Нюрнберг думает о тебе

Создателям картины удалось сделать что-то с пространством и временем. Ощущение, возникающее на площадке, сложно описать, но если попробовать, то больше всего оно похоже на мгновенное узнавание эпохи и – мгновенное же перемещение в ее толщу. Как в "Иване Васильевиче", который меняет профессию. Но там была машина времени, здесь же никаких ухищрений не требуется – эпоха фонит даже при приближении к павильону. Вот идет по огненному мосфильмофскому асфальту девушка в светло-коричневой строгой юбке и черных туфлях на невысоком каблуке – такие сейчас носят те, кто знает толк в моде, – а я их видела на старых военных фото своей бабушки, – или вот курит парень, худой и высокий, форма чуть велика ему, оборачивается, лицо, взгляд, пластика – и невозможно отделаться от ощущения, что граница между мирами прорвана. 

В роли зрителей на процессе - актеры массовых сцен\: Жанна Янукович, Николай Торгашев, Сергей Арбатский, Милорада Ряшко, Лариса Пилипенко, Алена Островерхова (слева – направо)

Отдельных усилий стоит напомнить себе, что передо мной – актеры массовых сцен, участники фильма "Нюрнберг", одетые и загримированные, готовые сниматься эпизоде во Дворце правосудия. И что я в Москве, а не в Нюрнберге 1945-46.

На Мосфильме выстроили огромную декорацию зала 600. Настолько правдоподобную, что тянет придирчиво рассматривать каждую деталь. И кивать – ну да, ну да, вот так оно и было.

На Мосфильме выстроили огромную декорацию. Настолько правдоподобную, что тянет придирчиво рассматривать каждую деталь.

В темном, черном кинозакулисье разложены исторические фотографии с процесса. Взяты разные ракурсы – видны скамья подсудимых, пресса, обвинители, публика, флаги за спинами судей, вид сверху, сбоку, на переводчиков и их кабинки. И хочется сравнить – прошлое и его воплощение в настоящем, в кинодекорации. Зал благородно-коричневого цвета, в тон той форме, что на актерах. С панелями, изящно украшенными резьбой, – по идее, здесь должен быть молдинг из пенополиуретана, а по виду – настоящая столярная работа. Можно было уточнить, но я не хотела – сделано так качественно, так накрепко, что возникает уверенность – нет, точно, все настоящее.

В зале воссоздана драматургическая расстановка сил, в смысловом центре – скамья подсудимых, на ней бумажные таблички. Места пусты – актеры еще в гримерках

В зале воссоздана драматургическая расстановка сил, в смысловом центре – скамья подсудимых, на ней бумажные таблички: Франк, Фрик, Штрейхер, Функ, Шахт, Шпеер, Нейрат, Фриче. Места пусты – актеры еще в гримерках. И от созерцания табличек внутри делается морозно и мрачно. Отношение к фигурантам процесса не смягчается отношением к живым людям, нынешним исполнителям их ролей. Я же не могу ненавидеть исполнителей роли Фриче или Папена, а Папена и Фриче, очищенных до уровня табличек, до экстракта зла, я ненавижу, разумеется. Рядом – столы обвинителей. Напротив злодеев – флаги четырех стран-организаторов процесса – СССР, США, Великобритании и Франции. Гордо реют над залом, обозначая сторону добра. Добро прямо напротив зла, как и полагается. Перед съемкой флаги заботливо отглаживают, расправляют складки. 

Напротив скамьи подсудимых – флаги стран-организаторов процесса

Над огромными парадными дверями зала, в которые спустя полчаса, как только режиссер скомандует "Экшн!", войдут преступники, – резной герб. И этот герб придает происходящему сертифицированную серьезность. Будто это те самые двери, которые ведут в глубь истории, в ее коридоры и шурфы. С противоположной стороны вход в зал заседаний завешен черным занавесом. Его не сразу заметишь. Но за секунду до начала съемки бархатный занавес, отделяя свет от тьмы, прошлое от настоящего, персонажей от современников, опускается. И видна граница миров. И еще вопрос, кто с какой стороны. 

Режиссер фильма "Нюрнберг" Николай Лебедев на съемочной площадке.

Вполне логично, что есть только два входа в "Нюрнберг": через парадные двери истории, как полагается, и через черный занавес воображения, по аккредитации. Мы здесь снимаем актеров, которые играют тех, о ком мы пишем: судей, прокуроров, адвокатов, машинисток, переводчиков, журналистов, фотографов, секретарей, охранников. Наши герои населяли пространство Нюрнберга и работали ради того, чтобы пережитое людьми горе превращалось в протоколы, фотографии, видеопленки, и в итоге – в приговор.

Актеры массовых сцен в ролях американских солдат, охранявших зал трибунала в Нюрнберге.

