О свободе Гайдая: почему юмор режиссера не подвластен годам

О связи смеха и свободы кто только не писал. В этом смысле в высшей степени занимательно, что Леонид Гайдай, человек, заставивший смеяться весь Союз, - родился в городе Свободный Амурской губернии.

Уже потом семья передала в Иркутск, где отец Леонида построил знаменитый дом, который цел до сих пор и который, как надеются иркутяне, станет когда-нибудь музеем режиссера. Но связь режиссера и свободы осталась.

В этой свободе заключался и пафос его комедийных фильмов. Они показывали, что частный человек гораздо важнее, чем коммунизм, чем текущая повестка. И сам Гайдай был свободен до поры. Его вызывали в высокие кабинеты, бранили за насмешки над чиновничеством. За Саахова, похожего на Сталина, за фразы типа «в соседнем ауле жених украл члена партии».

А он - внутренне свободный, отвечал в духе тех самых зайцев из песни: «А нам все равно».

Гайдаю повезло. У него был могущественный покровитель. В самом начале пути его заметил Иван Пырьев, мастер кинокомедии и директор «Мосфильма», которого за глаза называли Иваном Грозным. Он взял Длинного (как называл Гайдая) к себе на «Мосфильм». Помогал, отмазывал, отвоевывал. Поддерживал бредовые идеи. Например, сценарий знаменитого «Пса Барбоса» в гайдаевском исполнении выглядел так.

«Бежит Пес (три метра пленки). Бежит Бывалый (три метра пленки). Оглядывается - (полтора метра пленки). Общий план: бегут все (три метра). Трус падает (2 метра)».

Смешно? Другой бы разъярился, а Пырьев сказал:

- Ну, давайте, попробуем, что нам, жалко, что ли?

И не прогадал.

Жертвенность жены

Несмотря на высокую поддержку, путь Гайдая в режиссуру не был устлан розами. Первую комедию - «Жених с того света» - цензоры изрубили в капусту. Из полноценного фильма получился короткометражный уродец. Чтобы погасить конфликт, режиссеру пришлось снять идейно выдержанную заказуху «Трижды воскресший», где речь шла о пароходе «Орленок». Фильм провалился в прокате, да и сам Гайдай предпочел молчать об этой картине.

В жуткой депрессии он уехал с женой Ниной Гребешковой в Иркутск. Где по легенде к нему и пришло озарение. Мать режиссера для утепления хранила над потолком подшивки газет и журналов. Просиживая на чердаке, депрессирующий Гайдай неожиданно отыскал там смешную заметку. Даже не заметку, а стихотворный фельетон украинца Степана Олейника в переводе Корчагина.

- Смотри, Нинок, - якобы сказал он жене, прочитав заметку в «Правде». - Это же смешно!

- С ума сойти! - подтвердила Нина Гребешкова.

На самом деле явно ничего такого там не было, и публикация была взята из свежей «Правды» 1960 года, которая вряд ли валялась на чердаке. Но принято считать, что Трус, Балбес и Бывалый родились на том самом месте.

А что касается самой заметки... В биографии Гайдая, вышедшей три года назад в серии «ЖЗЛ», приводится ее текст. Она поражает примитивностью и бездарностью:

«Бросив тол, обнюхав ствол, / Пес понесся по опушке… / Миг - и вспыхнул, ухнул тол, / Прогремел сильнее пушки! / Ухнул так, что их трусы / В поднебесье запорхали, / Что доселе картузы / Из-за тучки не упали; / Что в райцентре, за рекой, /Пыль взметнулась по панели, / Что в милиции самой / Cтекла в рамах зазвенели».

Понятно, что эти трусы-картузы никому не могли понравиться. Но Нина Гребешкова не перечила мужу.

Вообще, как говорили друзья семьи, она принесла ради него жертву. Нина была уже состоявшейся актрисой, когда он позвал ее замуж. Ради него стала отказываться от съемок и стала просто вести быт в семье. Ведь, в отличие от отца, собственноручно сколотившего дом, Леонид Иович не мог даже лампочку вкрутить.

- Нина водила машину, делала ремонты, забивала гвозди, состояла в кооперативе, чтобы получить квартиру, - рассказывал друг Гайдая Аркадий Инин.

