«Звучит как будто мы бухие рокеры». Новые звезды русского панка о пьянстве, насилии и погромах

Московская панк-группа «Влажность» зародилась несколько лет назад: Олег Сухих и Арсений Старков хотели играть рок и искали кого-то, кто будет похож на «фронтмена панк-коллектива», пригласив на эту роль Никиту Соколова, который впоследствии взял на себя роль вокалиста и автора текстов. Он же предложил разбавить мужской состав школьницей-барабанщицей — так к «Влажности» присоединилась Соня Ордаш, которой на тот момент было 16. Формула с составляющими в виде грязного саунда, экспрессивного лидера, бунтарского позиционирования и текстов про секс на газоне, ошибки молодости и, конечно же, любовь сработала довольно быстро — нескромное название группы начало появляться на афишах всех российских фестивалей, так или иначе связанных с современным роком и не только. За несколько лет музыканты отыграли на Moscow Music Week, Faces&Laces, Motherland, «Боли» и, кажется, слегка устали от отвязно-хулиганского амплуа и определения «секс-панк». В марте у «Влажности» вышла вторая часть прошлогоднего EP «Ультранасилие», внутри которой оказалось куда больше тоски, ярости и самоанализа, чем в первых альбомах коллектива. «Лента.ру» поговорила с участниками группы о переменах в их музыке, а также о психотерапии, пьяных перформансах и нежелании стареть.

«Лента.ру»: У вас недавно вышел релиз «Ультранасилие-2», который, кажется, получился куда более злым и агрессивным, чем первые работы. С чем связан такой переход?

Никита: Жизнь такая. Нужно быть злее. Все вообще быстро течет, поэтому, чтобы урвать свой кусок, нужно быть злым и целеустремленным. Соответственно, музыка становится более резкой и цепкой.

При этом у вас там впервые всплывает тема психологических проблем, у Никиты с Соней выходит отдельное интервью на эту тему. Почему вы захотели затронуть этот вопрос? И спорите ли вы из-за того, что у вас разный взгляд на это?

Никита: Во-первых, эта тема была еще в первом EP «Ультранасилие», и мы просто продолжили ее. Мы с Соней в жизни особо не спорим по этому поводу. Просто она реально ходит к психотерапевту, ей это помогает. Я в это все не верю, я справляюсь сам с помощью самоанализа и знаний в области психологии.

А о каких проблемах речь, если вы готовы об этом говорить?

Никита: Ну, у Сони есть диагноз, у меня нет, я же не хожу к врачам.

Соня: Мне диагноз поставил именно психиатр, он подтвержденный. У меня биполярное расстройство.

Никита: Подозреваю, что у меня тоже.

Но ты в одном из интервью говоришь, что страдать — очень легко. Может, нежелание решать какие-то проблемы со специалистом связано с желанием продолжать страдать?

Никита: Да нет. Я же решаю проблемы путем творческого подхода. Пока ты работаешь, ты страдаешь меньше. Ты просто отвлекаешься и думаешь: «Ой, блин, круто, сейчас напишу об этом текст». И все. Мне интересно вообще жить, с собой наедине очень интересно. Я могу почитать, поиграть, порисовать, побухать, посмотреть что-нибудь. То есть у меня много занятий, которые меня отвлекают от этих страданий. Но если я хочу пострадать, то и на это время тоже находится.

А «побухать» помогает в творчестве?

Никита: Когда в 2017-м году мы начинали репетировать, мы действительно каждый день напивались. И наркотики, конечно, были, куча девчонок и так далее. А сейчас лично я не употребляю вообще никакие наркотики уже полгода и не собираюсь. Как-то это сошло на нет. Но когда ты пьяный, есть драйв и запал.

Соня: Первые год-полтора у нас ни одной репетиции не было без пива.

Никита: А еще у нас было около 50-ти концертов, и лично я не сыграл ни одного концерта трезвым. Я до сих пор боюсь выйти трезвым на сцену. Так что вот ты спрашиваешь, помогает ли алкоголь, — мне он помогает выходить на сцену.

Случались из-за этого какие-то провалы?

Никита: Ооо, были, конечно. Я часто пивом заливал оборудование на кругленькие суммы, тысяч на 7-15. Обрубали выступление звукари. Чего еще... Девушке Олега плюнул водкой в глаз и подрался с фанатом. Да всякое бывало.

Соня: Я на самом деле рада, что мы все живы и перестали напиваться, потому что тогда это было весело, но все равно мешало процессу выступлений. И аппаратура ломалась, и Никита кучу раз на меня сваливал всю барабанную установку посреди песни. Я очень злилась и ненавидела маленькие сцены, на которых он не может разойтись.

Никита: На самом деле это звучит как будто мы бухие рокеры, непрофессионалы. Но самый парадокс в том, что людям это нравится. И мы такие: ну раз вам нравится, то мы так и будем делать.

Соня: Это шоу.

