Когда музыка смолкнет: кем был Джим Моррисон
Лидер группы The Doors — одного из самых значимых явлений золотого века рок-н-ролла — был не просто музыкантом, поэтом, разрушителем консервативных основ и детищем психоделических 1960-х. Цветок калифорнийской пустыни, король ящериц и последний проклятый поэт Джим Моррисон умер 50 лет назад, 3 июля 1971 года, ненадолго показавшись этому миру загадочной кометой. NEWS.ru вспоминает, какой след он оставил в контркультуре и чем запомнился.
Двери открываются
На свет будущий рок-кумир появился 8 декабря 1943 года в городе Мелборн, штат Флорина, в семье будущего адмирала Джорджа Стивена Моррисона. Часть детства он провёл в калифорнийском Сан-Диего. Повседневность военных сопряжена с множеством переездов, и жизнь в стиле роуд-муви в каком-то смысле определила судьбу Джима. Когда ему было четыре года во время поездки с родителями по штату Нью-Мехико, он стал невольным свидетелем последствий автокатастрофы, в которой погибли несколько индейцев. Это событие, судя по всему, оказало огромное воздействие на ребёнка. Много позже он описывал случившееся в песнях Dawn’s Highway («Шоссе рассвета»), Peace Frog («Мирная лягушка»), The Ghost Song («Песнь призрака») и Riders on the Storm («Оседлавшие шторм»), всякий раз повторяя, что души тех мёртвых индейцев «вселились» в него. Культура коренного американского населения стала не только частью текстов Моррисона, но и предметом его повседневных интересов наряду с философией и поэзией.
В 1962 году Джим поступил в Государственный университет Флориды в Таллахасси, изучал там историю эпохи Возрождения и играл в студенческих пьесах, но через два года перевёлся на факультет кинематографии Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе. Там он познакомился с музыкантом-экспериментатором Рэем Манзареком, с которым (а также Джоном Денсмором и Робби Кригером) в 1965 году они создали The Doors. На концертах группа не использовала бас-гитару. Её заменял клавишный инструмент Fender Rhodes Bass, на котором Манзарек играл левой рукой, а правой — параллельно «колотил рок-н-роллы» на электрооргане.
Название коллектива отсылает к трип-эссе «Двери восприятия» английского писателя и философа Олдоса Хаксли, эпиграфом к которому стали строки из поэмы поэта Уильяма Блейка «Бракосочетание Рая и Ада»: «Если бы двери восприятия были чисты, всё предстало бы человеку таким, как оно есть — бесконечным». Эта концепция во многом объясняет иносказательность, мистицизм и эсхатологизм текстов, положенных на пробирающие звуки, с одной стороны ни на что больше не похожие, а с другой — ставшие символом столкновений 1960-х. Эпохи, приоткрывшей двери тотального освобождения: деколонизации и культурной революции на алеющем Востоке, и молодёжными бунтами с Вудстоком на проснувшемся Западе.
Но как бы в противовес футуристическим буре и натиску своего времени, тексты и звуки The Doors были мрачными, отрешёнными и потусторонними, как шаги командора. За это стиль группы даже называли арт-роком, находя некоторые параллели не только с Артюром Рембо, Эдгаром По и Александром Блоком, но и с Антоненом Арто и его театром жестокости. Такой нарратив выглядел как своего рода предчувствие, что многие порывы той эпохи будут обезврежены, переварены, усвоены и превращены в безобидные атрибуты «усмирившейся» повседневности. Об этом, собственно Джим пел в Strange days: «Странное время настало, / Странное время пришло за нами... / Нашим обыденным радостям / Пришёл конец. / Но игра будет продолжаться, / Даже если нам придётся спасаться бегством...» Или в эпохальной саге The end: «Можете ли вы представить, каково быть, / Столь необузданным и вольным, / Отчаянно нуждаясь в чьей-то поддержке, / В стране, обречённой на безнадёжность».
Своеобразный его «байронизм» в коконе хипповского кутежа чем-то перекликался и с ревущими 1920-ми — рифмующимся с 1960-ми временем всеобщего ожидания чего-то непостижимого, чистилища. Не зря в первом альбоме группы, вышедшем в 1967 году, одной из самых запоминающихся композиций стала Alabama song — песня Курта Вайля, положенная на текст Бертольда Брехта, написанного в 1927 году для оперы «Возвышение и падение города Махагонни» о порочном пустынном городе, основанном беглыми заключёнными. Единственным преступлением там считалась бедность, а основной ценностью —порочные развлечения и деньги.
Ученик Диониса
Первое время The Doors играли в калифорнийских кабаках и их выступления казались критикам не очень оригинальным, да и будучи любителем выпить Джим часто выступал, казалось, не в самой лучшей форме. Впрочем, у группы было много поклонников и в первую очередь поклонниц — возможно сработала интуиция коллективного разума, увидевшего в этих звуках и словах что-то большее, чем застенчивые сценические кривляния. В итоге у группы появилась возможность выступать в популярном клубе Западного Голливуда — «Whisky-A-Go-Go».
