Образ героя в XXI веке. Почему его нет?

Воспитание новых поколений на образах героев является не «советским пережитком», а абсолютной нормой любой культуры, включая буржуазную. Однако, сегодня порой создается ощущение, что героизм и адресации к нему стали чуть ли не маргинальными. Герой для современного мейнстрима — это не образец для подражания, а «лох», который, вместо того чтобы заниматься собой и своими интересами, начинает жертвовать ради других и каких-то там идеалов. Ясное дело, что никаких идеалов не существует, а есть только те, кто их «придумали» для манипуляции людьми. Поэтому герой, согласно этой логике, это тот, кого бесконечно разводят манипуляторы, понапридумавшие всякие идеологии, религии и прочий вздор, или же он просто человек «не от мира сего», то есть, по сути, маргинал.

Образ героя в XXI веке. Почему его нет?
© ИА Regnum

Но пока существует то, что может называться словами человечество, общество и культура, будут существовать и герои, ибо герой — это тот, кто, согласно представлениям любой культуры, как бы эти представления ни рознились, удерживает при помощи своей жертвы мир. И тут что христианство, что античность, что древние Индия и Китай — все понимают, что это так и что в основе любой культуры и существования мира лежит жертва.

Деградирующие общества и культуры, конечно, могут сделать из героев маргиналов, но в этом случае они сначала недолго просуществуют на остаточной энергии героизма, а потом рухнут. Причем, как именно будет выглядеть это обрушение, сегодня можно представить вполне конкретно.

После перестроечного сброса в 1991 году наше общество покатилось вниз и катится вниз до сих пор, причем пока что даже в микроскоп не видно, чтобы кто-то собирался это падение останавливать. Наоборот, часто говорится, что мы якобы «встаем с колен». Однако, большинство российского общества пока еще не настолько деградировало, чтобы не быть в состоянии оценить подвиг. И поэтому День Победы является главным национальным праздником.

Однако, в России и во власти, и в информационном пространстве сложилась крайне специфическая ситуация, когда большинство населения исповедует одни ценности — советские, а основная часть властной элиты и подконтрольных ей СМИ — противоположные. Ведь, думаю, мало у кого вызывает сомнение, что «Эхо Москвы», телеканал «Дождь» и многие другие СМИ, которые денно и нощно льют ушаты помоев на русскую идентичность и культуру, существуют не сами по себе, а опекаются частью властной элиты. Но и в так называемых патриотических СМИ время от времени какой-нибудь Дмитрий Киселев рассказывает о необходимости установки памятника нацистскому преступнику Петру Краснову. О такой антисоветской и, шире, антирусской направленности широких властных кругов свидетельствуют и время от времени повторяющиеся попытки провести десоветизацию с покаянием за «сталинизм». Не случайно советник Ельцина философ Анатолий Ракитов в своей статье «Цивилизация, культура, технология и рынок» от 1992 года и других работах прямо говорил о том, что во имя «модернизации» необходимо сменить «русское культурное ядро».

В первом приближении, данные антинародные ценности следует называть западническими. Стремление к данным ценностям умиряется лишь тем, что сам Запад не спешит принимать в свои объятья русских «варваров», которые во всем пытаются подражать Западу и ему всячески угождать. Но так как Запад никогда не примет Россию, а лишь хочет ее ограбить и оккупировать, то наши западники вынуждены время от времени показывать несговорчивому Западу фигу и грозить ему ядерной дубиной и всем прочим. Но всё это только для того, чтобы, если так можно выразиться, принудить Запад к любви, а не для того, чтобы с ним расплеваться.

Подобного рода принуждением занимается Путин и примыкающие к нему элитные группы. Основная установка этой части элиты заключается в формуле — державность плюс западничество. Так как в этой формуле есть державность, то эта группа время от времени вынуждена что-то говорить народу на его языке и даже несколько смещаться в советскую сторону на уровне риторики, так как примерно с 2011 года идет мощный процесс ресоветизации населения. Собственно, данная группа и удерживает сегодняшнее российское государство.

Однако, державность и даже риторическое заигрывание с советским наследством дико раздражает другую элитную группу, которая готова вводить Россию в Запад хоть по частям, хоть при помощи механизма откровенной оккупации. Эта группа, которую почему-то принято называть либеральной, доводит свое западничество до предельного иррационального накала, и потому ее установки следует называть не столько западническими, сколько оккупационными.

Именно либеральная группа, так как ей на государственность наплевать, ведет настоящую войну против русской культуры и героизма. Отсюда омерзительные слова о «победобесии» в адрес великого праздника 9 Мая, а также демонстрация неприкрытого презрения к народу и его ценностям.