Никита: Да. Но сейчас мы более осознанно подходим к этому шоу. У нас была закрытая презентация второго «Ультранасилия», и мы придумали небольшое театрализованное представление. Там был заранее записанный монолог психотерапевта, который говорил со мной достаточно жестко, а я ему отвечал песнями. Все было в красном цвете, в дыму. И людям очень понравилось, это было необычно.

Соня: Покрасим волосы в фиолетовый цвет, а Олег будет играть в трусах.

Никита: Да-да-да. Так бы мы раньше сделали. Мы, например, играли на фестивале Faces&Laces на главной сцене в парке Горького, там было очень много народу. И вот Олег и Леня из группы «Источник», который тогда у нас заменял басиста, играли в трусах.

В интернете можно наткнуться на статьи о том, что ты выступал на фестивале «Боль» вообще без одежды.

Никита: Вот видишь, как искажается информация. Я должен был там обнажиться, но этого не было. У меня был план сделать перформанс. Я договорился с девочкой, которая в полицейской форме вышла бы, я бы поставил ее на колени и... ну, ты поняла.

Соня: Тебя закэнселлят сейчас.

Никита: Но речь же про полицию.

Соня: А почему тогда не мужчина-полицейский?

Никита: Потому что я натурал, извините.

Ну, в общем, я попросил никому про это перформанс не говорить, но сам же первый нажрался и рассказал. Это дошло до Казарьяна (Степан Казарьян — основатель фестиваля «Боль» и проекта Moscow Music Week — прим. «Ленты.ру»), и он заставил меня подписать допник, что я не покажу свои гениталии и не буду изображать половой акт на сцене.

Почему вы решили запустить собственный лейбл «ЗЛО»?

Олег: У нас появилась такая возможность — выпускать других артистов, которые нам нравятся. И мы подумали, почему бы это не делать под каким-то лейблом. Он появился тем летом.

Никита: А в августе мы сделаем фест: возьмем все свои группы и выступим в Punk Fiction.

А как вы познакомились с Женей Горбуновым? Насколько я знаю, он занимался сведением вашего альбома «Воспитание».

Соня: Нажрались с Никитой, вот Женя Горбунов (Евгений Горбунов — участник групп «Интурист», «ГШ» и Interchain — прим. «Ленты.ру») и предложил.

Никита: Мы выступали на Moscow Music Week, и в гримерке пьяный Женя сказал: «Вы крутые, я хочу поработать с вашим альбомом». И мы такие: «Ну давай!» На тот момент это было круто, но сейчас мы смотрим на первые два альбома и думаем: «Это мы сделали? Это говно? Это еще кто-то слушал?»

Соня: Мне кажется, этот образ уходит все равно, потому что у меня есть знакомые, которые знают «Влажность» только по новым альбомам.

Олег: И хорошо (смеется).

Как вы все изначально познакомились друг с другом?

Олег: У меня в институте был друг Арсений, и мы играли в другой группе с вокалисткой «Комсомольска». Но мы всегда мечтали о новой группе, где мы будем делать, что хотим, и играть рок. И у нас была задача найти человека, который будет петь и который похож на фронтмена. В какой-то момент мы с Никитой начали делать свои тусовки VDL, и я понял, что этот человек как раз похож на фронтмена панк-группы. А с Соней мы тоже познакомились на каком-то концерте и решили ее позвать.

Никита: Я сказал, что нужна барабанщица-школьница. Я не люблю бойз-бенды просто.

Соня: На самом деле, когда меня чуваки позвали, я была далека от этой тусовки и знала мало русских групп. И мне написал как раз Арсений, который с нами уже не играет: «Нам нужна барабанщица. Будем делать группу как "Пасош", "Буерак" и "Пошлая Молли"». И я такая: «О круто, я знаю эти группы». Пришла на первую репетицию, это было ужасно просто.

Никита: Я пел впервые в жизни, это было отвратительно. Не попал ни в одну ноту. И Соня, наверное, подумала, что надо валить.

Соня: Я была скорее рада. Лет до 17 я была очень замкнутой, поэтому это была возможность расширить свой круг общения и получить каких-то новых друзей. Я не пожалела, что согласилась.

Почему именно такие референсы были — «Пасош», «Пошлая Молли»? И почему вы вообще решили играть панк?

Олег: Мы тогда слушали всю интересную музыку, которая выходила: и что-то попсовое типа «Пошлой Молли», и много чего нишевого типа Slaves.

Никита: Я, кстати, до этого вообще никакой рок не слушал. Меня позвали в группу, я послушал Slaves, The Stooges и подумал, что это прикольно. С русскими группами я уже потом начал знакомиться на фестивалях.

Олег: Наверное, в тот момент мы хотели сделать что-то среднее. Чтобы это было и с энергетикой, как у «Пошлой Молли», но, с другой стороны, что-то умное и гитарное. Но что-то пошло не так (смеется).

