Телепроект «ЗаДело»: главное, чтобы людей задело

На Общественном телевидении России (ОТР) есть замечательная программа «ЗаДело». Она представляет тех, кто занимается активной деятельностью там, где другие предпочитают демагогию. Это проект о благотворительности, о том, как добро меняет мир и судьбы людей к лучшему, как одна маленькая инициатива может стать началом огромных перемен. Обозреватель «АН» поговорил обо всём этом с автором и ведущим программы «ЗаДело» Ильёй ТАРАСОВЫМ. – Илья, можно ли сказать, что волонтёрство, благотворительность сейчас – модные тренды? – Конечно. Есть много желающих помочь, много людей, которые хотят об этом рассказывать, но, к сожалению, у некоторых возникает такое представление о благотворительности, которое не соответствует действительности. Но в любом случае тенденция позитивная, и поэтому чем больше людей занято благотворительностью, тем лучше. – Программа «ЗаДело» – как раз то место, куда можно прийти и поделиться своим опытом, как помогать, кому помогать, верно? – В первую очередь мы делаем то, что нам интересно. Это не всегда связано с благотворительностью. Это чуть шире – про гражданское общество и про активную гражданскую позицию. Не все проекты, которые мы освещаем, являются именно благотворительными с юридической точки зрения. Активная гражданская позиция может носить разную форму: благотворительного фонда, другой некоммерческой организации и т.п. «ЗаДело» – программа о людях, которые хотят делать что-то хорошее и что-то менять вокруг себя в позитивную сторону. – Расскажите о самых ярких персонажах и проектах последних программ. – Я недавно вернулся из Ивановской области, из городка Южа. Население – 10 тысяч человек, и вокруг ещё две деревни. В одной живут 4 тысячи, в другой – 500 человек. Люди любят своё место, не хотят переезжать в крупные города и пытаются привлечь к себе туристов. Это не бизнес чистой воды, это социальная история, когда люди преобразуют то место, в котором они живут, создают новые рабочие места, делают своё село интересным. Такой проект поддерживается фондом Тимченко. Активные люди в селе решили что-то сделать, но у них компетентных навыков не так много. Фонд Тимченко их обучил, чем-то помог. Село внешне очень изменилось, построили набережную, порядок навели, проводят разные мероприятия. И вот теперь к ним едут люди со всей России. Или вот совсем другая история. Я делал программу о современных синтетических наркотиках, как они распространяются по стране. Эти наркотики будут похлеще героина. Рассказывал о людях, которые занимаются реабилитацией зависимых, что очень сложно в современной России. Много сейчас идёт разговоров про борьбу с наркотиками, про реабилитацию, приводят какие-то космические цифры, что у нас столько-то людей реабилитировано. Но вот если брать современные наркотики, то эксперты приводят данные, что таких людей, которые употребляли бы «синтетику» и потом выздоровели, нет. – Илья, у нас по регионам как-то разделяется страна, в том плане, что где-то больше занимаются волонтёрством и благотворительностью, а где-то меньше? – Я бы не сказал, что есть регионы, где это сильно развито, а где-то развито не очень. Для меня вообще самые интересные проекты – в регионах. Москва – здесь ритм жизни другой, и понимание другое. Здесь благотворительность – определённый бизнес, организованная и структурированная профессиональная работа. Региональные проекты носят более гражданский характер. В них больше души. У нас был опыт поездок по разным местам, там некоторые проекты настолько крутые, что аналогов нет даже в Москве. Допустим, есть замечательный проект в Псковской области, в городе Порхов. Там давным-давно появился благотворительный фонд «Росток». Люди брали ребят, которые жили в психоневрологических интернатах, и пытались дать им другую жизнь. Селили в домах, обучали каким-то профессиям, создавали мастерские. До сих пор этот проект жив, развивается. И это очень классно. Многие в стране пользуются этим «порховским» опытом. В Сибири есть отличные благотворительные проекты, в Республике Алтай, в Красноярском крае, Якутии, Ханты-Мансийском округе. У каждого региона – своя история. Допустим, Архангельская область – там в большей степени развиты проекты, связанные с сохранением старинных построек, церквей, другого культурного наследия. Каждый регион по-своему хорош, и нет таких регионов в России, где совсем всё плохо в плане благотворительности. – В советское время было хорошо развито тимуровское движение. Сейчас оно ещё где-то осталось? Или возродилось? – У «волонтёров Победы» есть проект «Тимуровцы 2.0». А вообще сейчас много проектов инициируется