В связи с борьбой с героическим началом особенно интересна следующая формула либеральной пропаганды, согласно которой путинский «режим» держится на ветеранах и памяти о Победе и поэтому, стало быть, нужно дискредитировать Победу и вообще любые «скрепы».

Вкупе с пропагандой радикального западничества, рынка без берегов, псевдодемократии для избранных, война либеральной общественности со скрепами как ничто иное обнажает ее оккупационную суть. Если представить, что либералы совсем ничего не понимают и воюют со скрепами на голубом глазу, то из этого неминуемо следуют довольно интересные следствия.

Представим, что все скрепы пали и власти больше нет. Реально на деле отменены такие понятия как долг, честь, воинская присяга и тем более представления о героизме. Начинается свободная конкуренция без берегов, и предположим, что в этом фантастическом кошмарном сне в тот же день, после того как все это будет отменено, Россия почему-то не окажется под натовским сапогом. Что же тогда будет, и кто от этого выиграет? Либерал?

В такой ситуации реальную конкуренцию начнут вести те, кто имеет силовые ресурсы и возможности, ибо конкуренция в таких условиях осуществляется только по одному праву — праву сильного. Бандиты, отвязавшиеся бригады спецназа и прочие субъекты новой конкурентной борьбы, освободившиеся согласно либеральным заветам от всяческих скреп, начнут конкурировать, а к возрадовавшимся либералам просто придет дядя, мастерски владеющий калашниковым, и сообщит, что они конкуренцию проиграли. Вот и все. Так называемые либералы не настолько тупы, чтобы этого не понимать. Стало быть, они хотят другого, чего-то более реалистичного, то есть натовского сапога, при котором намереваются стать полицаями. Третьего тут не дано.

У такого, казалось бы, фантастического кошмарного сна есть реальные мировые прецеденты — «арабские весны». В Ливии и в других местах сначала на улицу выходили «глобики» с ноутбуками (читай местная либеральная общественность), а на следующем такте за ними выходили вооруженные радикальные исламисты, которые и брали власть. То же самое было и на Украине, когда либеральную общественность на Майдане стали быстро замещать вооруженные бандеровцы.

Этот процесс покойный Бжезинский называл «глобальным пробуждением». В первом приближении, имелось в виду, что этот процесс нарастания хаоса не должен задевать метрополию — США. Но, как мы видим сегодня, сохранение такой исключительности на практике не возможно и хаос обязательно начинает захлестывать и метрополию. Соответствующие элитные группы в США тоже борются со скрепами, и недавние беспорядки в духе движения Black Lives Matter — только начало. Поэтому всё, что мы лицезреем в нашей внутренней политике, есть отражение мировой ситуации, суть которой состоит в разложении проекта модерн.

Буржуазный модерн, если говорить грубо, состоит из двух главных элементов: собственно, капитализма, то есть власти капитала, и ценностей самого модерна, в которые входит проект «Просвещение». Модерн провозгласил новую картину мира, культ разума, ценности национального государства, буржуазной семьи, права и много другого. Вся эта ценностная основа модерна, которая, безусловно, дала миру очень многое, держала капитал в узде. Однако, сегодня эта ценностная основа модерна разрушается. Кризис национального государства, кризис буржуазной семьи и все эти, уже далеко не шуточные, слова о том, что сегодня на Западе самым притесняемым человеком является белый мужчина традиционной сексуальной ориентации, свидетельствуют о разложении ценностных основ модерна. Кроме того, этот процесс еще и искусственно ускоряют при помощи «арабских весен» (в странах Востока) и так называемой защитой прав ЛГБТ и прочих совсем уже странных меньшинств на Западе.

В итоге, главными акторами на политической сцене постепенно становятся радикальные исламисты, всевозможные странные дамы, сами называющие себя «ведьмами» и адресующие к темному матриархату и прочие специфические сообщества из различных меньшинств. «Пробуждаются», по Бжезинскому, и борются за «демократию» именно эти и другие силы хаоса. Что же касается буржуазной культуры и ее представлений о ценностях, то они объявляются «тоталитарными», а вместе с ними, по существу, тоталитарным объявляется и образ героя.