Всех записываем – Екатерина, актриса массовых сцен, Василий, студент, – отмахиваясь от навязчивой мысли, что говорим не с современниками, а с людьми той эпохи. Этот удивительный эффект требовательного прошлого, которое невозможно заколотить обратно, надеюсь, будет главным эффектом фильма Лебедева. Разворошить старые протоколы Нюрнберга, чтобы никто не смог их замести обратно под лавку, – хороший результат. Мы занимаемся тем же. Кстати, бумаги в руках актеров на экране – не пустые листы, а копии реальных документов и протоколов. Это важно. Дьявол – он в деталях.

В роли Германа Геринга - датский актер Карстен Нёргор.

Вот Геринг. Его играет датский актер, он сосредоточен. Не подойдешь. Впрочем, мне и не надо. У меня нет вопросов к актеру, а сам Геринг уже дал свои ответы истории. Вот Зоря – трагический персонаж Нюрнберга, погибший во время процесса, причины до сих пор не ясны. А мы только что переписывались с его внучкой.

Советский прокурор Николай Зоря – трагический персонаж Нюрнберга, погибший во время процесса. В роли Зори - актер Игорь Афанасьев.

Когда слишком хорошо знаешь героев исторической драмы, возникает тревожное смещение реальности. Сергей Безруков, витальный в любой роли, заходит на площадку бодро – но даже он, похоже, смущен исторической ответственностью перед Нюрнбергом.

Сергей Безруков в роли главного обвинителя от СССР Романа Руденко.

Когда все занимают свои места, я уже перестаю сопротивляться настойчивым попыткам прошлого поглотить меня. Возможно, секрет в том, что Нюрнберг как процесс – это картина послевоенного мира в объеме. В этом Ноевом ковчеге плывут практически все – политики, юристы, зеваки, журналисты, разведчики, охранники, военные, аферисты, преступники, домохозяйки, беженцы, военнопленные. Не отдельные герои, действовавшие в Нюрнберге-45/46, а целое поколение, целая эпоха, которая будто бы прошла, но снова вернулась. Возможно, вернулась именно потому, что все-таки не до конца выполнила свою задачу. Преступники были осуждены, но не все, а лишь немногие. Большинство нацистов ушло от ответственности.

На задворках зала – перекрестье деревянных конструкций. Сколоченные помосты, лестницы, антресоли. Они неизбежно ассоциируются в контексте Нюрнберга с виселицей. Наскоро сколоченной перед казнью. Ее нахождение фактически за стеной зала заседаний исторично – казнили в Нюрнберге в соседнем с тюрьмой здании, в спортзале.

На задворках зала – перекрестье деревянных конструкций.

Суд еще идет, а виселица уже стоит. На площадке фильма будто бы соединились начало и конец процесса. Когда долго занимаешься Нюрнбергом, понимаешь, что времени нет, оно не течет и не меняется, что Нюрнберг – это и есть вечный суд, который, однажды начавшись, будет длиться вечно. И каждое поколение будет проходить через зал этого суда. 

Актеры массовых сцен на съемочной площадке фильма "Нюрнберг"

Эффект узнавания эпохи, оторопь от того, что все в ней живо, включая негодяев, близость неизбежной расплаты, но ее малость по сравнению с совершенными преступлениями, историческое значение и величие момента – плотность смыслов на площадке "Нюрнберга" нерядовая. Что тут главное и самое неприятное?

Обычно мы имеем дело с мертвыми нацистами, чьи преступления исследуем каждый день. В фильме же они еще живые. И значит, опасные. И эта близость настоящего огромного зла, не засушенного до архивных документов, дает, наконец, понимание того, что же мы делаем в своем проекте "Нюрнберг".

Чтобы не пропустить момент, когда, в силу обстоятельств или повинуясь чьей-то преступной воле, оно попробует выйти из тюремной клетки. И часовой должен быть грамотный – с нынешним объемом знаний о миллионах преступлений, миллионах жертв, о методах пыток, о тоннах пепла в печах и мешках с волосами. Иначе встреча со злом может быть опасна. Мы делаем проект, чтобы оно не возвратились. Пусть вечно сидят в этом зале 600 и выслушивают обвинение. Не 315 дней, но год за годом, век за веком. Всегда. 

На съемочной площадке фильма "Нюрнберг"

Человеку, который делает ежедневно проект о Нюрнберге, перелистывая старые документы и заставляя вчитываться в них множество людей, который двигает по сайту эти имена, факты, события, кажется, что сама реальность так странно и мощно отреагировала на нашу работу. Как у Тарковского в "Солярисе" – происходит то, о чем ты думаешь. Нюрнберг – одна большая метафора состояния современного мира. Он думает плохое о самом себе.