор – главред еженедельника «Аргументы недели».Счастливого просмотра!