о режиссёре Леониде Гайдае

«Только один человек покусился на сатирическое осмысление действительности, и мы все знаем этого человека — Леонид Иович Гайдай. То есть реально смешным, фонтанирующим панчлайнами в истории местного кино оказался человек с самой несмешной судьбой, да и на вид довольно закрытый и невесёлый».

В русско-советском кино с комедиями не очень. Ну вот просто посмотрите фильмографии всех режиссёров, найдите там хоть что-то по-настоящему смешное. Ну да, «Волга-Волга» типа комедия, рязановская «пять минут, пять минут — это много или мало» тоже типа комедия, но они а) редкость, б) они все такие политически корректные в рамках тогдашней политики и корректности, что создаётся впечатление, что они тупо беззубые.

И только один человек покусился на сатирическое осмысление действительности, и мы все знаем этого человека — Леонид Иович Гайдай. То есть реально смешным, фонтанирующим панчлайнами в истории местного кино оказался человек с самой несмешной судьбой, да и на вид довольно закрытый и невесёлый.

У Леонида Гайдая не было крутых родителей — Иов Исидорович из крепостных крестьян, мать Мария Ивановна — с Рязанщины. Весь его творческий путь в кино — удивительный полёт на социальном лифте в топ-режиссёры — особенно странно выглядит сейчас, когда уже которое десятилетие профессии в нашем кино просто передаются по наследству и принадлежат одним и тем же фамилиям.

Мальчик из посёлка Свободный Амурской области, закончивший железнодорожную школу (интересно, есть ли его портрет в лицее №36 компании «РЖД», который сейчас там находится?), — вот что бы ему сейчас светило в жизни? Это исторический факт, что через два дня после окончания школы он пошёл записываться на фронт — 23 июня 1941-го.

Понятно, что его завернули из призывного пункта. Но в ноябре ему уже стукнуло сколько надо, и вчерашний школьник пошёл на фронт. Вот и кончилось детство.

Каков был психологический слом будущего художника, нам трудно судить, потому что на этот счёт люди того поколения не шибко распространялись и не обсасывали свои переживания. В общем, людям, которые бубнят что-то про зону комфорта и невозможность реализации себя во времена, когда клятый режим тебе подсовывает вместо малинового смузи — клубничный, этого вообще на пушечный выстрел не понять.

Интересно, по какому принципу его отправили «красноармейцем пешей разведки», опять-таки — вчерашнего школьника. То есть их посылали впереди полка — посмотреть, где именно враг, ну а нарвался на немцев — сам разбирайся. Такие вещи производят ранний взрывной «личностный рост» безо всякого коуча. Ну собственно, так он и взорвался. То есть подорвался на пехотной мине и восемь месяцев лечился. Спасибо, что живой. Обратно на фронт его уже не взяли.

Он вернулся в Иркутск и — о везение! — в тогдашнем Иркутском областном драматическом театре на самом деле в эвакуации осел Московский театр сатиры, куда он и пошёл работать рабочим сцены, осветителем — базовое знакомство с запахом кулис состоялось. А ещё он смотрел все спектакли. И слово «сатира» даже в таком виде, в котором оно бытовало в стране, втесалось ему в голову. Далее — театральная студия там же. И ещё через пару лет — режиссёрский факультет ВГИКа.

Все, кто с ним тогда сталкивался — от студентов до преподавателей, — замечали в этом худом, израненном, молчаливом парне нечто мощное и глубокое: ему явно было что сказать миру и граду. Удивительным образом его поддерживали самые разные люди — от Пырьева, за которым ныне закрепилась слава главного чудовища советского кино и абьюзера из старообрядческой семьи, до Михаила Ромма, сына еврейских соцдемов, сосланных всё в тот же Иркутск. Их всех объединяло со странным студентом одно — небывалый накал судьбы, фантастический социальный лифт при советской власти, под присмотром чудовищного Сталина, которого тут взяли моду равнять с чудовищным Гитлером. И они все воевали — кто в Гражданскую, кто в Отечественную. И эти люди не оценили бы ваших сравнений.