государственными органами. И я к такому волонтёрству отношусь достаточно скептически, потому что заставлять людей делать что-то хорошее и доброе нельзя. Когда при приёме в вузы надо обязательно волонтёрить – это неправильная, на мой взгляд, практика. – Вы сотрудничаете с Фондом президентских грантов? – Да, он достаточно хорошо работает, выдаёт деньги на различные проекты. Мы регулярно делаем материалы про проекты, которые получали государственные деньги на реализацию своих нужд. И надо признать, что с каждым годом такого становится всё больше и больше. – Вы говорите о благотворительных фондах, которые созданы для отмывания денег, для разных сомнительных схем? – Мы делаем такие материалы. Единственное – это достаточно скользкая тема, потому что у нас не существует до сих пор законодательной базы, под которую можно напрямую называть словом «мошеннические» те или иные организации. С юридической точки зрения это будет не очень правильно, потому что я обвиняю людей в уголовном преступлении, которое недоказуемо. Когда-то давным-давно достаточно крупные фонды решили организовать благотворительное собрание «Все вместе». Это такой клуб благотворителей, куда человек вступает, пройдя определённый аудит. Он получает гарантию того, что его фонд делает всё правильно, правильно ведёт отчёт, вкладывает свои денежные средства, расходует их. Нахождение в этом благотворительном собрании – это гарант того, что будет нормальный фонд. Есть фонды, которые раньше собирали деньги и тратили их в никуда. Сейчас они делают хитрее. Они собирают, допустим, миллион рублей. Из этого миллиона сто тысяч тратят на благотворительность, а девятьсот тысяч – на собственные нужды. С точки зрения закона мы их за это никак привлечь не можем. Потому что юридически там всё чисто. Но с точки зрения самой благотворительности это, мягко говоря, не очень правильно. Мы про это делаем сюжеты в нашей программе «ЗаДело». Часто об этом рассказывают и сами представители благотворительного сообщества. – А если волонтёрство – это такая одноразовая саморекламная акция, как вы к этому относитесь? – Честно говоря, нормально. Главное, чтобы акция была реализована. Если кто-то кому-то помог и на этом пропиарился, я в этом не вижу ничего плохого. Потому что помощь была оказана. Это самое главное. Можно кому-то помочь и кричать об этом. Можно помочь и ничего об этом не говорить. Тут уже вопрос этики. – Я знаю, что вы лично плотно сотрудничаете с Алтайским государственным заповедником. Делаете какие-то совместные проекты? – Я очень дружен с ребятами из этого заповедника, которые организовывают для детей бесплатные лагеря, занимаются воспитанием, экопросвещением и т.д. В 2005 году впервые попал в заповедник, и с тех пор я там почти ежегодно участвую в каких-то акциях, помогаю заповеднику. Занимался с детьми, просто собирал для них какие-то средства. В этом году мне предложили там провести киношколу, и я с удовольствием в это дело впишусь. – Можно как-то сравнить наше волонтёрское движение, скажем, с европейским? В чём разница? – Там волонтёрское движение с точки зрения государства поддерживают немного по-другому. Допустим, в Германии, Франции человек, который заканчивает школу, имеет перед поступлением в вуз так называемый волонтёрский год. Он может заниматься волонтёрством, помогать любой организации в любой точке мира. Я с такими волонтёрами встречался на Камчатке, немцы и французы приехали туда на целый год. Работали в заповеднике, кто-то – около своей специальности, кто-то нет. Государство оплачивает им дорогу, проживание, даёт деньги на питание. Это примерно 500–700 евро в месяц. Некоммерческий сектор в Европе намного мощнее, чем в России. Это серьёзный пласт экономики – что в Европе, что в Америке. – Сильны ли у нас дореволюционные традиции благотворительности и волонтёрства? – Дореволюционные традиции были большие. А потом они стали другими, точнее, на этом почти всё и закончилось. Соблюдаются ли у нас сейчас эти традиции? Всё идёт от конкретного человека. Если мы говорим о крупном бизнесе, о людях, у которых есть деньги и они начинают жертвовать их на благотворительность, здесь есть общее сходство с дореволюционной Россией, когда человек, имеющий деньги, например, покупает картины, создаёт галерею и потом всё это отдаёт в народное пользование. Сейчас у нас крупные благотворители – Рыбаков, Усманов, Потанин, Прохоров – понимают, что им интересно развивать и во что интересно вкладываться. Кто-то работает с наукой, кто-то с искусством, культурой, медициной. И формируется такой пласт благотворителей, которые продолжают великие традиции дореволюционной России.