Егор Кончаловский: Американская мечта умерла
Творческая династия Михалковых-Кончаловских одна из известных, и не только в нашей стране. «Вечерняя Москва» поговорила с ее представителем — кинорежиссером Егором Кончаловским.
Разговаривая с кинорежиссером, сценаристом и продюсером Егором Кончаловским, невозможно не затронуть тему семьи. А еще мы говорили с ним о живописи.
— Егор, ваш дед Сергей Владимирович Михалков, автор гимна Советского Союза и России нынешней…
— Хотя я до сих пор старый пою.
— Так вот, в этом году будет 30 лет, как перестал существовать СССР. Вам не кажется, что тренд у молодежи сейчас на романтизацию советской эпохи? Подчеркиваются только позитивные моменты в той системе и совершенно забывается негатив: как люди не могли выезжать за границу, смотреть те фильмы и слушать ту музыку, которую хотели. Но это же было или мне кажется?
— Конечно, было. И, конечно, сегодня все чаще звучат голоса — вот мы профукали родину, продали ее за джинсы, за американскую мечту. Которая, кстати, умерла.
Это очень страшная вещь, что американская мечта умерла, потому что она была основой образа будущего для огромного количества людей, которые назывались средний класс и гарантировали стабильность общества. Сейчас нестабильность общества во многом, на мой взгляд, возникает из-за сокращения и обнищания среднего класса и увеличения суперразрыва между крайне богатыми и крайне бедными людьми.
Просто тогда мы действительно очень устали от лжи. А Великую Отечественную войну выиграло поколение, которое выросло на гораздо более прямых, простых и честных ценностях. Те люди выиграли битву на новой идеологии, тогда она была живая и прогрессивная, несмотря на всю жесткость реализации этой идеи.
— В армии вы числились Георгием Михалковым?
— Да, рядовой Михалков.
— А что за мода: родитель ваш, Андрей Михалков, стал Андроном Кончаловским. Вы, стало быть, Егор и тоже в глазах социума не Михалков, а Кончаловский. С Тимуром, вашим наследником, такая же история, он не совсем Тимур? Не, он Михалков Тимур.
— Я надеюсь, он станет настоящим Тимуром, потому что по-тюркски «Тимур», как вы знаете, это «железо». Что касается Кончаловского... На самом деле у всего всегда есть простое объяснение. Ну, моя версия следующая: мой дед, Сергей Владимирович Михалков, был депутатом Верховного Совета, и мой отец, уезжая в Америку, не хотел лишний раз скомпрометировать его. К тому же и младший брат, Никита Сергеевич Михалков, начинал свою режиссерскую карьеру в СССР. И надо сказать, что отъезд отца несколько Никите помешал. Поэтому, мне кажется, мой отец стал подписывать свои советские фильмы сначала Михалко-вКончаловский, а уже американские — просто Кончаловский.
— Хотел бы уточнить, вам «кажется» или вы с ним это обсуждали?
— Мне кажется. А может быть, обсуждали, и поэтому мне кажется. Но факт остается фактом.
Со мной проще, я всегда был Михалков и привык к этому. И в Англии я был Михалков, но я всегда был Егор. И никогда не был Георгием. А когда пришел паспорт получать, мне в милиции сказали: «Егор — это что, Георгий, что ли?» Сейчас бы я записался как Егор.
— Но в метрике о рождении у вас указано…
— Георгий, Георгий… Ну, как известно, Егорий Храбрый — это тот же Георгий Победоносец.
А Кончаловский — ко мне приклеилось, я совершенно не претендовал на эту фамилию моей бабушки (Наталья Петровна Кончаловская — советская детская писательница, поэтесса и переводчица. — «ВМ»)...
— Минуточку, а в паспорте как?
— Михалков.
— И у отца тоже Михалков в паспорте?
— У всех в паспорте — Михалков.
Ну а потом надо сказать, что, наверное, в конце 70-х два Михалковых-режиссера на «Мосфильме» — было все-таки чересчур...