На последнем курсе Леонида Гайдая взял к себе в съёмочную группу ещё один человек фантастической судьбы — режиссёр Борис Барнет, который вообще был советским англичанином из раскулаченной семьи владельцев типографии, что стояла на правом берегу Москвы-реки в центре города.

Курсы при Иркутском областном театре сработали — Гайдая позвали в кинокартину «Ляна» именно актёром, а также режиссёром-практикантом. Так и значится в титрах рядом с двумя другими режиссёрами — К. Николаевичем и Марленом Хуциевым. Бесхитростная музыкальная комедия про самодеятельность молдавского виноградарского колхоза. Тут с молодым Гайдаем играет молодой Раднэр Муратов — актёр, вписавший себя в историю русской комедии ролью Василия Алибабаевича («Джентльмены удачи»). Некоторые вещи сейчас, конечно, в картине шокируют — например, перевозка людей в открытых грузовиках (что запрещено давным-давно) и шляпы. Откуда они в 1955 году взяли такие шикарные шляпы? А ещё молодой Гайдай — вылитый Дэвид Бирн из группы Talking Heads.

Но первым фильмом Гайдая нужно считать «Долгий путь» (1956) — по нынешним меркам мелодрама. Он снял его вместе с режиссёром Валентином Невзоровым. Невзоров — неспетая песня советского кино, неслучайно мало кто про него слышал. Он тоже был фронтовиком и партизаном, успел снять всего два фильма и умер. Фильм по мотивам сибирских рассказов почётного академика Императорской академии наук Владимира Короленко начинается с титров: «От Петербурга до Москвы 600 вёрст. От Москвы до Перми 1600 вёрст. От Перми до Иркутска — 7 тыс. вёрст». Опять этот Иркутск, который не отпускал ни Ромма, ни самого Гайдая. Кажется, это было последнее поколение русских кинематографистов, которые буквально пальцами ощущали невыносимые просторы собственной страны. Дальше будет только хуже — закрывшиеся в золотой консервной банке Москвы киношники превратятся в касту при кассе и сосредоточатся на своих карьерных битвах под мосфильмовским ковром.

Актёрский состав под стать: Кюнна Игнатова, которую называли национальным достоянием Якутии; Сергей Яковлев, фронтовик из Кургана, из семьи репрессированных; Владимир Белокуров из Казани, из семьи сельского священника; Никифор Колофидин из Красноярска, актёр Приморского театра Владивостока; Александр Антонов — тот самый матрос на афише «Броненосца «Потёмкин»; Аполлон Ячницкий из Русского драматического театра в Киеве. Какие человеческие характеры, какие судьбы — эти актёры сами могли бы стать героями повестей и кинофильмов.

С чего-то именно в работе над этой картиной Михаил Ромм, опекавший Гайдая, увидел в нём комедиографа и начал его подталкивать именно к этом жанру.

Но именно на этом поприще с самого начала он получил первый профессиональный хук в челюсть. В 1958 году он снимает «Жениха с того света» по пьесе Владимира Дыховичного и Мориса Слободского. Это была типичная советская сатира — дежурное высмеивание бездушных бюрократов низшего звена: у Маяковского в «Клопе» или «Бане» это получалось зажигательней. Но картину невзлюбил министр культуры Николай Михайлов, человек с церковно-приходской школой и тремя курсами журфака МГУ за плечами, просидевший всю войну в Москве на пайке Оргбюро ЦК ВКП(б).

Короче, историю про начальника бессмысленной конторы, которого заживо признали мёртвым, почикали с полного метра до 40-минутной короткометражки.

В главной роли был Ростислав Плятт, чей польский шик приведёт к веренице ролей вальяжных иностранцев и пастора Шлага. Удивительно, но спустя годы такой же польский шик и облик полностью разрушат кинокарьеру удивительного комедийного актёра Игоря Окрепилова (театр Акимова).

