Три эскиза за пять дней: В Тольятти прошла театральная лаборатория, посвященная классическим текстам

Плодотворный стресс Как это всегда бывает на лабораториях, пять дней театр работал в напряженном режиме, задействовав почти всю труппу и все цеха - от реквизиторского и гримерного до монтировочного и осветительского. Приехали три молодых режиссера, которых уже даже странно называть выпускниками столичных театральных вузов, хотя они, конечно, выпускники и ученики известных мастеров Вениамина Фильштинского, Григория Дитятковского и Сергея Женовача, но давно состоялись сами. Темой лаборатории стала актуализация классики. Тексты Салтыкова-Щедрина, Леонида Андреева и почти неизвестного широкой публике Ильи Сургучева предстали в оригинальном театральном прочтении. Перед каждым показом выходил художественный руководитель "Экспериментального круга", идеолог лабораторного движения в России Олег Лоевский и объяснял зрителям: то, что они увидят, - не готовый спектакль, а только черновик, заявка, сделанная в стрессовых условиях недостатка времени и встречи незнакомых до этого друг с другом режиссера и труппы. - Для актеров это серьезный тренинг и большое испытание, потому что за четыре-пять дней создать серьезную работу над ролью сложно, - говорит Лоевский. - Нужно выучить текст, запомнить мизансцены и как-то прожить эту жизнь. Этот стресс дает чистую творческую энергию, а не привычные штампы, которые артисты часто "распределяют" в процессе долгих репетиций. Оставить во дворе После эскиза обязательно проходило обсуждение со зрителями, на котором каждый мог высказать свое мнение и задать вопросы режиссеру и актерам. И уже затем в фойе проголосовать: "забыть как страшный сон", "оставить без изменений" или "доработать". Зрительские голосования как способ определить судьбу эскиза - фишка тольяттинских театральных лабораторий. Так устроена и "Премьера одной репетиции" в "Дилижансе", где работу, достойную постановки, выбирают по сумме голосов на выходе из зала. Не припомню такой демократии в Самаре, впрочем, и лаборатории чаще проходят в Тольятти, чем в губернской столице. Единственным эскизом, для которого большинство зрителей выбрали вариант "оставить как есть" (75 %), стал "Вор" по рассказу Леонида Андреева, поставленный Андреем Гончаровым. Видимо, из-за вписанности этого действия в пространство вне сцены. Герой рассказа Федор Юрасов (точная и самоотверженная работа актера Кирилла Имерова) едет к любовнице на поезде и изо всех сил хочет казаться не тем, кто он есть. Ему кажется, что в пальто из английского сукна и желтых ботинках он больше похож на немца, чем на вора, трижды сидевшего в тюрьме и зачем-то стянувшего на вокзале кошелек из кармана какого-то господина. Гончаров сделал по этому тексту эскиз со сменой локации. Действие с заметным налетом гротеска начинается в фойе первого этажа. Герой в нелепом китайском халате едет вместе с персонажами, больше напоминающими пассажиров сегодняшней электрички (тетушка с рассадой, хипстер с рюкзаком). Когда по сюжету он выбирается из вагона наружу, действие перемещается во двор театра. Здесь придуман уже целый парад аттракционов: вор сжигает (по-настоящему) свой халат в тачке, течет вода, поют переделанную песню Валентина Стрыкало "Ялта. Море". И в конце концов все дружно лезут вверх по кирпичной стене. А еще герой выносит трон, явно позаимствованный у какого-то детского спектакля, и устанавливает его на крыше той самой кирпичной постройки. Все эти смешные в пересказе действия образно иллюстрируют смыслы и вырастают из текста. Сделанный в стиле античного театра монолог на крыше - апофеоз героя, его стремление быть кем-то другим, распрощаться с прежней жизнью. Отсюда и ритуальное сожжение старой одежды. Стена - попытка убежать от преследования, когда в поезде начинают искать укравшего кошелек. В той же попытке избежать расправы - тяжелые для наблюдения падения актера на землю. В этой сцене театр воздействует на зрителя почти физически, заставляет его почувствовать страх за человека и его хрупкость через эмпатическое "подключение" к падающему актеру (женщины за моей спиной громко охали). В общем, неудивительно, что этот эскиз попросили оставить как есть. Известная и неизвестная классика После двух других эскизов зрители проголосовали за включение их в репертуар, но с доработкой. Кирилл Сбитнев взял роман Салтыкова-Щедрина "Господа Головлевы" в инсценировке Ярославы Пулинович. Действие на большой сцене "Колеса" шло сразу в нескольких планах. В центре - в семействе Головлевых. Справа - в каком-то потустороннем мире, судя по тому, что Арине Петровне (Елена Радионова) там устраивают то ли допрос, то ли сеанс с психологом. И все умершие персонажи постепенно оказываются на том же диване. Слева в параллель к жизни Головлевой шла простая и предсказуемая, в какой-то момент даже циклическая жизнь обычной крестьянки (Елизавета Двинская). Кажется, как ни посмотришь налево, все время там будет либо младенец на руках, либо герань в люльке и подросший мальчик. На этом фоне жизнь Арины Петровны выглядела стремлением противостоять этому замкнутому циклу, попыткой вырваться из него. Кажется, она совершенно искренне перечисляет свои заслуги перед семьей и правда не понимает, почему не чувствует никакой благодарности. И только присутствуя немой тенью рядом с Иудушкой (Антон Иванов), который сживает со свету последнего сына, вдруг прозревает. Режиссер Владимир Данай работал с романом Ильи Сургучева "Губернатор". Сургучев - писатель с юга России, эмигрировавший после революции и почти забытый официальным литературоведением. Герой его произведения - умирающий губернатор, перед смертью осознавший, сколько наворотил, и попытавшийся сделать все сразу - помириться с семьей, искупить грехи, выпустить заключенных... Сосредоточенность на внутренней жизни человека, который знает свой предел, передана в спектакле оригинальным ходом: образ главного героя поделен между двумя актерами. Андрей Чураев присутствует и проживает свое состояние без слов, одной масштабной фигурой и обращенным в себя лицом. Андрей Дубоносов озвучивает его. На обсуждении отмечали, что пока не до конца прояснено, отчего же так мучится перед смертью губернатор. И непонятно, чем будет занят в возможном будущем спектакле второй актер (в эскизе он читал текст с листа). Но в любом случае это заявка на интересную интерпретацию малоизвестного текста. Вопрос, как часто бывает, исключительно в ресурсах театра. Каждый из трех эскизов "Экспериментального круга" готов стать спектаклем и по-новому представить зрителю знакомых актеров, авторов и даже само театральное пространство.