Кто виноват во вспышках насилия: законодательство, соцсети, родители или культура в целом

17 мая, в понедельник, ученики казанской гимназии № 175 вновь вернулись за парты. Однако резонанс, вызванный «колумбайном» в ее стенах, до сих пор не утихает. Вновь поднят вопрос о том, кто виноват во вспышках насилия: законодательство, соцсети, родители или культура в целом. На этой странице эксперты, обозреватели и читатели «Вечерней Москвы» попытались найти собственные ответы.

Как отличить чернуху от искусства

Екатерина Рощина, обозреватель:

— Когда-то, в давние времена, кровавые боевики считались фильмами на любителя. В послевоенные десятилетия публика не хотела и не могла смотреть на насилие и смерть. Позже, в восьмидесятые-девяностые, кинематограф подбросил нам новых героев: тех, которые стреляют без промаха, не улыбаются и из всех схваток выходят победителями. Именно тогда Брюс Ли, Сталлоне, Стейтем, Норрис своей харизмой сделали боевик популярным жанром. Мальчишки всех возрастов мечтали вырасти и стать такими же: суровыми, но справедливыми. Но где взять на всех хороших сценариев и качественных актеров и режиссеров?

Джон Ву, Джон МакТирнан, Майкл Бэй, безусловно, прекрасные режиссеры, преуспевшие в жанре экшен. Особняком стоит Тарантино, доведший в своих фильмах убийство до абсурда. Кровь хлещет фонтаном, теряются в схватке глаза и на спор отсекаются пальцы. Зритель погружен в бредовый кошмар, но понимает: это просто кино, страшная сказка, гротеск. В настоящей жизни так не бывает. В этом, пожалуй, отличие качественного боевика от чернухи. Никому ведь не придет в голову назвать чернухой, допустим, «Криминальное чтиво» — там кровавые сцены перемешаны с какой-то своей философией, любовью и юмором. В идеальной дозировке.

В фильмах-поделках, тех, которые наводнили сейчас телевидение, дозировка не соблюдена. Невнятный сюжет, оборотни в погонах, тупые лица, плоские шутки. И все густо, как кетчупом, залито кровушкой человеческой. Если снимают, да еще в таких количествах, значит, кто-то ведь смотрит… Или просто фоном на светящемся экране, аж в выходной день, с утра до ночи, бегут преступники, стреляют друг в друга, душат, бьют прямо в лицо, пытают. Может быть, среднестатистический человек и не будет следить за сюжетом и отличать одну серию от другой, один фильм от другого. Но вот этот кромешный ад, который наполняет окружающее пространство не любовью, а болью и кровищей, бессмысленной жестокостью, как-то искажает весь наш мир. И потом уже реальная трагедия рассматривается не как нечто из ряда вон выходящее, ужас, а просто как интерактивная серия второсортного боевичка. Девятнадцатилетний парень, расстрелявший в упор школьников в Казани, — как он допер до такого?

Может быть, пересмотрел всяких ужастиков по телевидению? Шаткая детская и подростковая психика легко впитывает наглядные уроки. И там уж только дай повод, как новоявленный Джон Рэмбо побежит стрелять направо и налево, мучить, калечить, убивать…

Жестокие игры — за пределами экрана гаджета

Дмитрий Пучков, публицист, блогер:

— Каждый раз после трагических событий в школах или с участием подростков общественный гнев направляется на компьютерные игры. Якобы именно они пропагандируют насилие. Делают наших детей хладнокровными и лишают сочувствия к ближним. Я с этим мнением категорически не согласен. Да, действительно существуют по-настоящему жестокие игры.

Там в людей стреляют, их режут, взрывают и много чего еще. Но у этих игр есть соответствующие возрастные рейтинги. К ним маленьких детей допускать нельзя. Загвоздка в том, что у нас родители мало этим интересуются. Они покупают детям компьютер или гаджет с играми, чтобы ребенок был занят чем-то и не беспокоил их. Им плевать, во что именно он там играет. Поэтому проблема отнюдь не в картинке на экране, а в воспитании детей.