Тут же Георгий Вицин, который станет одним из талисманов Гайдая, и даже Мария Кравчуновская («бабуля — божий одуванчик» в «Операции «Ы» Гайдая).

Но потери потерями. Зато состоялось одно приобретение, которое во многом определило стиль и успех Гайдая на многие годы, — сценарист и писатель Морис Слободской. Вместе с ним Гайдай сделает «Операцию «Ы», «Кавказскую пленницу» и «Бриллиантовую руку» — три мегахита отечественной комедии.

Совет Ромма вышел боком, но тут возник совет со стороны другого опекуна Гайдая — самого Пырьева. Он предложил ему освоить патриотическое кино. Фильм назывался «Трижды воскресший» по повести «Пароход зовут «Орлёнок», и спустя 12 лет после выхода фильм прекратил свое существование по одной-единственной причине — повесть принадлежала перу попавшего в опалу Александра Галича.

И тут звериное чутьё Пырьева вернуло Гайдая на путь комедии — он задумал альманах комедийных короткометражек молодых режиссёров, и для него Гайдай снял десятиминутный «Пёс Барбос и необычный кросс» (1961). Тут сложилось всё разом: и трио Вицин — Моргунов — Никулин, и архетипичный сюжет (который встречается как минимум в произведениях пары-тройки зарубежных авторов), который оказался близок самому народному зрителю. Потому как он сам, народный зритель, был совсем не чужд браконьерству. А ещё выход фильма совпал с появлением бытовых советских кинопроекторов на 8 мм «Луч» и «Луч-2», для которых такие короткие фильмы, которые можно было смотреть в немом варианте, как «Пёс Барбос», «Шпионские страсти» и, конечно, следующий фильм Гайдая «Самогонщики», печатались большим тиражом.

Таким образом, Гайдай вошёл прямо в квартиры советских граждан, минуя кинотеатры.

Трио исполнителей Вицин — Никулин — Моргунов также представляли совершенный архетип народных жуликов, настолько, что они быстро стали поп-иконой. Неслучайно потом они для нового поколения художников, рождённых в районе 1958 года, были своего рода банкой супа Campbell или Элвисом для американцев. Достаточно вспомнить творчество Константина Звездочётова, одного из самых успешных художников этого поколения. «Трус, Балбес, Бывалый» — частый сюжет его творчества. Не знаю, как сейчас, но в 1980-е Константин Звездочётов в рамках «дембельского аккорда» создал мозаику с этим трио на стене солдатской столовой в части автобата Петропавловска-Камчатского. Думается, замполит бы сейчас рвал на себе волосы, узнав, сколько эта мозаика может стоить на аукционе Sotheby’s, а тогда нам было просто весело.

В 1962 году Гайдай проводит эксперимент с американским классическим юмором начала века: три рассказа О. Генри под общим названием «Деловые люди» — качественная работа и осталась в памяти, но, конечно, призвание Гайдара как комедиографа было в ином. А именно — без обрыдлой административной сатиры, со смехом описывать жизнь простого советского человека, так, как её описывает каждый для себя, пытаясь найти что-то доброе в самой дикой ситуации.

С классической троицей исполнителей, добавив образ студента Шурика (Александр Демьяненко) для идеальной драматургии, Гайдай въехал в эпоху своих главных блокбастеров — «Операция «Ы» и другие приключения Шурика». Фильм на самом деле тоже альманах — тут три почти не связанные между собой новеллы, про что тут же забываешь, воспринимая фильм как единое целое. Образом Шурика Гайдай купил молодую интеллигенцию.

Кто-то из молодых киноанализаторов счёл сцену, в которой юный Шурик заставляет буйного Федю (актёр Смирнов) — по возрасту фронтовика — залечь, имитацией автоматной очереди. Но это шутка не для городских молодых бездельников: Гайдай — фронтовик и Алексей Смирнов — фронтовик, и они знали что делали. Костюковский и Слободской внедрили в сознание советского зрителя такое количество панчлайнов, которого хватает до сих пор, — все эти «Огласите весь список, пожалуйста», «Кто тут инвалид? — Что шумишь? Я инвалид», «Надо, Федя, надо», «Бабушка — божий одуванчик», «Пол-литру? Вдребезги? Да я тебя-я-я» и так далее.

