о крёстном отце соула Джеймсе Брауне

04 мая 2021, 23:28

«Но жив рок-н-ролл. Вот незадача. Сколько бы ни вкатывали его в асфальт, он пробивается, крошит бетон серой и пошлой пустоты. Гляньте: что вся реклама мира, вся органика общества потребления против одной единственной I Feel Good Джеймса Брауна».

Хочется возопить и рухнуть в обнимку со стойкой микрофонной на колени. Проорать боль, что внутри. Выбросить наружу. И плевать, кого там волной накроет.

Это так естественно.

Для сильных мужчин.

Раньше — вывалившись из пещеры, забыв о смертельных опасностях, в голос — на звёзды и луну, на весь дьявольски сложный, так плохо приспособленный для жизни мир.

Сейчас...

А сейчас и негде — сломало толерантностью, скрутило терпимостью, пригвоздило общественной моралью, размазало мнением скорбного и жадного до тайных утех большинства — вслух никогда и ни в чём не признаются.

Но жив рок-н-ролл.

Вот незадача.

Сколько бы ни вкатывали его в асфальт, он пробивается, крошит бетон серой и пошлой пустоты. Гляньте: что вся реклама мира, вся органика общества потребления против одной единственной I Feel Good Джеймса Брауна.

Wow! I feel good, I knew that I wouldn't of

I feel good, I knew that I wouldn't of

So good, so good, I got you

Wow! I feel nice, like sugar and spice

I feel nice, like sugar and spice

So nice, so nice, I got you!

Рок-н-ролл — как и булыжник —

Последнее оружие отчаявшихся.

Человек рождён, стал самим собой, исповедуя древнейшую из формул: бей или беги. Опасность. Схватка. Победа или смерть.

Ты ужинаешь.

Тобой ужинают.

Но мегатонны штукатурки. Облагораживания физиологических процессов, причёсывания торчащих волосков. Скоро и торчать ничего не будет.

Нас усиленно ровняют, вгоняют в стандарт бездумного и тупого пожирания инфомусора. Всё усредняется, уплощается, становится дикой, чудовищной серединой — когда серединнее и среднее уже нельзя.

Сладкая музыка, липкие книги, всё из сахарной ваты. Сможете построить из неё же дом?

Рок-н-ролл — необлагороженный, первой выгонки — зелье крепчайшее, изгоняющее из сердца и мышц хворь, бессилие, апатию.

Рок-н-ролл.

Пульсирующий там-там первых прямоходящих. Пляски перед охотой (все ли вернутся с неё?), заклинания дождя (все ли доживут до Великой воды?), проводы мёртвых, что живее живых и, как и вчера, — здесь, вместе со всеми членами племени, только вне тела.

Только вне тела.

Ярость рок-н-ролла не знает границ.

Bop bopa-a-lu a whop bam bam

Tutti frutti, oh Rudy

Tutti frutti, oh

Tutti frutti, oh Rudy

A whop bop-a-lu a whop bam bam!!!

Почти заклинание.

Придуманное Литлом Ричардом. Визжащим и рычащим за роялем. До исступления. Long Tall Sally. Ooh! My Soul. Тоже из-под его пера обрядовые песнопения.

Жил себе был Ричард Уэйн Пенниман. Рождённый в 1932-м. И услышал его Джеймс Джозеф Браун — младший, рождённый в 1933-м, и возрадовался, и назвал кумиром своим, и возвёл древний звук в абсолют, в мессу без правил. Без ретуши. И без грима.

Рассказывать о Брауне бессмысленно, люди ведь слышат лишь то, что хотят.

Да, он воспитывался в борделе своей тётки, в нищете и убожестве, воровал, оказался в 16 в тюрьме, там и начал петь, там и был замечен продюсером Famous Flames. И как было не заметить — он один такой играл на стиральной доске и пел, рычал, как стая волков за флажками.

Слава богам рока, не пошёл по серьёзному в бокс и бейсбол, да и травма ноги помешала — стал вокалистом, а потом и лидером Famous Flames.

Записал (а написал — вместе с Джонни Терри) Please, Please, Please и тем самым обеспечил себе место во всемирном своде 500 хитов рока (у него там такого добра предостаточно), да и прозвище получил по названию песни.

Купался в славе, разрывая залы, имитируя каждый раз почти всамделишный сердечный приступ, был неизменно укрываем помощниками сцены пончо или чёрт его знает чем ещё — кто не видел Брауна на коленях в одеяле немыслимых оттенков. Эпатировал. Обливался слезами и потом, выжимая их, кажется, из самого естества звука. Из динамиков, досуха.

После падал за сценой. Уже по-настоящему, от истощения физических и духовных сил, получал инъекции глюкозы, приходил в себя и всё время повторял: «Дай им больше того, за что они заплатили! Дай им больше того, чего они ожидали! Дай им всем больше!!!»

В 1966-м, на пике могущества и ярости, пожиравшей его изнутри, сделал вместе с Бетти Джинни Ньюсом (не думаю, что такое можно «написать» — это высшее ремесло) It’s a Man’s Man’s Man’s World.