К сожалению, у нас нет такой культуры. Чтобы папа вместе с детьми сидел, играл, а потом объяснял, что на экране плохо, а что хорошо. Но даже если предположить, что ребенок целыми днями развлекается в жестоких играх с высокими рейтингами без надзора родителей, это не приведет к изменениям в его психике. Я занимаюсь компьютерными играми с 1996 года. За это время я ни разу не видел ребенка, который бы под их влиянием изменился до неузнаваемости. Конечно, игры затягивают. Это не просто книга или фильм, где мы следим за действиями героя. Ребенок в игре сам становится участником виртуальных событий, принимает решения. Но он осознает, что мир на экране ненастоящий.

Озлобить детей могут скорее внешние факторы. Например, травля со стороны сверстников или другой травмирующий опыт. Игры для такого ребенка отдушина, место, куда он может направить свои негативные эмоции. Не они озлобят ребенка, а сверстники. И уж точно дети не станут после жестоких игр повторять в реальной жизни то, что увидели на экране. В конце концов, есть одна книжка. Называется Ветхий Завет. Советую всем почитать. Там очень подробно описано кто, как и за что кого-то убил. Например, там Каин избавляется от своего брата Авеля. Но ни о каких компьютерных играх в то время и речи не было. Как же так? Кого общество в этой ситуации должно винить? Вот над этим и стоит подумать.

Желающий мира пусть готовится к войне

Алексей Рощин, социальный психолог:

— Сейчас популярна установка на тотальное избегание и осуждение любой агрессии. Говорят о том, что ни в коем случае нельзя вступать в конфликты и стараться вести себя пассивно. А еще с детства учат ябедничать. Если что случается в школе — иди пожалуйся учителям, родителям, в общем — скажи взрослым и не встревай сам. Но такая установка не избавляет от агрессии, а всего лишь подавляет, вытесняет ее.

И в результате такого воспитания получается, что воспитываются в итоге не «чистые и пушистые» дети, а невротики. Это известно еще со времен Фрейда. Агрессию можно вытеснить, подавить, но она не исчезнет бесследно. И если ребенок тихий и спокойный, это не значит, что он всех любит. Это может означать, что агрессия просто подавлена. А когда возьмут верх все эти вытесненные переживания, человек просто перестает осознавать их.

Нельзя лечить все болезни одним лекарством. Точно так же нельзя воспитывать всех по одной методике. Все зависит и от обстановки в семье, и от окружения ребенка, от его психотипа.

Буйным и резким детям, которые по своему психотипу настроены проявлять физическую активность и агрессию, стоит прививать способность сдерживаться. Учить их решать проблемы миром, показывать, что есть другие способы, кроме прямой атаки.

И совсем иную работу необходимо вести учителям и родителям с другими детьми, которые настроены на избегание агрессии, осторожны, боятся вступать в конфликты и в случае чего готовы уступить. Активность такого ребенка, наоборот, стоит поощрять. В некоторой степени развивать агрессию, показывать, что далеко не все конфликты стоит игнорировать, что иногда нужно встать и встретить проблему грудью. Это относится и к девочкам, и к мальчикам.

Нужно взаимодействовать с ребенком. Объяснять, что если что-то идет плохо, то нужно не бояться говорить об этом. Учить надо так, как в песне Черепахи Тортилы из фильма «Буратино»: «Будь веселым, дерзким, шумным! Драться надо — так дерись!» Потому что драться и выражать гнев, недовольство — нормально. И нормально, когда агрессия за правое дело. Но главное не перебарщивать и объяснять ребенку, что есть другие люди, которые тоже переживают и чувствуют.

Язык насилия становится универсальным

Юрий Козлов, писатель, главный редактор «Роман-газеты»:

— В современной литературе насилия выше крыши. Некоторые авторы, к примеру Стивен Кинг или Ю Несбе, сделали эту тему главной в своем творчестве. Сформировалась своего рода эстетика насилия. Кому-то по душе детективный скандинавский «нуар».

Кто-то предпочитает изощренные французские триллеры. Шагают в ногу с мировым трендом и популярные российские авторы. У них, правда, речь идет не о сложносочиненных ментальных патологиях, все же нуждающихся в неких медико-аналитических (в основном по доктору Фрейду) обоснованиях, сколько о насилии социально-идеологическом.