Беда в том, что советское и тем более российское кино клинически бедно на яркие фразы, которые расходятся цитатами, определяют социокультурные страты в обществе и связывают близкомыслящих. В этом и уровень сценаристов, и общие принципы подачи сценарного материала — они не слишком нацелены на конечного потребителя.

Скажем, в обрыдлом Голливуде успех картин уже десятками лет измеряется в том числе и удачными фразами, даже такими тупыми, как I’ll be back, которые, как хомячки, повторяют за героями зрители во всём мире.

Образ Шурика удивительным образом рифмуется с образом Александра Привалова из набиравшего популярность «Понедельника…» Стругацких, который вышел за год до «Операции «Ы». Сдаётся, что Александр Демьяненко мог смело, не меняя штанов и рубашки, а главное — актёрской краски играть программиста Александра (Шурика) Привалова, если бы кто-то в те годы взялся экранизировать «ПНВС».

И прекрасно, что Гайдай сменил композитора и вместо замшелого Никиты Богословского, чьи достижения остались на уровне «Песенки Дженни» в 1937 году, он взял Александра Зацепина, композитора с достойной судьбой (сам из Новосибирска, отец тянул десятку за контрреволюционную деятельность, научился играть в армии — все признаки приличного человека). Более того — его прогрессивность привела к тому, что к семидесятым Зацепин стал одним из самых главных деятелей в советской электронной музыке.

Его новый блокбастер, в который многие не верили, в том числе и Юрий Никулин, «Кавказская пленница, или Новые приключения Шурика», вышедший в 1967 году, оказался кулаком в бархатной перчатке, так как он внутренне был гораздо более злобным. Мимишная циркачка Варлей, размазанный алкоголем Шурик, сонги, заточенные под хиты от Зацепина, модный твист в исполнении Аиды Ведищевой — всё это только сладенький крем, намазанный на черствый бутерброд неприятия разнузданных этнических группировок и их «традиций». Автор прошёл тогда по краю сатиры и этнических клише, разговорами о которых теперь уничтожают саму сатиру как жанр по всему «цивилизованному миру». Боюсь, нынче ему бы заткнули рот.

Несколько странный образ Шефа — есть там какие-то нелепости, но в целом мы имеем солнечную, динамичную и очень смешную картину, с килограммами панчлайнов, ударных реплик, разошедшихся на цитаты.

Если рассматривать работу Зацепина, то всё, кроме основного хита «Помоги мне», стоит каждой минуты звучания. С песенкой «Помоги мне» есть одна немаловажная проблема: куплеты (кроме хоруса) — прямая, дословная цитата песни Sway, она же ¿Quién será? Пабло Бертрана Руиса 1953 года. Будем считать Зацепина постмодернистом.

Гайдай и Никулин получили за фильм Государственную премию РСФР им. братьев Васильевых. Тогда прилюдно сборы с кинотеатров не считали, чтобы не возникали вопросы, куда уходят гигантские деньги, но фильм посмотрели почти 77 млн раз. И я точно знаю, что 12 из них — это я.

Картина 1971 года «12 стульев» считается отчего-то хорошей. Но когда в основе лежит произведение, тщательно опошляющее традицию Гоголя, то кино уже выглядит опошлителем опошлителя. И когда в экранном тексте возникают бессмысленные реплики от потрясающего Сергея Филиппова типа «Да ужж», становится понятно, что сценаристы не справились с первоисточником. Это частое явление, самый катастрофический пример — экранизация «Трое в лодке» Наума Бирмана по сценарию Семёна Лунгина.