Никита: Да нет, ты все правильно говоришь. Мы хотели делать, как Slaves. Мы даже первый альбом назвали «Тебе приятно?» — это практически перевод названия их альбома Are You Satisfied?

Соня: Мы какое-то время на концертах начинали играть песню «Телевизор» с риффа Slaves из песни Hunter. А потом мы его разгоняли и переходили уже в наш рифф.

Что вы думаете по поводу ситуации вокруг лейбла «Домашняя работа»?

В марте модель и певица Анна Зосимова обвинила лидера группы «Пасош» Петара Мартича в физическом и психологическом насилии. Вскоре коллектив приостановил свою работу, а лейбл «Домашняя работа», сооснователем которого являлся Мартич, закрылся.

Никита: Мнение Никиты Соколова — ***** жаба гадюку.

Но правильно или нет, что музыкант лишился карьеры из-за каких-то личных историй? И сопоставимы ли последствия с его действиями?

Олег: Мне кажется, это характеристика нашего времени — во многих вещах общество поляризовано. И в истории [c лейблом] это тоже проявляется. Сложно говорить, правильно это или нет.

Соня: Я считаю, что очень хорошо, что последние пару лет начинают освещать проблемы домашнего насилия и абьюза, потому что раньше почти все женщины боялись об этом говорить и считали, что они сами виноваты, хотя это не так. Очень здорово, что современное общество идет к тому, что женщины не боятся просить помощи и заявлять о своих проблемах.

Никита: По поводу последствий — тут все очень индивидуально, мы не можем вывести какую-то формулу, которая будет работать со всеми. Возвращаясь к истории, про которую ты говорила, — мне кажется, что это слишком жестко. Человек просто остался без группы, собственного лейбла, концертов и заработка. Хотя по факту я знаю кучу своих знакомых, у которых такие же созависимые абьюзивные отношения, но они не публичные люди. Об этом нужно говорить, но мне кажется, что это была женская месть.

Соня: Я так не думаю. Просто появился институт репутации, которого раньше не было.

Никита: Он плохо работает.

Соня: Потому что он только начинает формироваться. В любом случае если ты медийная личность, ты должен быть готов к тому, что такое может произойти.

Никита: Я бы скорее отделял творчество от человека.

Соня: Да, отношение к человеку нужно отделять от отношения к его музыке. А так вообще это личное дело каждого, поддерживать или не поддерживать его [Петара Мартича].

Расскажите о своей второй группе «Кислота», в рамках которой вы недавно выпустили альбом «ЭЙ!» Почему вы решили сделать отдельный проект?

Олег: Когда мы сидели на карантине, я придумывал многое, что не подходило для «Влажности». В итоге набралось достаточно треков для альбома, и мы решили издать его на лейбле. Мы хотели начать новый проект с нуля.

Никита: И все, получили аванс.

Соня: ******** [потеряли] аванс.

Никита: И ******** аванс (смеется). И записали мультижанровый альбом. Но мы серьезно хотим продолжать над этим [проектом] работать.

Меня еще очень возбуждает мысль, что вот у тебя два проекта, какой-нибудь фестиваль и ты выступаешь в разных образах и с разными группами. У меня сначала была вообще идея сделать с «Кислотой» все анонимно — типа 3D-модели вместо нас, как у Gorillaz. А потом мы поняли, что это дорого и сложно.

Трек «Голос» из альбома «Кислоты» можно назвать довольно политическим. Почему вы решили от подростково-хулиганских текстов о личных переживаниях перейти к более серьезным темам?

Никита: Трек записан еще год назад. Самое забавное, что моя часть текста была записана до событий в Белоруссии — то есть это был скорее бунт против системы, которая существует в России. А потом начались события в Белоруссии, и мы подумали, почему бы не позвать белорусского музыканта на фит, чтобы он высказал свое мнение. И мы позвали Бакея.

Да мы всегда об этом [политике] говорили. У «Влажности», например, есть трек «Сердце» — он полностью политический. Но я не хочу писать только об этом. Если у меня есть для этого настроение и внутреннее желание, я в моменте напишу крутой текст, который понравится ребятам, то да, мы сделаем такую песню. Но это не значит, что мы теперь какой-то политический рупор.

Какой вы видите свою старость?

Никита: Я себя не вижу в старости точно. Не могу даже представить себя. Но это не значит, что я хочу умереть. Думаю, нас всех объединяет то, что мы живем сегодняшним днем. У нас нет времени сесть и подумать: вот какой я буду через 30 лет.

Соня: Я вообще не уверена, что хочу доживать до старости, потому что очень теряется качество жизни: ты зависишь от своих детей, внуков или ты вообще один. Ты не можешь сам о себе заботиться, и это отстой.

Олег: Не хочется сильно менять образ жизни к старости и быть типичным российским стариком. Было бы, наверное, прикольно, если бы мы...

Соня: Типа как AC/DC были?

Никита: В идеале хотелось бы встретить старость на море, в домике в Испании, но вряд ли это случится.