Мамонов был божьим посланником с важной миссией
Говорят - вся жизнь христианина есть подготовка к смерти. Последние годы Пётр Мамонов, кажется, так и жил, тщательно готовясь к уходу, и даже, кажется, несколько тяготясь необходимостью продолжать рутинный ритуал земного бытования. Два года назад, пережив инфаркт, и почти сутки находясь на грани жизни и смерти, он, наконец, выкарабкавшись, вспоминал: «И вот, мы едем с женой домой, и у меня такое чувство, что вот опять надо вставать, опять эта жизнь... У меня было разочарование».
15 июля 2021-го большой русский артист, не получивший от властей больших регалий при жизни, тихо умер в больнице от последствий инфекции. Жизненный круг замкнулся, Пётр ушел в селения, к которым стремился, и, кажется, это не такой уж повод для печали. Монахи не провожают своих братьев «в последний путь», они провожают их в новую жизнь. Для монаха день смерти – это день нового рождения. А Пётр последнюю часть своего земного пути вел жизнь почти монашескую.
Подавляющему большинству из нас он и запомнился своей ролью монаха-отшельника в фильме «Остров». Фильм действительно прогремел, да так, что как рассказывал сам Мамонов, к нему в деревню ручейком потекли люди за исцелениями. Сила искусства.
Конечно, прежде всего Пётр Николаевич был человеком искусства. Здесь - его Божий дар, здесь горел его огонь, блики которого передавал его безумный темперамент; огонь не столько монаха, сколько шамана, завораживающий всех, кто на него смотрел, и вытаскивающий их души из болота обыденности куда-то, что словами не назвать.
Смесь зачарованности, восхищения, безумия и, пожалуй, даже припадочного смеха - это я о своих первых впечатлениях о Мамонове и его «Звуках Му», которых впервые живьем увидел году, кажется, в 1988-м, в ленинградском Дворце Молодежи.
По «градусу позитивного безумия» это можно было сравнить только с Поп-Механикой Сергея Курехина, в то же самое время набиравшей обороты своей психоделической карусели. Но разница заключалась в том, что Курехин так и не смог свою золотую карусель остановить, и она уносила его все дальше, из психоделических небес в какие-то темные оккультные пространства, из которых он уже не вернулся. А Пётр сказал дальнейшему развертыванию своей «русской народной галлюцинации» (так, говорят, называл он свои творения) стоп. И сказал, видимо, вовремя. Потому что иначе – сгорел бы так же, как Курёхин.
Первой его большой ролью в кино и стала роль типичного «проклятого поэта», пьяницы-саксофониста, визуального выражения его же экзистенциального гимна:
Я самый плохой
Я хуже тебя
Я самый ненужный,
Я гадость, я дрянь,
Зато я умею летать…
Это и была, в общем-то, икона экзистенциального героя времени. Как и сам «Такси-блюз» (1990) Лунгина стал такой «иконой», получив массу заслуженных, вероятно, наград. «Остров» (2006) стал второй такой же иконой - другого совсем времени, и другого совсем героя. Точнее, героя того же, но находящегося в противофазе бытию первого. Как говорят в русском народе: не согрешишь - не покаешься. Или, если более серьезно, это о времени большого отрезвления, «большого бодуна», наступившего после «психоделической революции» перелома десятилетий.
Не будем говорить о достоинствах и недостатках фильма «Остров», который, и правда, расколол активную нашу общественность на тех, кто его безоговорочно принял, и тех, кто столь же безоговорочно не принял. Для меня лично важнейшим критерием в таких случаях является мнение народа, который как раз таки (сердце не обманешь) фильм принял. А последовавшего за ним «Царя» – отверг. Пётр и сам признавал эту свою неудачу: «Мелковат я для русского царя». В устах Мамонова, всегда и во всем стремящегося к абсолютному первенству («твой грех стремится к солнцу» - Томас Элиот) это признание стоит немало.
На мой взгляд, лучшие образы Мамонова в кино явили фильмы Лобана: «Пыль», «Шапито-шоу», и документальный «Мамон-Лобан», в котором Пётр Николаевич предстает максимально искренним и настоящим, со всем своим безумием, святостью и грехом.
«Я самый смиренный человек на земле!» - так мог бы звучать метафизический пафос нашей главной, опять же, мультипликационной иконы, человека с пропеллером за спиной - Карлсона, в исполнении Мамонова.
Суть того, что делал Мамонов на сцене или в кино, проецируя пучок оголенных проводов своих нервов на экран, не в «проповедничестве», конечно, – в чем многие его упрекают. Мамонов не был проповедником. Но «от избытка сердца говорят уста», и о чем же еще было ему с нами говорить? Он был, повторюсь, скорее, шаманом. Но не тем шаманом, который заклинает духов «верхнего и нижнего мира», а тем шаманом, который заклинает своих собственных (да и наших) демонов и борется с ними у нас на виду. Показывая нам этот священный «танец кали-юги» (как называется музыкальное произведение другого нашего великого шамана, Владимира Мартынова) для того, чтобы и мы поняли всю серьезность происходящего с нашим собственным сердцем, в столь, не побоюсь сказать, судьбоносно-эсхатологическое время, как наше.
Одним словом, Мамонов был, конечно, Божьим посланником, пришедшим к нам с важной миссией, миссию эту исполнивший, и, наконец, отпущенный Небесами со своего тяжкого послушания. Что ж – Небесная Россия сосредотачивается! Тем, кто остается здесь, надлежит сделать из этого свои выводы, а тем, кто Петра по-настоящему любил, возрадоваться, что у нас появился теперь там свой, как никто знающий наши грешные души, Петр-Ключник.