— При этом они такие разные... Вы, кстати, рассказывали как-то о семейных торжествах и упомянули, что у Никиты Сергеевича на столе все время ломти осетров пухлые, а у вашего родителя — высокая кухня, все итальянское…
— Мой отец очень точно, хотя и упрощая слегка, сказал, что по натуре Никита Сергеевич — византиец, а Андрей Сергеевич — флорентиец. И действительно, мне кажется, что у них в этом смысле подход к жизни разный. Никита Сергеевич такой хлебосол, на день рождения к нему приходишь и даже не увидишь его обычно, потому что теряешься среди министров и генералов. А у папы, я бы сказал, более камерные формы. Хотя славянофильство Михалкова и западничество Кончаловского, мне кажется, сильно преувеличены, и на самом деле они гораздо ближе друг к другу по мировоззрению, чем это может показаться.
— Когда читаешь интервью Андрея Сергеевича Кончаловского, создается впечатление, что он дрейфует в сторону Востока, а вы сами — носитель российского менталитета и поэтому одной ногой в Европе, другой — в Азии. Сразу так сложилось или вы это открывали для себя постепенно?
— Да я, наверное, открываю это до сих пор для себя, ибо только сейчас начинаю освобождаться от восхищения западной цивилизацией, в частности англосаксонской, протестантской… Вы еще не забывайте, что я наполовину казах (мать Егора Кончаловского — Наталия Аринбасарова, актриса казахского происхождения. — «ВМ»), поэтому в казахских степях, горах я себя как дома чувствую.
— Но вы не наполовину казах, всего лишь на четверть, и на четверть — поляк, если верить «Википедии»…
— Нет, на три восьмых — казах. Бабушка (Мария Конецпольская, мать Наталии Аринбасаровой. — «ВМ») — наполовину полька, а наполовину или казашка, или киргизка.
Я воспитан тремя периодами жизни: это советская школа, за которую я очень благодарен. Советская армия. И, конечно, мой период восьмилетний — Кембриджский университет, и два года в Оксфорде. Во мне всего намешано, но в последнее время я очень сильно двигаюсь в ультрапатриотическом направлении. Ну не в радикально-патриотическом и антизападном и не потому, что я вдруг возненавидел Запад, совсем нет. Просто тот Запад, который мы любили, уважали и к которому стремились, когда были 20-летними, когда разрушали советскую власть, когда сдавали наши позиции, столь надоевшие нам к тому времени, — того Запада, к сожалению, больше нет. И вряд ли он вернется.
Восток в широком понимании, восточные ценности на самом деле и есть традиционные. Уважение к старшим, например. На Востоке меньше домов престарелых, меньше детских домов...
— Сын ваш, Тимур Георгиевич, будет кинематографистом?
— Я не знаю, какие мутации, метаморфозы произойдут с этим бизнесом, с этой индустрией. Или с этим видом искусства. Но в ближайшие 10 лет будут сильные изменения. Уже сейчас начинаются огромные, титанические сдвиги: кинотеатр теряет свое значение. Определенные фильмы будут идти на большом экране, но появится огромное количество новых форматов. И, может быть, уже не будет профессии «кинематографист», возможно, она станет называться «сетевой контент-creator». Это может быть тоже креативно, тоже может быть творчеством, тоже связано с видеоизображением, с движущейся картинкой и со всем остальным, но это будут уже какие-то другие форматы.
— Но вы хотели бы продолжения кинодинастии?
— У меня нет никаких желаний на этот счет. Ну так получилось, что когда я начинал, то очень неплохо работал в рекламе, делал много роликов, снимал, продюсировал… И мне это не то слово как нравилось! Вот Маше (дочь Егора Кончаловского и актрисы Любови Толкалиной. — «ВМ»), которой сейчас 20 лет, и она выбирает свой жизненный путь, у меня нет особенных пожеланий. Я просто считаю, что нужно пробовать многое, развивать кругозор.
Есть два вида образования, и гуманитарное подразумевает в общем бОльшую мобильность в выборе того, чем ты можешь заниматься. А особенно сейчас, когда все инструменты, которые необходимы для творчества, у тебя под пальцами. К тому же у тебя нет продюсера, нет прокатчика, есть ты, твоя аудитория и ее «лайки», то есть некое мерило твоего личного успеха. Это, конечно, очень подкупает. Многие люди сходят с ума: «Ах, я непопулярен». И, наверное, лучше, когда это происходит на уровне личного смартфона, чем на глазах 150 человек съемочной группы, которые понимают, что тебе этим не надо заниматься.
— Вы упомянули дочь Марию. Хочу уточнить, она Толкалина или Михалкова?
— Михалкова.
— Ей по жизни это помогает?