Оно, как вода, может принимать любые, включая самые извращенные, формы. «Точкой сборки» этого насилия в «рукопожатной» литературе является «империя зла» СССР во всех своих исторических проявлениях. Если из рукава гоголевской шинели выпорхнула классическая русская литература, то из рукава френча Солженицына тоже выпорхнула стая авторов, повествующих об ужасах «совка».

Насилие — фундамент человеческой цивилизации, поэтому изгнать его из литературы невозможно. Собственно, в основе христианской культуры многие века лежало раскаяние за насилие, совершенное над Христом. История Европы — это история насилия, но каждый раз во имя чего-то. Религиозное сознание не допускало наслаждения насилием. Даже в жестокой драматургии Шекспира за совершенными героями злодеяниями следовало раскаяние. На исследовании этой связи как единственной возможности спасения души стоит художественный мир Достоевского.

Свершившееся отступление общества от евангельских норм в жизни и искусстве освободило тему насилия от нравственных ограничений. Сегодня миром управляет цифровое сознание, для которого насилие всего лишь технический алгоритм управления, легко встраиваемый в любую идеологию, как, впрочем, и в ее отсутствие. Язык насилия становится универсальным, и литература как может отражает новую реальность. Против нее провидчески восставали Рэй Брэдбери («451 по Фаренгейту»), Евгений Замятин («Мы»), другие думающие писатели. Но ярче всех описал деградацию человеческого общества автор бессмертного «Гулливера» Джонатан Свифт в образе йеху. Эти человекоподобные существа не знали иных добродетелей, кроме как подчиняться насилию и (если появлялась возможность) совершать его самим. Йеху неотвратимо превращается в героя нашего времени, а следовательно, и в героя литературы.

Право на жизнь требует инструмента ее защиты

Александр Никонов, обозреватель:

— Ну вот, цивилизация уверенно добралась до нас и предстала не только своей парадной стороной, но и изнаночной — в виде школьных расстрелов. Да, я про Казань.

Подобное случалось в Англии, Австралии, в Японии, Китае, просто в силу азиатских особенностей (там запрещено огнестрельное оружие) японские и китайские маньяки устраивают побоища при помощи ножей, но не менее результативно...

И каждый раз, когда в США случается «массовый расстрел», левые либералы Америки поднимают вой — точно такой же, какой поднялся и у нас. Суть этого заполошного крика — запретить и не пущать, ужесточить контроль над оружием. Особенно почему-то усердствуют слуги народа — депутаты. Которые, кроме как запрещать и ужесточать, больше, кажется, ничего и не умеют. Меня это каждый раз неизменно поражает! Если у депутатов есть такая глубокая убежденность, что закручиванием гаек можно решить любую проблему, то почему бы просто не принять закон о запрете преступности? А что? Запретил всю преступность — и нету ее! Запретил оружие — и нету его! Но, увы, запретить оружие невозможно, поскольку оно уже изобретено.

Миллионы стволов произведены и наличествуют в мире. Кроме того, запреты всегда касаются только законопослушных людей, а бандиты законы всегда преступают, оттого и называются преступниками. Таким образом, ужесточение контроля над оружием и уж тем более его запрет может разоружить только законопослушных граждан перед лицом преступности.

Но раз у наших граждан есть право на самооборону вплоть до убийства нападающего, у них должен быть и инструмент для такой работы. Гражданское оружие спасает жизни, преступное уносит. Именно поэтому в одном из южных штатов Америки после очередного школьного расстрела родители потребовали, чтобы школьные учителя носили с собой пистолеты, а не глазели безучастно на то, как их учеников методично расстреливает очередной маньяк. Никакая полиция в такой ситуации не поможет, потому что ей нужны минуты или десятки минут, чтобы доехать до места происшествия. А за это время маньяк наваляет десятки трупов! Оружие в руках учителя — как кровоостанавливающий жгут в аптечке каждого автомобилиста. Водитель не врач. Но бывают ситуации, когда врача можно не дождаться.

Читайте также: Очень скверная шутка: не забывайте, что пуля — дура