Разбирающийся в древней мифологии Моррисон умел терзать «трогательным ножичком» больные мозоли консервативного уклада белой Америки, и быстро стал популярным у сотен тысяч молодых бунтарей самого разного толка.
«Белая бестия», трагический античный герой, занесённый слепой мировой волей в XX век, ученик философа Диониса, великий лицедей рок-музыки, поэт и шаман — Джим Моррисон. Его творчество, его стихи, его музыка, как никакие другие в прошедшем веке, были выражением стремления к истинной свободе, не связанной оковами рационального, логичного, рассудительного внешнего мира, выражением чистого желания, не знающего ограничений стремления к удовольствию, выражением дионисического начала. Именно проявления этого начала создали незабываемый, дурманящий, доводящий до экстаза шарм эпохи 1960-х, эпохи любви, новаторства и несбывшихся надежд; эпохи, словно оазис мечты и счастья, внезапно появившейся в безжизненной пустыне ядерного века, — говорил о нём философ и критик Михаил Ларинов.
Отказ от рамок и правил приличия нередко приводил к конфликтам Моррисона с представителями истеблишмента. В августе 1966-го, после исполнения The End, где во фрейдистском ключе интерпретируется трагедия Софокла «Царь Эдип» с прямым намёком на инцест, музыкантов со скандалом вышвырнули из «Whisky-A-Go-Go». Однако незадолго до этого их «взял под опеку» продюсер Пол Ротшильд, который продвигал все альбомы The Doors, записанные при жизни Джима. Так что потеря концертной площадки была невелика. Но скандалы ожидаемо сопутствовали группе.
В декабре 1967 года, когда перед концертом в Нью-Хейвене, штат Коннектикут, Джим целовался с поклонницей за кулисами, их «застукал» полицейский и потребовал покинуть помещение. Музыкант отказался и после небольшой «дискуссии» получил в лицо из газового баллончика. Из-за этого выступление отложили, но когда оно всё же началось, фронтмен The Doors не остался в долгу, превратив действо в своеобразный митинг против полиции, закончившийся его арестом прямо на сцене. На Моррисона и ещё двух журналистов составили протоколы о подстрекательстве к беспорядкам, но вскоре обвинения сняли.
Но уже после мартовского концерта 1969 года в Майами, на котором Моррисон снял с полицейского шляпу и бросил её в толпу, а также призвал зрителей обнажиться (и ещё, будучи сильно подшофе, вытворил много чего), музыканта осудили на шесть месяцев тюрьмы и назначили штраф в $500 за непристойное поведение. Правда за решётку Джим не отправился, он обжаловал приговор, но повторного решения не дождался.
Номер три
Как и многие деятели радикального искусства того периода, Моррисон вёл довольно разрушительный образ жизни в стиле «sex, drugs, rock'n'roll».
В марте 1971 года, после записи альбома «L.A. Woman» Джим вместе со своей музой Памелой Курсон переехал в Париж, ставший его последним обиталищем. Именно она обнаружила его бездыханное тело в ванне 3 июля 1971-го. Согласно официальной формулировке причиной смерти Моррисона стал сердечный приступ, но до сих пор исследователи и фанаты гадают, что умер он то ли от передозировки наркотиков, то ли совершил суицид, то ли вовсе был убит не то барыгой Жаном де Бретеем, не то всесильными американскими спецслужбами. Ведь с помощью своей программы COINTELPRO ФБР расправлялись не только с какими-то проклятыми поэтами-одиночками, а с мощными в 1960-е движениями вроде «Чёрных пантер» (радикальный предшественник нынешнего BLM) и, в более широком ключе, вообще с разномастными новыми левыми, чуть не устроившими маленький Вьетнам у стен Пентагона.
Моррисон, тяготевший к шаманизму и магии (в 1970-м он даже женился по кельтскому колдовскому ритуалу), мистическим образом умер в 27 лет, что стало поводом для ажиотажа для любителей сенсаций. Ведь во столько же, часто при странных обстоятельствах, погибали другие музыканты, образовавшие посмертный символистский «клуб-27» (по аналогии с «клубом-37», куда «вошло» много поэтов и драматургов, скончавшихся в пушкинском возрасте). Незадолго до Джима в 27 лет ушли, например, его современники и «коллеги» по рок-н-роллу: Джанис Джоплин и Джимми Хендрикс. По воспоминаниям участников The Doors, когда они обсуждали их смерти, Моррисон якобы говорил, что возможно, он является «номером три».
Я вижу себя огромной огненной кометой, летящей звездой. Все останавливаются, показывают пальцем и шепчут в изумлении «Посмотрите на это!». А потом — фьють, и меня уже нет. И больше они никогда не увидят ничего подобного и никогда не смогут меня забыть. Никогда, — говорил о себе Джим.
Так и получилось: могила поэта на парижском кладбище Père Lachaise стала местом паломничества многочисленных фанатов, а The Doors остаётся одной из самых важных групп 1960-х годов, после которых старый-добрый рок-н-ролл, по большому счёту, стал эпигонской карикатурой на самого себя. Как говорится, «когда музыка смолкнет, потуши все огни».