This is a man's world

But it wouldn't be nothing, nothing

without a woman or a girl

He's lost in the wilderness...

He's lost in bitterness...

Это ли не проповедь по нам, заблудшим в потерянных городах, где вместо хлеба едят деньги, вместо счастья пьют горечь нездешних рек.

Он так невыносимо груб и задирист, этот отец Браун. Так кичлив, временами высокомерен и жесток со своим окружением, так безумен в жажде славы и так неприкрыто сексуален.

Словно вожак волчьей стаи.

Papa's Got a Brand New Bag и Sex Machine — лучшее тому свидетельство.

В его жилах закипает нерафинированный, мутный и неочищенный, до земли прожигающий ритм. С тех времён, когда первые из нас от отчаяния, радости, безумия подняли первые палки и ударили в первые барабаны, вырастая из животного в человеческое. Но гены древнего мира неистребимы — они вопиют в каждой из «непристойных вещиц» Брауна.

Пресли и Орбисон разукрасили Залы славы рока затейливыми, бесконечно замысловатыми узорами, мозаиками. Они облагородили, отождествили с искусством само действо сцены, увели в тень мрак и морок плясок и костровищ.

Но рок-н-ролл остался прежним.

И Джеймс Браун — тоже.

Что интересно, его кумир, его обожаемый Литл Ричард, ещё в конце 1957-го, на гастролях в Австралии, терзаемый сомнениями и знамениями, бросает свой перстень с алмазом в Сиднейскую гавань — Богу богово — и обращается в лоно церкви, становясь проповедником. Истинным проповедником, а не так, чтобы «по случаю». Он вернётся в рок, вернётся. Снова уйдёт в церковь. И снова взойдёт на сцену.

Всё это было давно.

Литл Ричард умер 9 мая 2020-го.

А его безумные песни, как и слово его, странным образом живы. Кич и гламур — это да. А ещё — настоящесть и изящество хищника в любой из дней — добудь добычу или умри.

Браун всё это видел.

Он всю жизнь боролся с собой.

Хотел стать как...

Не важно.

James Brown Live Paris 1968. Чёрно-белое прошлое. Поживее меж тем многого прочего. Найдите и посмотрите.

Первые шесть с лихом минут группа (хочется сказать, оркестр) Брауна прогревает публику. Духовые. Соло. Ритм. Словно в паровозе, словно каждые полминуты — гудки, гудки, словно уголь кидают в топку и жар раскаляет стальное и крепкое нутро.

А потом выходит человек в костюме.

Мистер Джеймс Браун.

И поёт I Wanna Be Around.

I wanna be around to pick up the pieces

When somebody breaks your heart...

Сидит себе на высоком стуле с личной монограммой, нежно ухватив, пригнув покорный микрофон, с почти коком на голове, почти в камзоле — не то киногерой из грёз нежных тинейджеров, не то — загорелый до невозможности Тони Беннетт.

И нам кажется, что никакого другого Джеймса Брауна не существует. Что вот он — тёмный принц, загадочный, медоточиво-обольстительный, словно южная ночь.

Но вам попадается Zaire 74 — трёхдневный рок-фестиваль в Киншасе (столица нынешнего Конго). И среди избранных исполнителей (были там и Би Би Кинг, и Билл Уизерс) на сцену выходит, нет, вылетает, как из бомболюка, 40-летний Браун. Делает шпагат, ещё один, хватает микрофонную стойку и обращается в сущего чёрного дьявола, заклиная неведомые нам силы и стражей небесных.

Рок-н-ролл мрачен.

Первобытен.

Дремуч.

Это только кажется — добрый ритм под добрую закуску.

Он закусит при случае вами, так что не зазёвывайтесь в уюте гнёздышек и надёжных крепостей.

С каким мрачным недоумением и нерасположенностью взирает он на творящееся в «мире искусства»! Он знает лишь одно искусство — добывать еду и продлевать жизнь.

Всё тлен. И слякоть. И серая морось под ногами. Всё пройдёт — кумиры и идолы, чемпионы и передовики. Поп-культуры.

Он останется.

Всё так же будут греметь его барабаны. Петь — его шаманы. Заклинать — его прорицатели.

Джеймса Брауна слушать нельзя. Это вам не музыка. Не то, что ставят под настроение. Потому что это — само настроение.

Никому в жизни и никогда не порекомендую его рождественский альбом — что это вообще такое...

Но вот ушёл старина Джеймс именно что в рождественскую ночь, 25 декабря 2006-го. Знамение...

А родился сейчас, весной, 3 мая. Он всегда рождается весной. Когда солнце призывает жизнь в неподвижное и неживое. Пусть так — у нас, а на его родине, в Южной Каролине, будет, пожалуй, пожарче. Но он всегда рождается весной.

Вам хочется корней?

Хочется увидеть, как оно было до начала времён?

Или вам хочется благородных историй древнего мира?

Но выбирать невозможно.

Live At The Apollo (24 октября 1962-го) — Брауна?

Elvis: As Recorded at Madison Square Garden (10 июня 1972-го) — Пресли?

Выбирать невозможно.

Нет опции.

Не задумано Югом.

Не придумано...

Сами знаете кем.

Сами.