Народным хитом стала картина «Иван Васильевич меняет профессию» 1973 года по смутным мотивам Булгакова. Несмотря на развесистый и довольно бессмысленный сюжет (кто-нибудь может вспомнить, про что этот фильм — ну вот историю, кроме отдельных гэгов, — как бы пусто). Образ Ивана Васильевича у Яковлева полностью совпадает с картиной Репина «Садко» 1876-го, которая хранится в Русском музее. Все актёры работают на пределе своих возможностей, но некая усталость уже ощущается — постаревший вдруг Шурик (Демьяненко) излучает разочарование, не говоря уже о том, что актёр с отличным чутьём Юрий Никулин просто отказался сниматься в этой картине, которая тем не менее стала лидером советского проката. Цитаты из неё тоже в широком обиходе, но уже вызывают некоторое чувство неловкости у части аудитории.

В 1975-м выходит альманах по рассказам Зощенко «Не может быть!» с ударным составом: Михаил Пуговкин, Олег Даль, Георгий Вицин, Савелий Крамаров и так далее. Но реакция публики достаточно сдержанная. Может быть, аудитория не настолько любит Зощенко, как кому-то кажется. Но текст песенки «Губит людей не пиво» намотали на ус.

Становится понятно, что с Гайдаем что-то происходит. Он начинает прикрываться в творчестве тенями великих предков, вместо того чтобы оставаться на этой земле, здесь и сейчас. Отсюда — третья экранизация Гоголя «Ревизор» под названием «Инкогнито из Петербурга». В кадре всё хорошо: Станислав Чекан, Папанов, Мордюкова, Куравлёв, Олег Анофриев, Сергей Филиппов, Ширвиндт, Носик, но весь этот передвижной цирк уже не радует никого — ни самого режиссёра, ни зрителя. Считается, что роль Хлестакова принесла известность актеру Сергею Мигицко.

Двойная русско-финская экранизация повести «За спичками», которую написал в 1910-м под женским псевдонимом Майю Лассила финский журналист Альгот Унтола. Унтола был довольно мутным типом, местами склонявшимся к политическому террору. Во время гражданской войны в Финляндии выступил на красной стороне и проиграл.

В России его переводил Михаил Зощенко, когда его лишили основного заработка. «Двойная», потому что существуют две версии фильма с разным монтажом и с разными песнями: финская и русская. В главной роли — уютный Евгений Леонов.

Ну в общем относительно литературной основы я выбираю «Год зайца» Арто Паасилинна.

Но у Гайдая нарастает какая-то усталость — его следующий фильм «Спортлото 82», хоть и стал лидером советского кинопроката, но не впечатлил никого, кто хоть как-то разбирается в кино. Унылый сценарий, серый кастинг. В ходу какие-то спекулянты и неочаровательные жулики. Может, на него так влияла атмосфера в обществе. Может быть, были какие-то личные причины.

Немудрено, что следующий фильм «Опасно для жизни!» (1985) сейчас мало кто вспомнит. Сам Гайдай к нему относился с прохладой.

Но это уже были годы, когда на пороге ощущались ожидания перемен. И что самое грустное — люди, которые начинали под огромным давлением и умудрялись делать при этом шедевры, по мере сбрасывания давления со стороны государства (которое само с собой-то не могло справиться), — из них как будто испарялась воля к жизни и к творчеству.

И снятый в разгар перестройки перед самым крушением СССР «Частный детектив, или Операция «Кооперация» (1989) словно подтверждает этот тезис. Когда в сценарии всерьёз заявлен как знак времени владелец кооперативного туалета, то понятно же, что классик докопался до мышей.

И финальный «На Дерибасовской хорошая погода, или На Брайтон-Бич опять идут дожди» 1992-го — какой-то апофеоз пошлятины. Просто видна трагедия большого мастера. Одного из немногих представителей авторского кино в нашей истории.

Но знаете, что радует, особенно сейчас, когда мы прожили большую и неинтересную жизнь с того самого 1992 года?

Благодарность в титрах Дональду Трампу.

Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.