— Ну, я думаю, что у нее, как и у нас всех... Мне отец как-то сказал: «Вот мне уже 70 лет, а я все еще «сын Михалкова»... Понимаете? Честное слово, вот тогда, после этого, я успокоился. Так что если Маша займется какой-то творческой профессией, требования к ней все равно будут более жесткие, а подход к тому, что она станет делать, — менее доброжелательный.
Знаете, у всего есть цена. Другой вопрос — хотел бы ты не быть членом этой семьи? Вот я бы хотел, чтобы все оставалось как есть. Потому что в конечном итоге семья — это, на мой взгляд, очень важная вещь, и мне кажется, что именно она разрушается сейчас в западной культуре. Я воспитан в уважении к семье, любви к ней, мне привит, если хотите, определенный кодекс поведения.
— Мы все про кино да про кино, а у вас же гены совершенно гениальных рисовальщиков. Более того, у вас дома висят полотна Кончаловского, насколько я понимаю.
— К сожалению, только одно, мне отец подарил.
— А из Сурикова ничего?
— Я помню, когда умерла Наталья Петровна Кончаловская, осталось достаточно много картин Петра Кончаловского и всего три небольшие работы Сурикова (дед Натальи Кончаловской, бабушки Егора, — великий русский живописец Василий Суриков. — «ВМ»).
Чтобы понять, кому какое полотно достанется, мы тянули жребий. От отца тянул я. От Никиты Сергеевича Михалкова тянул Тема (Артем — младший сын Никиты Михалкова. — «ВМ») и от Семеновых — Катя Семенова (дочь Натальи Кончаловской, падчерица Сергея Михалкова. — «ВМ»).
Просто у Кончаловского огромное наследие, а еще большое количество картин он уничтожил, потому что его жена Ольга Васильевна была совершенно строжайшим цензором — она произносила всего одно слово, и художник замазывал рисунок, по крайней мере, вот такая существует легенда.
У Сурикова же наследие небольшое, потому что, как я понимаю, грубо говоря, основное его художественное наследие — это кастинг. То есть он ходил по кабакам, какой-нибудь пьяненький казачок попадался на глаза, он его вытаскивал, писал и — бац! — это лицо появлялось на «Покорении Сибири Ермаком».
— А вы сами пробовали работать с кистью?
— Я перемаляр, но недохудожник. То есть я пробовал, но никогда по-настоящему не стремился стать художником.
Мало того, я вырос в такой семье... У моей мамы второй муж был Николай Двигубский, замечательный живописец, художник-постановщик, кстати, у Андрея Тарковского, Андрона Кончаловского, Глеба Панфилова. И я до сих пор помню запах краски, скипидара — у него была мастерская на Маяковке, куда я после школы часто приходил. То есть я понимал, что это за работа. Что это трудная, абсолютно никому не нужная профессия.
— В каком смысле?
— В том смысле, что токарь нужен, милиционер нужен, врач — всегда. А художник — он или нужен, или не нужен. Я это понимал, но тем не менее попытался немножечко порисовать, пописать в моей первой школе в Оксфорде…
— А эти работы ваши где-то хранятся?
— Я их оставил в Англии, но моя тогдашняя подруга недавно написала мне, что они еще есть.
— Это как раз тот вид творчества, который при всяких карантинах может успешно развиваться. А ваше имя еще и продаваться может хорошо...
— Вообще я искусствовед по образованию, и самый интересный предмет в этой области — биографии больших художников. Они на меня сильно повлияли. И если серьезно и глубоко размышлять о живописи, то это, конечно, terra incognita. Можно быть искусствоведом и никогда не понять — в чем тайна Рембрандта или величие Дюрера.
ДОСЬЕ
Будущий кинорежиссер, сценарист и продюсер Егор Кончаловский (настоящее имя — Георгий Андреевич Михалков) родился в 1966 году в семье режиссера Андрея Михалкова-Кончаловского и актрисы Наталии Аринбасаровой. Учился в Международной школе в Оксфорде, затем в Кенсингтонском бизнес-колледже в Лондоне. В 1994году защитил диплом магистра истории искусств в Кембриджском университете. Как режиссер телерекламы снял около 150 роликов. С 1997года — художественный руководитель рекламного агентства. Дебютная работа в качестве кинорежиссера — лента «Затворник» (1999). Сегодня на его счету 13 фильмов, в том числе «Антикиллер», «Побег», «Консервы» и другие.
Читайте также: Призвание — находить людей талантливее себя
