Покушение на Иоанна Павла II: корреспондент ТАСС вспоминает о встрече со стрелком

13 мая 1981 года турок Мехмет Али Агджа совершил одно из самых скандальных покушений в современной истории. Папа Римский Иоанн Павел Второй на площади Святого Петра в Ватикане получил четыре ранения, в том числе два в область живота. Агджа, которого в Википедии называют наемником, был схвачен и заключен под стражу до 2010 года. Папа выжил и позднее на личной встрече с Агджой сказал, что простил его.

Неожиданный звонок

В конце ноября 2014 года в Анкаре у меня на телефоне высветился незнакомый номер. По корреспондентской привычке я, естественно, взял трубку. Звонил друг и представитель интересов Агджи, стамбульский бизнесмен. Он сообщил о большой заинтересованности из всех российских СМИ дать интервью именно ТАСС. В 1981 году, когда произошло покушение, я еще не родился, тем более интригующим оказалось это внезапное предложение об интервью с человеком, находившемся в центре одной из самых скандальных историй последних десятилетий прошедшего века. Мы договорились о дате и формате, и я запланировал поездку в Стамбул, где проживал Агджа.

В самом начале декабря я на машине выдвинулся из Анкары. И на протяжении 500 км мне довелось пребывать в довольно взволнованном состоянии ожидания, меня не покидала мысль, что это все какая-то авантюра. В портфолио имелись интервью с министрами, встречи с президентом и премьером, но этот спикер для меня был все же иного качества.

Агджа жил в пригороде Стамбула в районе Силиври, где расположена немалоизвестная тюрьма, в которой содержатся в том числе и политзаключенные. Город я пересек насквозь. Вилла, где мы договорились встретиться, располагалась в частном секторе. Урбанистические пейзажи и ровный асфальт сменились полями и пасущимися коровами, узкими дорогами с грязными обочинами. Небо затянуло тучами, пошел мелкий осенний дождь.

Агджа задерживался, так что мне удалось немного поговорить с хозяином дома о жизни, политике, о планах на интервью.

Сам герой повествования в черном костюме и белой рубашке, без галстука прибыл минут через 20. Он очень тихо вошел в дом, оглядел быстро всех присутствовавших, со всеми поздоровался за руку. Мне он запомнился так: не очень высокого роста, худой, казалось, немного уставший. Удивило его рукопожатие — не слабое, не очень сильное, но уверенное.

Он улыбался и был в хорошем расположении духа. Приковывал к себе его взгляд — это были глаза человека, который много знает или уверен, что хорошо осведомлен о тайнах этого мира. Но при этом казалось, что в них была некая демоническая, немного пугающая искра.

Беседа не "о погоде"

Агджа сел на диван кремового цвета, ощущалось, что ему это место непривычно, он несколько минут усаживался, передвигал подушки.

По турецкой традиции хозяева предложили напитки. Он попросил кофе с молоком. Для турка это довольно необычно пить местный кофе с добавлением молока. Предполагаю, такую привычку он мог приобрести, пока был в итальянской тюрьме.

Могу сказать, что Агджа оказался заряжен на беседу. Я заготовил около 15 вопросов и начал с нейтральных — о его быте после тюрьмы. Он ответил, что ведет "обычную жизнь, бегает, играет в футбол", но при этом следит за всеми событиями в мире.

Так стало понятно, что беседа "о погоде" его не устраивает и он рвется донести свою идеологию широким массам. И список моих вопросов начал меняться по ходу "пьесы".

По выражению лица Агджи я видел, что его рефлексия насчет устройства современного мира фанатична. Он рассказал про заговоры капиталистов, про "обезумевшую Америку" и Россию, которая "в одиночку выступает против этой войны империалистов".

Все эти мысли он изложил в своей книге. Причем ее он написал сразу на итальянском языке, который выучил, будучи в тюрьме. Агджа поведал, что ведет переговоры о съемке фильма о своей жизни, покушении на папу и тайных интригах правительств, который "будет гораздо лучше "Кода да Винчи".

Говоря о политике, он периодически отводил взгляд, фокусировался на какой-то точке на стене и молчал, как будто выбирая, какой из секретов можно рассказать иностранному журналисту, не раскрывая всех тайн.

Многие его высказывания были как минимум провокационными. Например, он назвал Майкла Джексона "пустым местом и психопатом, которого американский империализм использовал, чтобы сводить мир с ума".

Вопросы о папе римском я оставил на финальную часть интервью. После того как тема заговоров стала уводить беседу в нежелательное русло, я резко перевел разговор на ватиканские события:

"Вопрос: Вернемся к папе… Что вы думаете о нынешнем папе. Я поясню. Иоанн Павел Второй был, по моему мнению, исключительным человеком. Пришедший на его место…

Ответ: Ратцингер... (Йозеф Ратцингер, папа Бенедикт XVI).

В.: Да.

О.: Так себе, средне.

В.: Но сегодняшний папа… (Франциск). Мы, конечно, его еще не знаем близко, но он, кажется, более…

О.: Да, да. Он более демократичный. Он такой… кажется больше папой мира, диалога. Но есть проблема. Если этот папа честен… Ватикан владеет около 2–3 тыс. млрд долларов капитала (буквально так сказал Агджа)… В Библии написано: "Раздавайте свои богатства". Ватикан собирает богатства. Но таким христианство быть не может. Богатеть — это предательство Библии и Иисуса".

Агджа подчеркнул, что, если ему доведется встретиться с папой Франциском, он первым делом посоветует ему раздать все богатства Ватикана нуждающимся и вернуться к идеалам чистой веры и бессребреничества.

Я в тот момент отметил для себя, что в тоне, с которым Агджа говорил о католической церкви и ее предстоятелях, не было злости или ненависти. Звучало разочарование и обида за нынешнее положение дел. Причем повествовал он, скорее, не как мусульманин, а как убежденный христианин.

Я заострил на этом внимание, и Агжа пояснил, что для него обе веры — это религии единого бога. А "самый важный лидер и предводитель хороших мусульман и хороших христиан — это Иисус Христос".

Пришло время выяснить, раскаивается ли Агджа в попытке убить папу римского, переосмыслил ли он как-либо содеянное. Я спросил, если бы ему выпал шанс снова пережить тот день на площади Святого Петра, сделал бы он выстрел.

Агджа объяснил, что покушение на Иоанна Павла Второго — это реализация "пророчества Фатимы, которая в 1917 году явилась людям в португальской деревне и сообщила о покушении на папу".

"Я был в центре божественного плана. Так что я снова бы сделал это, поскольку это божественный замысел. Всевышний так хотел. Это великая тайна. Был бы это терроризм, я бы не стал. Понимаете? Тут очень тонкая грань", — пояснил Агджа, завершив на этом интервью.

Неоднозначность фигуры

Слушая его слова, я поражался такой уверенности собеседника, фанатичности. Папа для него, казалось, был неким обезличенным героем старого предсказания, но не больше. Причем пророчества, которое едино только для них двоих. Сложилось впечатление, что лично к папе Агджа не испытывал ни любви, ни ненависти. Возможно даже, только уважение, потому что Иоанн Павел Второй после ранений и страданий все же, как истинный христианин, простил нападавшего.

Сложно сказать, притворство ли это со стороны Агджи для публики — отсутствие раскаяния и готовность снова совершить то же преступление. Или же он искренне верит, что оказался центральным действующим лицом пророчества, которое в принципе неотвратимо. В любом случае откровения Фатимы для Агджи и Иоанна Павла Второго претворились в реальность и стали теперь историей. Для меня же это интервью было очень важным эпизодом с профессиональной и личной точки зрения.