А еще - целиком и полностью поддерживала Гайдая. Ведь он был далеко не из сахара.

Ему ничего не стоило мимоходом испортить ей настроение.

Однажды они собирались на Новый год в Дом кино. Нине принесли из ателье новое платье, та примерила и, счастливая, вышла к мужу, чтобы оценил.

- Нинок, ты должна понять, что ты некрасивая, - сухо ответил он.

Комментарии излишни.

Медведь и Варлей

Каким он был человеком - складывают легенды. Высокий, смешной, похожий своим хохолком на дятла Вуди, сам Гайдай крайне редко улыбался. Как рассказывал сын Никулина Максим, «если дядя Леня сказал «угу, смешно», - это означало, что ему поведали такой смешной анекдот, что все валяются со смеху».

А каким он был режиссером, красноречивее всего рассказывает байка про медведя из крымского ресторана.

Якобы после съемок «Кавказской пленницы» съемочная группа отправилась праздновать в ресторан «Медвежий угол», где в качестве антуража держали живого мишку в вольере.

Леонид Иович на кураже вошел в клетку к медведю с шампуром в руках и, ткнув в него шашлыком, сказал: «На, ешь». Все в ужасе замерли, представляя последствия. Но вместо этого зверь забился в угол и закрыл морду лапами.

- Не хочет, - сказал комедиограф удовлетворенно и вышел из вольера.

Вариантов этой байки существует несколько, но история как нельзя лучше описывает Гайдая-режиссера. Раз уж медведь сыграл так, как он хотел, то чего ожидать от остальных. Неудивительно, что в «Кавказской пленнице» заиграла как надо и самая слабая часть актерского коллектива вроде Натальи Варлей.

Несмотря на то что Гайдай крайне мало снимался, он был прекрасным актером и на съемочной площадке часто показывал актерам, как надо. Вряд ли он мог играть за Демьяненко, Вицина, Никулина: им он давал свободу и простор в импровизации «в заранее очерченных рамках». А вот с Варлей, у которой не было актерского опыта, судя по всему, поступил иначе.

- Мадам Бовари - это я, - говорил Флобер.

- Наталья Варлей - это я, - мог бы сказать Гайдай.

И в этом смысле невероятно глупо выглядят откровения актрисы, которыми она поделилась в своей биографии. О том, как Гайдай якобы ее харрасил или, по крайней мере, пытался войти вместе с ней в гостиничный номер и закрыть за собой дверь. (Нина Гребешкова в свое время списала такие откровения на возрастные изменения актрисы, порекомендовав обратиться за комментарием к умершему Гайдаю.)

Но и без его комментариев и без разных «сенсационных воспоминаний» очевидно, что юная Варлей была ему симпатична. Стал бы он иначе вкладывать в нее себя.

Упадок сил

Гребешкова однажды пересказала случайно подслушанный разговор Гусмана с Мережко:

- Ну а Гайдай - разве ж это искусство? Это так, аттракцион…

Он снимал для нас, для людей. А коллеги-снобы из московской кинотусовки его терпеть не могли. Считали его комедии низким жанром, фильмами-однодневками.

«Хам, прочитавший сочинение двух интеллигентных писателей», - написал в дневнике Григорий Козинцев после просмотра гайдаевских «12 стульев».

Критики ставили в вину то, что он ничего нового не придумывает, только берет и использует трюки немого кино... Но это не совсем верно.

То, что Гайдай очень любил Чаплина и много копировал у него, - известный факт. Еще будучи ребенком, в своем родном Иркутске он прятался в кинотеатре после сеанса, чтобы по нескольку раз посмотреть фильмы с участием любимого комика.

Но если в немых фильмах актеры оставались лицами-масками, то гайдаевские актеры становились психологическими типами. Он сделал из немого кино суперстильное и современное высказывание.

Трудно поверить, но Гайдай умер если не забытым, то полузабытым. Его 70-летие почти никак не отпраздновали. А вскоре случившиеся похороны прошли более чем скромно. В маленьком холле Белого зала Дома кино.

