Есть фильм, чрезвычайно необычный на фоне лент, снятых в голливудском формате якобы «глазами участников».
Современные фильмы о войне стараются продать зрителю главную мысль о страданиях простого человека, волею бездушного начальства брошенного в пучину военных бедствий. От такого подхода свободны советские фильмы о войне и, конечно, «Огненная дуга», снятая режиссером Юрием Озеровым. О чем же и как можно снять фильм, если акцент делать не на страданиях отдельного человека, для которых трагедия целого мира становится лишь декорацией, а на героизме и подвиге великой страны? Ведь право слово: если мы будем продолжать биться над вопросом, как наши деды могли победить, а ответ искать в агитках о каких-то хипстерах, которые непонятно как выжили, то мы никогда не поймем, почему они победили. И вообще, похоже, что некоторые фильмы специально снимают, чтобы человек потерял способность узнавать саму волю к победе. Зато очень хорошо ценил бы личное свое — даже не счастье, а комфорт, принимаемый за счастье.
В фильме выделяются несколько смысловых планов.
Первый — противостояние политического руководства враждующих стран. Сцены совещаний политических лидеров — Сталина и Гитлера — со своими штабами показывают во многом и противостоящие политические системы. Образы систем передаются через образы вождей. Бесноватый Гитлер, которого его военачальники боятся пуще смерти, нарочито медлительный и вдумчивый Сталин. Свободомыслящий Жуков, роботоподобный фельдмаршал Манштейн. Война поначалу предстает перед зрителем как война штабов. «Шахматы» размером в полконтинента. Курская дуга, как ее судьбу замышлял Гитлер, планируя операцию «Цитадель», это третья кампания, после проигранных Москвы и Сталинграда, выиграв которую, Германия выиграет войну.
Безумный натиск, на котором настаивал Гитлер, должен был стать решающим фактором нацистской победы, Гитлер не желал слышать возражений военных. В фильме очень жизненно показано нервное напряжение советского командования перед ударом. Советские силы заранее подготовили мощные оборонительные рубежи, еще более усиленные, когда разведка, как советская, так и союзническая, донесла о готовящемся ударе. В картине, правда, все разведданные замыкаются на допросе пленного сапера, сообщившего дату наступления. Но в реальности все было не так, советское командование знало подробности задолго до самой операции. Да, в фильме есть и другие исторические и технические неточности, но в большинстве из них угадывается желание авторов усилить художественное воздействие и ощущение великого противостояния.
Это ощущение, хотя речь и идет о третьем годе войны, подано не сразу и не в лоб. Советские офицеры, готовящиеся принять удар, еще не ощущают смены предгрозового затишья приближающимся штормом. Люди, ставшие профессионалами войны, показаны человечно, как жители одного поселка. Так же они встречают бой, который быстро выходит за пределы всего, когда-либо виданного в истории войн. Оборона от массового танкового наступления идет за пределами человеческих возможностей. Еще сильнее это ощущение в сценах предфинальной попытки немецкого прорыва, когда в бой идут эсэсовские танковые дивизии, в эпизоде с рукопашным боем экипажей подбитых советских и гитлеровских танков, с кадрами боя у Прохоровки. Что же позволяет советским людям держаться и побеждать в этих запредельных обстоятельствах?
Принято говорить о единстве, которое показал весь советский народ, и многое поясняет сцена, начинающаяся как разговор в концлагере между предателем генералом Власовым и сыном Сталина Яковом Джугашвили. Власов уговаривает сына Сталина написать отцу письмо с просьбой согласиться на обмен его на пленного фельдмаршала Паулюса. Яков спокойно отказывается, зная, что его шансы выжить в фашистском плену минимальны. Сцена, где Сталин узнает о предложении обменять Якова на фельдмаршала Паулюса, пронзительно сыграна советским актером Бухути Закариадзе. И фраза Сталина «Я солдат на фельдмаршалов не меняю» вызывает огромное сострадание. Так показано единство народа и руководства страны, без этого единства невозможно представить себе Победу. Но не только в Кремле, в Берлине и на Курской дуге разворачиваются события. В Лондоне Уинстон Черчилль прикидывает возможность открытия второго фронта, в Югославии Иосип Броз Тито руководит прорывом югославских партизан. Экранного времени эти эпизоды занимают немного, но с их помощью режиссер добивается передачи всепланетного масштаба происходящего на фронтах советско-немецкого противостояния. А там бой накаляется до такой степени, что престаёшь ощущать временную границу между 2021 и 1943 годами, это заставляет верить и глубоко сопереживать происходящему на экране. Как великое счастье слышишь приказ о начале советского контрнаступления.
Как же звучит этот фильм теперь, когда нет больше противостояния систем и «все причины для войны», казалось бы, уничтожены? Стоит почитать современные комментарии к этому фильму «бывших русских» из бывших республик СССР или из самой России, повторяющих геббельсовскую пропаганду о жидобольшевистских комиссарах. Или о сталинском НКВД, который был «хуже СС». В наши дни идет ожесточенная борьба, которая выглядит как «всего лишь» борьба за точки зрения на историю. Но на самом деле это уже на наших глазах разворачивается битва за образ будущего, в котором или восторжествует античеловеческое прославление «европейского порыва» фашизма, или будет продолжен, пусть и в новой форме, поиск путей к восхождению человека. Путеводной идеи, которая была утрачена с гибелью СССР в 1991 году. Представления о смысле политики, о смысле противостояния. Об иллюзии отсутствия противостояния при отсутствии идеологии. Ведь полностью отсутствовать идеология — как оформленная идея — может только у мертвого. Или раба.