Сразу после окончания Второй мировой войны и даже чуть раньше Запад стал продвигать концепцию «двух тоталитаризмов», которая уравнивала фашизм и коммунизм. Одним из ее следствий стало то, что стал восхваляться «маленький человек», а большой человек, герой стал если не прямо проклинаться, то косвенно. Западный мейнстрим стал считать, прежде всего с подачи Карла Поппера и Фридриха Фон Хайека, что вообще любая большая идея, которая, разумеется, востребует и большого человека, рано или поздно якобы приведет к тоталитаризму, а поэтому вредна и не нужна. Идеалы, ценности, ради которых люди готовы жертвовать собой — это тоталитарно… Потом свою лепту в этот тренд, который сегодня стал глобальным, внес постмодернизм, который на свой манер стал разделываться со всем великим и большим.

Этот искусственно создаваемый тренд наложился не только на кризис проекта модерн, который породил Первую мировую войну и был далее отсрочен аж на столетие только благодаря существованию СССР, но и на кризис того, что можно назвать словами «классический гуманизм». После Второй мировой войны прежний классический оптимизм по поводу человека дал трещину.

По моей оценке, последние по-настоящему убедительные образы положительных героев, преодолевающих зло и тяготы жизни, в западном кино появились в конце 60-х годов. Убедительная надежда на будущее, по-видимому, последний раз просквозила в киношедевре Федерико Феллини «Ночи Кабирии» 1957 года. Один из последних настоящих образов героя-победителя показан в фильме Робера Брессона «Приговорённый к смерти бежал, или Дух дышит, где хочет» в 1956 году. Примерно после 60-го года серьезные западные художники уже не могли создавать позитивные образы героев и будущего, а стали говорить о кризисе, который иногда маскировали за сентиментальностью и различными ухищрениями.

Чуть лучше дело обстояло в советском кино, ибо оно снималось в стране народа-победителя. Однако, такие фильмы Марлена Хуциева как «Застава Ильича» 1965 года и «Был месяц май» 1970 года стали говорить о кризисе и в СССР. Собственно, если прежних героев минувших эпох кинематограф еще мог убедительно показывать, особенно в СССР, то всё, что касается современности, в серьезном кино стало получаться в отнюдь не позитивных тонах.

Кризис проекта модерн, кризис классического гуманизма, крах СССР и соответствующие искусственные «ускорители» всех этих кризисов не только привели к «пробуждению» новых «демократических» сил, то есть, по сути дела, архаики и хаоса, но кратно усилили и без того сильно влиявший на мир черный капитал.

«Белый» и относительно белый капитал в условиях разложения скреп проекта модерн начинает чернеть, а черный капитал получать дополнительные возможности. В условиях отсутствия идеального и героя, который мог бы, подобно Георгию Победоносцу, заколоть этого, вышедшего из бездны, зверя, «реальные» люди начинают заниматься реальными же делами без всяких излишних ограничений. Торговля оружием, наркотиками, «кровавыми алмазами» и прочие сверхприбыльные виды бизнеса особого рода давно сформировали соответствующие транснациональные субъекты, а о так называемом глубинном государстве уже сказал не кто-нибудь, а бывший президент США Дональд Трамп.

Как ни странно, Россия, став обрубком от СССР, вроде как сложив с себя миссианские обязанности и даже введя запрет на идеологию на уровне конституции, сегодня опять, даже в таком виде, играет роль удерживателя мира, коллективного, историософского героя, который удерживает мир от падения в бездну. Такую глобальную роль вроде бы не хочет исполнять ни народ, ни тем более российская элита, но мы всё равно ее исполняем, ибо «от судьбы не уйдешь». Это по факту так. Против всех мировых трендов по-настоящему упирается одна Россия.

Наши элитные державники искренне хотят «мира, дружбы, жвачки», но при этом «возбухают», столь же искренне возмущаясь как поведением «западных партнеров», так и не очень понимая, что такое «родитель 1» и «родитель 2» вместо папы и мамы, а также множество гендеров, число которых перевалило уже за сотню. Не понимает этого и народ, который не хочет ничему противостоять, а хочет просто жить и ностальгирует отнюдь не по коммунизму, а по социальным гарантиям брежневского СССР.

Однако, такое искреннее непонимание русскими глобальных трендов — это уже и есть противостояние. Поэтому у России есть только два выхода из ситуации. Либо принять весь пакет, который предлагают мировые тренды, и перестать быть Россией, либо принять свою историческую судьбу, согласно которой Россия это Катехон — удерживающий.

Но во имя исполнения этой мировой роли в условиях кризиса классического гуманизма необходима не ностальгия по соцгарантиям и мечта о западном рае, а мечта о настоящем коммунизме, ибо о новом человеке и новом гуманизме грезил именно он. Причем, если всему этому новому и суждено появиться, то, по-видимому, это может произойти только в России.