- Народу было мало, звезд - тоже по пальцам пересчитать, телевидения не помню, - вспоминает шеф-редактор «Союзмультфильма» Сергей Капков. - На гражданской панихиде не предусмотрели даже стульев, и старики - соседи по дому Гайдая периодически приваливались к стенам после долгого стояния, и их подхватывали те, кто рядом... Да и похоронили Гайдая на Кунцевском кладбище…

Это сейчас про каждого из его эпизодников сняли по миллиону передач. Но тогда, в начале 90-х, от былой славы не осталось и следа.

Последней из его великих комедий была снятая за 20 лет до смерти «Иван Васильевич меняет профессию». А потом - все хуже и хуже.

Провальной оказалась попытка экранизировать «Ревизора». В итоге фильму «Инкогнито из Петербурга» дали четвертую категорию и показывали где-то в заштатных кинотеатрах. Неудачей обернулась еще одна экранизация классики - «За спичками».

Гайдай потерял кураж, и попытка вернуться в комедию увенчалась третьесортным «Спортлото-82», где главный герой Костя, сжирающий еду попутчицы в поезде, - плохое подражание Шурику.

Харатьян рассказывал, что во время съемок «На Дерибасовской хорошая погода» Гайдай в один из моментов остановил весь процесс и вышел вон без видимых причин.

Он и сам все понял.

Автор биографии Гайдая в легендарной серии «ЖЗЛ», Сергей Новицкий, исходит из постулата, что Гайдай - гений, и все снятое им - априори гениально. Но скорее приходится согласиться с теми, кто сказал:

«Гайдай - автор двух гениальных коротышек, трех блестящих кинокомедий, двух отличных экранизаций и такого же числа неудач.

Что произошло?

Критики говорят, что Гайдая сгубило «стремление к классике». То ли сам он стремился в большую литературу. То ли слишком внимательно прислушивался к разносам критиков, объяснявшим, почему его комедии - это низкий жанр. Словом, как пишут киноведы, великий клоун попал в книжный переплет и там скис.

Неудивительно, что его верный соратник, композитор Александр Зацепин, в один прекрасный момент вообще отказался работать с ним.

- Это не искусство кино, это какая-то дурная литература, - в сердцах бросил он.

А Гайдай, похоже, этого не совсем осознавал.

Наверное, Пырьев мог объяснить ему, что к чему, но к тому времени он уже умер. Совпадение ли, что закат карьеры Гайдая произошел вскоре после смерти его великого покровителя.

- В том и беда, что классика не давала ему той свободы, которая ему была нужна. Классика - это прежде всего литература, и она не предполагает переделывания мира, как делали на экране его фирменные дураки, - говорит кинокритик Алексей Коленский.

Второе возвращение

В этом смысле показательно, что второе возвращение режиссера из города Свободный произошло в 90-е, запомнившиеся пресловутым ельцинским «берите свободы столько, сколько хотите».

Даже я помню, как в разгар выборов его фильмы вертелись по телевизору. И подсчет голосов на всех каналах перемежался новеллами из «Операции «Ы». А фраза «кто не работает, тот ест» вызывала смех еще и потому, что так соответствовала неожиданно переменившемуся времени. Мы все нищенствовали. А кто не работал - тот ел.

- Люди так тяжело живут, надо дать им хоть немного посмеяться, - говорил Гайдай, когда снимал свои великие комедии. И был прав. Фильмы помогали выжить, отвлечься, забыться. Служили «коллективным антидепрессантом без побочного эффекта», как писал гайдаевед Сергей Добротворский.

«В России надо жить долго», - сказал поэт. Обидно, что до своего второго рождения Гайдай не дожил. И 70 лет, отведенных ему, оказались недостаточным сроком.

Что тут еще добавить?

В молодости у Гайдая был фирменный вопрос, которым он проверял качество комедий:

- А понятно ли это будет старушке из Йошкар-Олы?

При чем тут старушка и при чем Йошкар-Ола - не важно. Но главное - это работало.

А еще неожиданно открылось, что этот посыл совпадает с сэлинджеровским. В рассказе «Фрэнни и Зуи» великого классика есть эпизод, как старший брат просит младшего начистить ботинки перед радиошоу.

- Для кого? - удивляется малыш.

- Для толстой тети, - отвечает брат.

Кем была та «толстая тетя», ради которой нужно было быть лучше?

Для великого Гайдая ею стали мы - простые и несчастные люди. Я, ты, он, они и старушка из Йошкар-Олы, конечно же.